90-е годы, Западная Европа

90-е годы, Западная Европа

Паркотель Zonneland располагался около голландского городка Роозендааль и имел классный слоган – «дом вдали от дома». Одноэтажное строение с красивой верандой, выходящей к пруду, находилось на территории большого парка, включающего в себя территорию для игры в пейнтбол и даже небольшой загон для мирно пасущихся домашних животных, которых можно было покормить и потрогать. Фирменным знаком этой семейной гостиницы были разгуливающие по асфальтированным аллейкам пара-тройка павлинов. Иногда гостям отеля удавалось уговорить кого-нибудь из них распушить на пару минут хвостик, и тогда двухметровый веер из переливающихся разноцветных перьев вызывал в каждом, кто это видел, всплеск восторга. Правда, у этих птичек был и недостаток, – иногда по ночам им, очевидно, снилась родина, и они от тоски начинали орать совершенно жуткими голосами, пугая постояльцев.

Но все же основным преимуществом этого небольшого отеля было само место его нахождения – в нескольких сотнях метров от голландской госграницы, на стыке нескольких крупных европейских автомагистралей. Таким образом, существовала уникальная возможность при желании посетить по меньшей мере три страны Бенилюкса, каждый раз возвращаясь на ночь в свою гостиницу. Эта фишка и стала основой туристической программы, разработанной для своих vip-клиентов одним из московских туристических бюро.

То, что сидеть без какого-либо определенного дела, будет мне довольно тягостно, выяснилось быстро. Любой отдых доставляет удовольствие лишь в том случае, если следует за периодом интенсивной работы или ему предшествует. То, что для многих казалось целью, осуществившейся мечтой, у меня, как выяснилось, вызывало лишь растущее раздражение. Здесь, на юге Баварии, в очень красивом университетском городке на Майне со 150 тысячами жителей, живя в хорошей трехкомнатной квартире в зеленом квартале и автомобилем представительского класса в гараже, в принципе можно было бы, вероятно, расслабиться и не делать ничего, ревностно отстаивая это свое право от любых на него покушений. Тем более что все эти радости фактически были гарантированы тут пожизненно. Чего дергаться, выбор сделан, жизнь удалась…

Именно так и поступало большинство перебравшихся сюда соотечественников. То обстоятельство, что они по разным причинам – главным образом из-за незнания языка и, что важнее, в силу собственного менталитета – никогда уже не будут тут профессионально востребованы, почему-то лишь укрепляло их в сделанном выборе. Жизненные интересы быстро сводились к стремлению собрать полную фильмотеку советских кинокомедий или к еженедельным коллективным пивным загулам с воспоминаниями о прошлом. Всегда приятно иметь возможность что-то сделать, еще приятнее иметь возможность не делать ничего – своеобразная, но, оказывается, широко распространенная логика. Не моя, однако…

«Не льстите себе – подойдите ближе…» – перевел я однажды надпись в общественном сортире в одной из европейских столиц. Может, если уж быть до конца честным, разница была в «обретенных приобретениях» – я лично, в отличие от абсолютного большинства переехавших на Запад, не получил ничего такого, чего бы уже не имел или сегодня не мог иметь дома. Разве что не столь уж важный теперь второй паспорт. А утратил вместе с психологически важным статусом, свое дело, неотделимое не просто от родного языка, но и места в профессиональном круге.

