Уроки выставки

Уроки выставки

60-е и начало 70-х годов в России… Время значительных преобразований в экономике и укладе всей жизни страны. Время развития мощного общественно-педагогического движения, время практического создания основ новой школьной системы. Системы, несомненно, буржуазной, классовой, но сравнительно с дореформенной — более доступной для широких слоев населения. В первую очередь, конечно, доступной была начальная народная школа. Именно поэтому судьба ее привлекала внимание ведущих публицистов, писателей, общественных деятелей и — что особенно важно — выдающихся педагогов-практиков, настойчиво претворяющих в жизнь передовые педагогические идеи.

Животрепещущей проблемой наряду с перестройкой школы стала разработка теоретических основ отечественной педагогической науки. Личностью, сумевшей объединить в своей деятельности решение этих двух задач, оказался выпускник Московского университета, профессор ярославского Демидовского юридического лицея, позднее преподаватель Гатчинского сиротского института и Смольного института в Петербурге, человек недюжинного, яркого ума, педагог энциклопедического склада, первый русский педагог-теоретик, педагог-публицист Константин Дмитриевич Ушинский. Как Ломоносову в науке, ему выпало на долю стать реформатором русской школы, основоположником русской педагогики.

Вероятно, любой незаурядной личности трудно избежать конфликтов и столкновений с устоявшимися привычками, взглядами. Попытки Ушинского на практике совершенствовать преподавание привели к изгнанию его из учебных заведений, где довелось ему работать, к отстранению от педагогической деятельности.

Но призвание не позволило ему ни отступить, ни смириться с существующим положением. Ясно видя ущербность, несостоятельность официальной педагогики, ощущая насущную необходимость выработать подлинно научную теорию воспитания человека, понимая разобщенность и противоречивость многих педагогических идей и просветительских начинаний в России, Константин Дмитриевич в течение ряда лет работает над капитальным трудом «Человек как предмет воспитания. Опыт педагогической антропологии». Это сочинение, можно сказать, главный труд его жизни. В нем раскрыты основные закономерности науки о воспитании, показана взаимосвязь педагогики с другими областями знания о человеке, заложен, по существу, фундамент русской педагогики.

Еще в начале 50-х годов Ушинский выступает с педагогическими статьями в журналах «Современник» и «Библиотека для чтения». В 1860 году он становится редактором «Журнала министерства народного просвещения» и буквально возрождает его. Читатель сразу же почувствовал страстность и эрудицию редактора, его нетерпимость к застою и рутине, его стремление поддержать и утвердить принципы научной, демократической, прогрессивной педагогики. Журнал делается весьма популярным среди учительства, его публикации вызывают большой интерес, их живо обсуждают. Такими же популярными становятся вскоре и книги Ушинского — «Детский мир» и «Родное слово». Научность сочетается в них с доступностью и ясностью изложения, в них немало упражнений для развития логики, наблюдательности детей.

Круг педагогических исканий Ушинского поистине безграничен. Он разрабатывает стройную дидактическую систему, утверждает принципы воспитывающего обучения, отстаивает идею всеобщего образования, по существу, создает народную школу, считая это центральной задачей 60-х годов, продумывает курс первоначального обучения как основы общего образования. Стержень первоначального обучения он видит в изучении родного языка. С именем Ушинского связано начало педагогического, профессионально-технического и женского образования в России.

В 1862 году Ушинский едет в пятилетнюю командировку за границу для изучения постановки женского образования в Европе. В последние годы своей жизни — Ушинский умирает в декабре 1870 года — ученый работает над третьим томом «Педагогической антропологии». Его известность, авторитет в России велики, заслуги перед отечественной педагогикой несомненны. У него немало сторонников и последователей.

Настойчиво претворял идеи Ушинского в жизнь замечательный воронежский педагог Николай Федорович Бунаков. Он был убежден, что именно начальная школа должна приохотить детей к учению, постепенно развить их умственные, нравственные и физические силы. В 1867 году он открывает школу для подготовки в средние учебные заведения. Дети бедняков учатся в ней бесплатно.

