Победа русской дипломатии
Победа русской дипломатии
В конце 1720 года становится очевидным, что Северная война подходит к концу. В октябре Петр получает послание шведского короля, который просил начать мирные переговоры без посредников.
Но почти одновременно фактический французский министр иностранных дел аббат Дюбуа настойчиво добивался посредничества. Поскольку Франция в это время проявляла склонность к союзу с Россией, то в Петербурге хотя и скептически относились к этой склонности, сочли нецелесообразным отклонить просьбу Франции. Конечно, русские понимали, что французский посол в Швеции Кампредон своим посредничеством, несомненно, будет играть на руку не только Швеции, но и Англии. Но все же его согласились принять в Петербурге. В конце концов, пренебрегать Францией было неразумно, тем более что в Стамбуле французы помогали Дашкову с заключением вечного мира.
Кампредон с невероятным усердием взялся за выполнение своей миссии. Он так спешил в Петербург, что по пути утопил во время переправы своих лошадей вместе с каретой и багажом. Однако он сохранил главное свое орудие, на которое возлагал особые надежды: огромную сумму денег, выданных ему Дюбуа для подкупа русских министров. К великому огорчению Кампредона, прозрачные намеки, которые он делал русским сановникам, не имели никакого успеха. В отличие от продажных европейских политиков (сам аббат, а скоро и кардинал Дюбуа получали постоянно жалованье от Георга I) дипломаты Петра оказались неподкупными. Дело объяснялось не их бескорыстием, а тем, что царь тщательно контролировал свою дипломатию. Так что даже если кое-кто и брал иногда деньги и подарки от иностранцев, то это никак не сказывалось на русской политике при Петре.
Сначала Кампредон в беседах с русскими дипломатами пообещал, что Россия, которой, конечно, придется вернуть Лифляндию, Эстляндию, Выборг и прочее, получит за это, благодаря помощи регента, Петербург, Ингрию и Нарву. Но в ответ, как обиженно доносил французский посол, русские начали «хохотать во все горло». Однако ему все-таки удалось добиться аудиенции у царя. Правда, прибыв в назначенное время, он ожидал больше часа. За это время Шафиров и Толстой объяснили, что если он не сможет сказать что-нибудь новое по сравнению с тем, что они уже слышали, то не стоит отнимать время у государя, ибо он очень занят. Француз и сам в этом убедился, когда явился царь, одетый в матросскую куртку, пропахшую смолой: он занимался на верфях Адмиралтейства подготовкой к спуску на воду очередного корабля. Кстати, он нередко прямо там (а он начинал в Адмиралтействе каждый свой рабочий день) принимал иностранных послов, которые пробирались к царю сквозь лес шпангоутов, рискуя не только порвать свои бархатные и кружевные одеяния, но сломать себе шею.
Кампредон пытался разъяснить царю, насколько возрастет его слава, если он проявит великодушие и вернет Швеции завоеванные провинции. На это Петр со смехом ответил, что ради славы он охотно поступил бы так, если бы не боялся Божьего гнева в случае, если он отдаст то, что стоило его народу огромных трудов, денег, пота и крови. Два месяца хлопотал Кампредон в Петербурге и ничего не добился. Однако его «посредничество» не пропало даром. Посол смог понять, насколько могущественна теперь Россия. Его потрясло увиденное им необычайное зрелище: новые линейные корабли один за другим спускались со стапелей на воду в разгар морозной зимы. Петр приказал вырубать огромные проруби, куда сходили корабли, чтобы освободить стапеля; здесь же немедленно закладывались новые.
Вернувшись в Стокгольм, Кампредон заявил шведам, а заодно и английскому послу Картерету, что нет никаких шансов добиться от русских уступок и надо заключать мир, пока не поздно. Он сообщал, что могущество России возрастает такими темпами и приобретает такие масштабы, что в будущем Петр сможет потребовать от Европы еще больше. Именно это внушали петровские дипломаты Кампредону, и тем самым его миссия оказалась полезной для России.