Совершенная мною ошибка со временем представлялась все более очевидной. И чем дальше, тем сильнее мучил драматизм ситуации, порожденный сознательным «обрубанием концов». Когда я делал это, нервно избавляясь, скажем, от прекрасной московской квартиры и дорогих сердцу вещей, которые было невозможно захватить с собою, мне казалось, что таким образом я обеспечиваю некую однозначность ситуации, лишая самого себя возможности отступления. Я не учел только одного – своего характера…

Сделав кое-какие телодвижения и получив в качестве первой реакции телефонный звонок из Москвы с предложением заняться для начала сопровождением небольших туристических групп по Западной Европе, я был искренне рад и такой востребованности…

Мы договорились о следующем порядке сотрудничества. Еще из Германии я бронирую по своей кредитной карте в конкретном аэропорту комфортабельный микроавтобус или хороший легковой автомобиль – в зависимости от числа прилетающих клиентов. Затем, к обусловленному времени приезжаю на поезде в Амстердам, Брюссель или какой-либо иной европейский город, где встречаю прилетевшую группу или семью, и затем, выполняя одновременно обязанности водителя и гида, показываю людям то, что они хотели. Бюро бронирует для меня отель с завтраком и ужином, возмещает все текущие расходы. Хотя работа эта оказалась физически не очень легкой и требовала серьезной информационной подготовки, гонорар за каждые сутки составлял сто долларов, что в то время казалось суммой, в общем, компенсирующей затраченные усилия. По крайней мере, я на какое-то время был «при деле».

Если речь шла о путешествии по Бенилюксу, то, разместившись в Zonneland, после встречного коктейля мы с гостями планировали предстоящую неделю. Когда у приехавших хватало еще сил после дороги, мы ехали в близлежащий городок Роозендааль, гуляли по его улочкам, знакомясь с жизнью провинциальной Голландии. На следующее утро, пораньше мы выезжали в любимый мною Амстердам; я рассказывал о городе, потом, оставив машину на стоянке в самом центре, вел народ в музей мадам Тюссо. Мы плавали по воде на катерах с панорамным остеклением, позволяющим увидеть снизу узкие улочки непохожего не на один другой города велосипедов, заглядывали в квартал Красных Фонарей, по желанию, можно было посетить музей секса неподалеку от главного вокзала. К ужину «усталые, но довольные» все возвращались в свой отель. Следующий день был посвящен путешествию в Роттердам, знакомству с городом-портом, посещению торгового центра плюс несколько часов отдыха в местном центре водных развлечений «Тропикана». Доходила очередь и до голландской столицы Гааги, где мы заглядывали в Королевскую картинную галерею, любовались дворцом Королевы.

В середине недели, выезжая из нашего отеля, мы поворачивали уже в другую сторону и ехали в Бельгию, в Брюссель. Еще при въезде в «столицу Европы», я обращал внимание всех на так хорошо знакомую по телерепортажам железную скульптуру за невысоким забором Штаб-квартиры НАТО, посмотрев город, мы добирались на окраину в знаменитый парк рядом с Атомиумом «Европа в миниатюре», всегда вызывающий море эмоций. В Антверпене заходили в дом-музей Рубенса; в Брюгге, катаясь на лодках по средневековым каналам, лакомились знаменитыми бельгийским сладостями. Наконец, в предпоследний день мы совершали самый дальний марш-бросок – ехали в государство Люксембург. Еще сутки после возвращения оставались гостям на свободное время и я, доставив их потом из отеля обратно в аэропорт и сдав прокатный автомобиль, с чувством выполненного долга возвращался на скоростном экспрессе в свою Баварию.

Людям, очевидно, нравились мои рассказы о городах и местах, где мы бывали. Я говорил о том, на что не всегда успевает обратить внимание просто турист – например, о принципиальной разнице в менталитете, скажем, немцев и голландцев. Если первые непременно каждый вечер опускают жалюзи на окнах, стараясь оградить свой маленький мир от чужих, то в Голландии, напротив, устраиваясь где-нибудь в гостиной перед телевизором, жалюзи поднимают, и иногда трудно отличить, таким образом, первый этаж частного семейного дома от холла уютного отеля. Надо сказать, что тогда большое впечатление на еще не избалованных российских туристов производила сама открытость Западной Европы, позволяющая, даже не замечая того, переезжать из одной страны в другую. Сидя за рулем, я обращал внимание, что европейцы давно уже не говорят – еду в Италию или Швецию, а замечают лишь – еду в Рим или Стокгольм, и предлагал иногда заключить пари на бутылку вина за ужином на то, что кто-то из туристов сможет точно определить момент пересечения госграницы. После этого оставалось только, возвращаясь в отель, выбирать не магистральную дорогу, где сохранились неиспользуемые уже рудименты, вроде заброшенного здания таможни, табличек или недействующих шлагбаумов, а обычное шоссе, и выигрыш был обеспечен. Моя подсказка, что, к примеру, возвращаясь из Бельгии легко определить, что ты уже на голландской территории, просто вглядываясь в морды попадающихся на обочине ухоженных коров – как только придет осознание, что они начинают выглядеть явно симпатичнее встреченных на улицах женщин – значит, граница позади, – помогала не всегда.