Воронежский коллега Ульянова считает, что массовая безграмотность, невежество наносят существенный вред благу и отдельной личности, и всего государства. Он настаивает на введении всеобщего обязательного обучения, призывает общественность, земство принять широкое участие в школьных делах. Руководство начальным образованием он предлагает передать в руки самого народа, имея в виду опять же земство, представителей крестьянских и городских обществ, независимых деятелей просвещения. Воспитание у детей любви к родине, к народу Бунаков считает одной из важнейших задач школы. В своих выступлениях на учительских съездах и курсах он пропагандирует и отстаивает педагогические принципы Коменского, Руссо, Песталоцци, Ушинского… С большим интересом знакомится учительство и с его конкретной методикой обучения русскому языку и объяснительному чтению.

Среди учителей и деятелей народного образования широко известны в те годы и имена Василия Ивановича Водовозова, Николая Александровича Корфа. Эти педагоги играют заметную роль в утверждении народной школы, они показывают образец служения ей.

Водовозов — один из талантливых учеников и последователей Ушинского. Работал вместе с великим педагогом в Смольном институте. Организовал одну из первых воскресных школ в Петербурге. Публиковал статьи, в которых тщательно анализировал существующую учебную литературу; рекомендовал свой круг чтения для народной школы. По предложению Водовозова при петербургском Педагогическом обществе создается постоянная комиссия, разрабатывающая способы и средства наглядного обучения. В конце 60-х — начале 70-х годов Василий Иванович выпускает ряд пособий по литературе и грамматике русского языка.

Авторитет и известность Водовозова были велики. Однако его демократизм, гуманизм пришлись не по душе министерству просвещения. Его отстраняют от официальной педагогической службы. Но созданные им учебники и методические руководства, его статьи и выступления долго будут помогать учителям России.

Неменьшую популярность приобретает учебно-педагогическая деятельность Николая Александровича Корфа. Выпускник Александровского лицея после недолгой службы в министерстве юстиции переезжает в село Нескучное Екатеринославской губернии, где весьма энергично начинает заниматься народной школой. Гласный уездного и губернского земских собраний, член училищного совета Александровского уезда, он считает, что именно органы местного самоуправления должны сыграть решающую роль в ликвидации неграмотности среди крестьян. Земство может и должно взять на себя главную тяжесть расходов по устройству и содержанию школ.

Деятельность Корфа была многогранной и последовательной. Он ревизует школы, ставит перед земством конкретные задачи, помогающие улучшить учебное дело, предлагает привлечь к выполнению их людей, озабоченных судьбами народной школы. В отличие от довольно распространенного мнения он полагает, что крестьяне отнюдь не противники обучения детей — они просто разуверились в плохих училищах и плохих учителях. Дайте хорошую школу — и крестьянство всегда ее поддержит, утверждал Корф.

Он блестяще доказывает это на деле. За пять лет по его инициативе только в одном уезде открывается около ста начальных земских школ. Он организует мастерскую по изготовлению наглядных пособий, находит среди учеников таких, кто хочет стать учителем, и сам готовит их к будущей профессии. Дважды в год Корф объезжает школы уезда. Анализирует работу учителей, дает советы, сам проводит наглядные уроки.

Корф одним из первых в стране начал собирать учительские съезды, считая их необходимым и важным средством приобретения сельскими учителями знаний, опыта, навыков. Энтузиаст — практик, увлеченный человек, он счастливо сочетал в себе дар педагога и организатора. За выдающиеся заслуги в развитии народного образования он в 1870 году был избран почетным членом петербургского педагогического общества, затем — почетным членом Московского университета.

Но и в судьбе этого человека играет роковую роль упорное и целенаправленное нежелание правительства открыть доступ к образованию широким слоям населения. В либеральной, не несущей ничего противозаконного деятельности барона Корфа, идеализировавшего крестьянскую реформу 1861 года, власти все-таки усматривают некую опасность, всячески пытаются ограничить деятельность слишком активного земского гласного.

Многие мысли и идеи Корфа основывались на педагогических воззрениях Ушинского. Главной целью школы он считал подготовку человека, развитого духовно и физически. Нравственное воспитание ученика должно осуществляться на любом уровне. Учитель — живой пример для подражания; он эталон личности для обучаемых. И не только для них. Он обязан нести культуру и знания и в среду местного населения, отчитываться перед ним о своей работе.