Нельзя не привести оценку, данную Кампредоном, сущности внешней политики и дипломатии Петра: «В войне ли или в мире, но если этот государь проживет еще лет десять, его могущество сделается опасным даже для самых отдаленных держав. Хотя я мало времени пробыл здесь, но достаточно могу судить, что он осторожно поступает с ними единственно ради своих интересов и чтоб добиться своей цели, и как бы он ни принимал иностранцев — в дружеских ли сношениях, по делам ли торговли, но они никогда не добьются от него никаких выгод иначе, как если царь убедится, что они нужны ему». Нетрудно заметить, что эта оценка не отличается дружественным тоном, и причина этого понятна. Любопытно другое: представитель самой изощренной в мире дипломатии с искренним огорчением и бесподобной наивностью констатирует, что, оказывается, другие тоже умеют защищать интересы своей родины, и притом с гораздо большим искусством и эффективностью, чем это удалось Кампредону, не получившему ровным счетом ничего от своей миссии в Петербурге.
Без всяких посредников 28 апреля 1721 года в финском городке Ништадт встретились, наконец, за круглым столом «в средней светелке конференц-хауза» дипломаты России и Швеции для заключения мирного договора. Россию представляли по-прежнему Брюс и Остерман.
К этому времени оба они были удостоены титулов: Я. В. Брюс — графа, А. И. Остерман — барона и тайного советника канцелярии.
Народные легенды о Брюсе, собранные Е. З. Барановым
Как Брюс с царем поссорился
Раньше Брюс жил в Петрограде, да царь Петр выслал его в Москву за одну его провинность: на царском балу, во дворце, он устроил насмешку. А эта насмешка такая. Приехал на этот бал Брюс, а уж был хватемши, да мало-мало до настоящей припорции недоставало. Вот он подошел к буфету, взял бутылку вишневки и давай прямо из горлышка сосать. Сейчас лакузы (лакеи), разная там шушера-мушера побежали к царю жаловаться.
— Брюс, говорят, пьяный напился и безобразничает: прямо изо всей бутылки наливку вишневую пьет, а тут женский пол, генералы…
Вот царь подходит к Брюсу и говорит:
— Ты что же хамничаешь? Нешто рюмок нет, что ты из бутылки прямо тянешь? Ты вот, говорит, вместо того, чтобы охальничать, устроил бы какую-нибудь потеху, а гости посмеялись бы…
— Ну, ладно, — говорит Брюс, — устрою тебе потеху.
И устроил. Понятно, с пьяных глаз…
Эта публика, разные там графы да князья, генералы, женский пол, эти барыни под музыку плясали-танцевали… Все одеты хорошо, все шелка да бархат, одним словом, шико… Вот Брюс махни рукой. И тут видят эти самые господа, которые по паркету кренделя выделывали, что на полу отчего-то стало мокро… По первому-то разу подумали, что беспримерно грех с кем-нибудь случился… И-и пошло у них тут «хи-хи» да «ха-ха»… Но только видят — идет вода из дверей, из окон, падает с потолка… И завизжали. Загорланили…
— Потоп! Потоп!
Они думали, что это петербургское наводнение. Нева из берегов вышла, весь город потопила. И началась тут потеха! Эти госпожи барыни платья задрали, а генералы да князья кто на стул забрался, кто на стол, кто на подоконник… И все вопят, орут — думают, что им конец подошел. Только царь знал, что это Брюс сделал отвод глаз, и кричит он ему:
— Брось, пьяная морда! Брось свои шутки!
Вот Брюс опять махнул рукой — и смотрят все: нет никакой воды, везде сухо. Но только господа эти стоят на столах, на стульях, а барыни задрали подол… Тут все поняли, что Брюс над ними шутку подшутил, и стали жаловаться царю, дескать, Брюс на нас такую срамоту нагнал — разговор на весь столичный город Петербург выйдет.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.