Турбюро, с которым я сотрудничал, было, как я понял, дочерней фирмой московского «Элком-банка», и потому приезжавшие люди, так или иначе, оказывались связаны некими взаимоотношениями с этим банком. Попадались клиенты, из разговора с которыми можно было понять, что путешествие это не стоило им ни гроша и стало своеобразной благодарностью коммерческого учреждения, – вероятно, вместо банального денежного подношения.

Однажды меня попросили провести на легковом автомобиле программу по Европе для двух дам. Как оказалось, одна из них была действующей мэршей крупного подмосковного города, кажется, Долгопрудного, а вторая – ее личной помощницей. Причем для первой, чью шею наискось разделял глубокий свежий шрам, поездка эта, по-видимому, была формой некой реабилитации от банка после перенесенного ею покушения.

С первых минут встречи в аэропорту дама эта попыталась вести себя со мною так, как будто я был приставлен к ней личным шофером, которому надлежало беспрекословно исполнять любой каприз властной хозяйки. Поначалу это меня веселило, но уже к концу первого дня стало надоедать. Не желая подводить своих московских работодателей, я, тем не менее, внятно объяснил гостье, что если она немедленно не сменит тон и не воспримет ситуацию адекватно, то дальше ей придется путешествовать самостоятельно, лишь в обществе своей подруги.

Баба оказалась неглупой и достаточно сообразительной. К вечеру, открывая вторую бутылку купленного на экскурсии в городе виски, она вела себя уже вполне нормально и без подробностей жаловалась мне, как трудно жить в наше время, будучи хозяйкой города, в ладах со всеми. Существуют интересы сторон примирить которые невозможно и, сделав любой выбор, волей неволей оказываешься в зоне серьезного риска. А у нее, между прочим, взрослая дочь… Помощница согласно кивала в такт словам начальницы, успевая при этом наполнить бокалы.

– Понимаешь, Саш, мы хотели тут хоть немного забыть все… расслабиться… Как это поется – «приют эмигрантов – веселый Париж.» Да, кстати, а мы в Париж когда едем? Что значит – не Бенилюкс?

– Ну, это Франция… Ее, к сожалению, нет в программе… Дамы переглянулись.

– Значит так, Саш. слушай сюда… Утречком позвони в Москву, в это ихнее турбюро… скажи, что мы едем в Париж. пусть делают, что надо. Скажи, что я так хочу…

– Да без проблем… позвоню… – кивнул я.

– Ну вот и умница. Ты меня извини, что я так поначалу. А теперь все. все спим. Иди. и ты тоже, – она показала рукой подруге. – Спим… Но только до утра.

У дверей своего номера помощница задержалась.

– Понимаете, Александр. она хорошая… очень. А они ее чуть не убили. Вы на нее не обижайтесь.

– Я не обижаюсь уже…

– Знаете. – она, потягиваясь, прижалась к косяку двери всем телом. – После всего, что там, дома. так хочется расслабиться.

Но это был совсем не мой вариант. В пакет компенсаций я не входил. И заставить себя не мог. Чего ради?..

– Спокойной ночи.