Во многих статьях, публиковавшихся в Москве и Петербурге, Корф рассказывал о собственном опыте, высказывал суждения по конкретным проблемам школьного дела, давая рекомендации. Работа, опыт «земского педагога» были весьма интересными и ценными для учительства.

В разных учебных заведениях, в разных городах успешно работали и продвигали вперед школьное дело такие известные педагоги России, как А. Острогорский, Д. Тихомиров, Д. Семенов, В. Стоюнин. Все они были последователями и сторонниками К. Д. Ушинского, искренними и увлеченными защитниками демократической, массовой народной школы.

Деятельностью крупнейших педагогов России, их успехами постоянно интересовался Илья Николаевич. А вскоре появилась возможность и встретиться с некоторыми из них.

В 1872 году в Москве открывалась Всероссийская политехническая выставка. Она стала главным событием года. Мысль о необходимости ее высказали ученые — члены «Общества любителей естествознания, антропологии, этнографии» при Московском университете. Посвящена была она двухсотлетию со дня рождения Петра Великого.

Известие о предстоящей выставке взволновало всю Россию. Время было особое: после отмены крепостного права молодой русский капитализм быстро рос. Выставка позволяла продемонстрировать достижения промышленности в разных сферах человеческой деятельности, поучиться у предпринимателей Западной Европы, которые в те годы открывали немало заводов и фабрик в Российской империи, познакомиться с успехами конструкторов, инженеров, строителей.

Участие в выставке принимали многие ведомства и министерства, в том числе и просвещения. Был здесь и специальный отдел — педагогический. В нем были представлены учебники, программы, учебные пособия, макеты классных комнат и школьного оборудования, модель образцовой школы. Организаторы выставки — сторонники народного образования — понимали, что технический и промышленный прогресс страны невозможен без массового начального образования. Тем и объяснялось создание обширной и интересной экспозиции, посвященной школам. Познакомиться с ней, конечно, было бы весьма любопытно деятелям народного просвещения. Кроме того, предполагалось, что на выставке будут организованы педагогические чтения, которые проведут известные методисты и педагоги. Вот почему было решено пригласить в Москву инспекторов народных училищ и лучших школьных учителей — чтобы посмотрели, послушали, кое-что намотали, как говорится, на ус.

Известие об этом, полученное Ильей Николаевичем из учебного округа, чрезвычайно его обрадовало. Он прекрасно понимал, какую большую пользу для практического преподавания принесут четыре командировочные недели. И конечно же, сразу загорелся мыслью не только самому побывать в Москве, но и непременно послать туда хотя бы нескольких народных учителей. А поскольку министерство просвещения денег для них не выделяло, то Илья Николаевич отправился уламывать земских деятелей, доказывать, что расходы на учительские командировки непременно окупятся улучшением преподавания. И доказал, добился: четыре учителя тоже поехали в Москву. Среди них — руководитель практики на педагогических курсах И. Николаев и учитель А. Рождественский — из той самой чувашской школы, которую Илья Николаевич открыл в Ходарах. То, что удалось добиться командировок для учителей, было, пожалуй, самым приятным: ведь какая нежданная радость, какой подарок судьбы для того, кто, выучившись на медные гроши, изо дня в день среди невежества, жестокости, тупости и самодовольства учил детей бедноты, тянул их к свету, а сам не бывал порой дальше губернского центра!

Илья Николаевич, взволнованный, даже стал спешить, суетиться, что с ним никогда почти не случалось. 1 февраля отправил в Москву сведения об «инородческих» училищах губернии, образцы учебников. В апреле губернские «Ведомости» печатали сообщения комитета выставки — он читал и перечитывал их. Привлекало его внимание намерение провести во время работы выставки съезд преподавателей.

В мае от попечителя округа из Казани пришло сообщение, что инспектору И. Н. Ульянову выделяется 250 рублей на проезд и проживание в Москве. Поездка предполагалась с 3 по 31 июля.