– Да. Спокойной ночи. – она, видимо, смотрела мне вслед, пока я не вошел в свою комнату и нарочито громко не провернул ключ в замке.

Утром я передал желание гостьи в Москву. Через день к вечеру какой-то здоровенный русский бугай на дорогой машине с желтым голландским номером привез мне в отель пачку денег. Из турбюро позвонили и сообщили, что номера в Hilton, неподалеку от Башни, для нас заказаны. Мне оставалось поехать на вокзал Роозендааля и купить три билета первого класса до французской столицы.

Меньше всего моих девушек заинтересовал Лувр, куда мне все же удалось их затащить. На скамеечке в чудесном парке Тюильри мне пришлось их ждать совсем недолго.

Обратно в Голландию мы возвращались в первом классе французского скоростного экспресса TGV, и, когда официант принес обед, сервированный как в самолете, на запечатанных подносиках, мы долго пытались определить назначение пластмассовой конструкции, напоминающей перевернутую вверх дном мензурку. На мой вопрос по-английски официант что-то буркнул, ничем не прояснив ситуацию. Я спросил еще раз, и тогда он, оставив тележку с остальными обедами, молча, распаковал один поднос на откидном столике, достал оттуда мензурку, соединил нижнюю и верхнюю часть в подобие одноразового бокала и откупорил вино. Было очевидно, что по его мнению, не справиться с такой ерундой мог только иностранец.

Мы с девушками переглянулись. По – моему, им страшно понравилось, что я тоже могу в этой треклятой Европе чего-то не знать. Свои рюмки они уже собирали самостоятельно, а мэрша даже успокаивающе похлопала меня по руке.

На рейс Аэрофлота в Амстердаме на следующий день мы опоздали из-за страшных пробок на автобане. Я договорился, что на Москву их отправят следующим рейсом KLM через полтора часа. Мэрша злилась.

Попрощались мы неожиданно холодно. Было похоже, что проведенный короткий отпуск уже остался для нее далеко в прошлом, и сейчас надо было готовиться к тому, что ждало ее дома. Глаза ее стали совсем холодными, худое лицо осунулось и посерело. Пожав мне руку, она взглядом остановила полезшую было ко мне целоваться помощницу, и они, толкая тележки, пошли к стойке регистрации, даже не оглянувшись.

Спустя какое-то время на мой вопрос в московском турбюро мне сказали, что по возвращении она пыталась уйти в отставку с поста мэра, и ее убили.

…С течением времени мне надоело мотаться за рулем по дорогам Европы, я задумался над другими вариантами применения своих сил и неожиданно обнаружил их в том же туризме. Дело в том, что ставший в это время министром иностранных дел ФРГ Йошка Фишер, принимавший участие в молодости в левых экстремистских движениях, как раз переналаживал работу немецкого МИДа на новый лад. Искали варианты облегчения процесса выдачи виз гражданам из Восточной Европы, главным образом, украинцам. Нашелся один немецкий предприниматель из страхового бизнеса, который, слетав в Киев, убедил сначала Посольство, а потом и руководство МИДа, что таким вариантом может стать специально придуманный страховой полис «Райзешуцпасс», формально гарантирующий возмещение расходов по депортации иностранца, нарушившего правила пребывания в стране. Каким образом ему удалось добиться включения упоминания именно этого документа в официальную посольскую инструкцию об оформлении украинцам въездных виз – покрыто мраком и сегодня, хотя и известно, что спустя несколько лет ряд немецких сотрудников в Киеве и работников центрального аппарата МИДа были привлечены к уголовной ответственности. Речь, очевидно, должна была идти об очень больших суммах, если эти люди пошли на такое. Как потом выяснилось, рекомендация именно этих документов именного этого страховщика была утверждена специальным приказом Статс-секретаря МИД ФРГ.