Итак, с командировкой было решено. До отъезда требовалось еще завершить кое-какие дела. В понедельник, 5 июня, Илья Николаевич отправился в Буинский уезд. Пробыл там почти две недели. Возвратившись в Симбирск, он подвел итоги учебного года в школах, 21 июня экзаменовал воспитанников чувашской школы. В этот же день от попечителя округа поступило разрешение на выезд в Казань — получить командировочные деньги и документы. Поездка была весьма кстати: заодно можно отвезти Марию Александровну с детьми отдохнуть в Кокушкино.

Илья Николаевич поплыл в Казань пароходом. Получив в канцелярии учебного округа проездные документы, поднялся по Волге до Нижнего Новгорода. В то время только оттуда шла железная дорога на Москву. Ульянов очутился в железнодорожном вагоне впервые в жизни…

И вот она, выставка, разместившая свои павильоны в Кремле, на набережной Москвы-реки, в кремлевских садах и Манеже! В сорока павильонах тысячи экспонатов, разнообразные отделы — архитектурный, морской, почтовый, горнозаводской, железнодорожный, сельскохозяйственный и многие другие, включая даже отдел промысловых животных. Демонстрация продукции различных компаний и предприятий. Последние новинки техники. Образцы ткачества. Лесоводство. Достижения зарубежных фирм. Физические приборы. Постановка школьного дела в Швеции. Вот и образцовая сельская школа, представленная министерством просвещения. Добротная и удобная классная мебель, на стендах изящные учебные пособия, интересные коллекции, гербарии. Дорогие картины. Музыкальные инструменты. Но чернильницу на парту забыли поставить. В сенях нет ни вешалки, ни кадки с водой для питья, ни умывальника. И не показана типичная сельская школа, в которой бы и мебель, и наглядные пособия были самодельные или доступные по цене. А шведы демонстрируют отличные учебники, удобную складную школьную мебель — можно убрать ее и превратить класс в гимнастический зал. В партах даже гнездышки для чернильниц, грифеля, карандашей предусмотрены. И доски классные — разлинованные для чистописания, для черчения, для рисования контурных карт — на все случаи жизни. И какое сочетание эстетики и целесообразности! Но для российской сельской школы все это еще недоступная роскошь.

Четыре недели — срок небольшой. Илье Николаевичу, впервые попавшему в Москву, не хотелось терять зря ни минуты. И как ни велик был соблазн побродить по Белокаменной, полюбоваться ее красотами, все же большую часть суток проводил он на выставке, то и дело помечая в своей записной книжке: не забыть, обратить внимание, обязательно применить у себя… И настолько самозабвенным было это ненасытное его собирательство идей, соображений, наблюдений, что бросалось в глаза, замечалось окружающими. Оказавшийся вместе с Ильей Николаевичем на выставке симбирский преподаватель А. Покровский напишет потом: «Двух-трех случайно брошенных слов в обращении к нему достаточно было, чтобы видеть, что это деятель по народному образованию, которое тогда вызывало всеобщее живое участие. Деятель — не педант, трактующий себя полным знатоком этого сколько важного, столько же сложного дела, хотя уже и в то время он немало над ним потрудился, а деятель, собирающий материал, необходимый для сообщения устойчивости этой деятельности, ищущий где только можно полезных уроков, которые бы сообщили его деятельности настоящую силу и практическую применимость. Сколько раз ни случалось мне бывать на выставке, всякий раз я его встречал. И всякий раз он спешил поделиться с такой неподдельной задушевностью и простотой об усмотренном им каком-нибудь новом пособии, полезной книжке, о выслушанном им от других лиц, заинтересовавшихся этим делом, совете, сообщений о ходе народно-учебного дела. Так вот и напрашивается он на сравнение с трудолюбивой пчелой, которая с таким тщанием собирает вещество, которым воспользуется не столько сама она, сколько другие, но для которой тем не менее вся цель жизни заключается в том, чтобы собирать это вещество…»

Было, было на что посмотреть Илье Николаевичу, взять на заметку, сравнить с уже ставшими близкими его сердцу школами Среднего Поволжья. И не только посмотреть. Много нового, полезного для себя извлек он из лекций известных педагогов И. Ф. Бунакова и В. А. Евтушевского, посвященных теории и практике наглядного обучения. Многие вопросы, ему самому еще неясные до конца, становились понятнее после обсуждения их на специальных заседаниях инспекторов народных училищ. Речь на этих совещаниях шла о том, надо ли — и как — обучать в народных школах ремеслам; рассматривались программы для двухклассных и одноклассных сельских училищ; сравнивались разные способы подачи материала на уроках. Выступать самому на этих совещаниях Илье Николаевичу не довелось, да он об этом и не помышлял, считая, что дело, за которое он взялся, еще только-только начинает разворачиваться. И говорить о каких-то успехах и достижениях рано. Не будучи от природы ни фантазером, ни беспочвенным мечтателем, инспектор Ульянов лучше других знал, что того часа, когда русский мужик «Белинского и Гоголя с базара понесет», еще ждать и ждать. На выставке он отчетливо осознал, как долог, как невообразимо тяжел путь ко всеобщему, хотя бы и начальному, образованию народа. Но с детства знавший лишь один способ достижения цели — поистине муравьиное, неустанное упорство и каждодневная работа, — не впадал ни в черный пессимизм, ни в мелодраматическое отчаяние. Знал: дорогу осилит идущий. И с этим настроением стал готовиться к отъезду из Москвы: накупил книг и пособий, прихватил кое-какие приборы, подарки. В те дни ему исполнился сорок один год. Решив сделать приятное домашним, сфотографировался у столичного фотографа и поспешил к себе, на Волгу. И пока ехал, та досада, та глубоко запрятанная зависть, которую почувствовал, сравнивая шведскую школу и российские училища, потихоньку исчезала, уступая место уже рождавшимся новым мыслям, соображениям, планам.

Он спешит в Кокушкино и, побыв там несколько дней с семьей, отправляет Марию Александровну с детьми домой, а сам едет в Курмыш, чтобы провести первый съезд учителей народных школ уезда.

Две недели — со 2 по 16 сентября — инспектор с помощью учителя Рождественского, тоже только что вернувшегося из Москвы, знакомит учителей с тем, что увидел и узнал на выставке, проводит для них показательные уроки. С самого начала учебного года он берется за дела, намеченные еще в Москве: закупает учебные пособия и книги для школ, организует библиотеки. Приступает и к реализации своей давней мысли: надо при школах создавать комнаты для ночлега приходящих учеников. Об этом он пишет специальное письмо в губернскую земскую управу. В размышлениях о народной школе и в разговорах со своими единомышленниками виделось Илье Николаевичу еще одно совершенно необходимое дело: создание специального учебного заведения для подготовки учителей. Проблема казалась неразрешимой: где взять помещение, деньги?

Помог случай. Министерство просвещения решило открыть в Саратовской губернии учительскую семинарию. Но саратовцы никак не могли подобрать для нее подходящее помещение. И вот знавший об этом Белокрысенко, горячо одобрявший Ульянова, сообщил как-то Илье Николаевичу, что в большом селе Порецком, в двухстах верстах от губернского центра, у него пустует одно из зданий удельного ведомства, которое он мог бы передать под учительскую семинарию.

Здание в Порецком прекрасное — трехэтажное, представительное, удобное, с внушительным фасадом. А какие вокруг Порецкого места — пойма Суры, заливные луга, леса и озера!

Конечно, лучше бы открыть семинарию в своем городе, но что же делать…

Встал вопрос о директоре. Очень хотелось бы видеть руководителем семинарии Владимира Александровича Ауновского. Лучшего директора не найдешь: разносторонне образован, увлечен школой, опытен в преподавании, справедлив и рассудителен. Но согласится ли он оставить гимназию, где работает инспектором, уехать из губернского города, сменить налаженную привычную жизнь? Да к тому же он и прибаливает…

Ауновский согласился. И 18 ноября 1872 года Порецкая учительская семинария была открыта. С приветственным словом к гостям и слушателям обратился Владимир Александрович. В его речи были такие примечательные слова:

— Торжество открытия семинарии есть вместе с тем торжество народной школы, народного образования, на котором зиждется сила и могущество государства. Семинария должна готовить таких учителей, чтобы школа могла давать крестьянам положительные знания, научила их пользоваться дарами окружающей природы и развила бы в крестьянах обязанности человека и гражданина.

С открытием этого учебного заведения симбирские учительские курсы были упразднены. Отныне Порецкая семинария будет готовить учителей для губернии.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.