Разумеется, никаких подробностей тогда никто не знал, а просто вся туриндустрия Украины вдруг бросилась искать партнеров в Германии, через которых только и можно было приобрести этот документ, кроме печати эмитента, скрепленный и штампом немецкого турбюро. Оставалось только закупать бланки таких турваучеров у страховщика, заверять их штампом и, приложив подтверждение брони из отеля, переправлять – автобусом или скоростной почтой – на Украину, где на их основании посольство без затруднений выдавало визу практически каждому, кто об этом просил. Открылась совершенно новая финансовая ниша и ее стоило использовать.

Со стороны немецкого туристического бюро все происходило абсолютно в рамках существующих законов и в полном соответствии с инструкциями МИДа страны. Разница в стоимости документа, по которой он приобретался у страховщика, и той, по которой он после оформления бронирования и расходов на пересылку, уходил на Украину, составляла 15–20 евро на каждый ваучер Поскольку речь шла о практически неограниченном числе «пассов», за которые были готовы платить контрагенты в Киеве, в целом, это выливалось в очень солидные суммы, и практически все русскоязычные турконторы занялись этим бизнесом.

Я отыскал в своем городе соотечественницу Наталью, владевшую зарегистрированным, но не функционирующим турбюро, и мы развернули эту работу, поделив обязанности. На мою долю приходился процесс приобретения «райзещуцпассов» у страховщика, находящегося от нас в паре сотен километров, проставлении на них соответствующего штампа, бронирования отелей для групп и отправки заказчику документов в обмен на присланную предоплату, она же оформляла все нужные письма и вела отчетность. Сказать, что прибыль в 15 % оказалась немалой, было бы проявлением большой скромности…

Снова у меня появилась свобода выбора, обеспечиваемая серьезным финансовым источником, и снова я не пожелал всерьез подумать о завтрашнем дне. Деньги уходили так же легко, как появлялись. Мы купили еще две машины – «БМВ» Андрею и «Форд-Фиесту» для Валентины. Андрей съездил на Мальту и в Египет с оплатой расходов и тогдашней своей подруги. И при этом счет не иссякал. Памятуя, что любой бизнес нуждается в диверсификации, мне пришла идея об открытии своего ресторана.

До того я как-то упустил мысль Довлатова о том, что каждый русский, оказавшись на Западе, мечтает открыть либо газету, либо ресторан, и что из этого, как правило, мало что получается. Исходил я из простого соображения, что вести его будет Валентина, имеющая полученное до филфака специальное образование в области гастрономии и уникальный опыт организации ресторанного обслуживания на высшем международном уровне – для гостей «Горького». А мы с Андреем будем ей просто помогать.

В реальности все оказалось совсем не просто. Прежде всего предстояло найти сам объект – ресторан, оборудованный соответствующим образом, который его владелец – фирма или частное лицо – был бы готов отдать в аренду. При этом следовало учитывать множество нюансов – от перспективности его места расположения до суммы ежемесячной аренды. Что-то не устраивало нас, что-то – немцев, в большинстве своем не горящих особенным желанием передавать дело в руки приехавших к ним иностранцев. Наконец, случайно мы отыскали небольшой ресторан с верандой, называющийся «Zur Alten Fahre» (У старого парома) и расположенный на первом этаже большого частного дома в курортном местечке, километрах в десяти от нашего города. Однако у нас тут же нашлись конкуренты и хозяину, крепкому еще пенсионеру из коренных баварцев с женой и многочисленной родней, предстояло сделать свой выбор. Когда-то, будучи помоложе, они сами вели свое заведение, потом передали в аренду, и опыт оказался не слишком удачным. Теперь для них было очень важным не ошибиться еще раз. Российское происхождение потенциальной хозяйки вряд ли в этой ситуации представлялось им плюсом.

В этой ситуации пришлось мне вспомнить об основной своей профессии и написать им письмо:

«Дорогая фрау…..

Дорогой господин…..

Наши беседы с Вами убедили нас в том, что Вы глубоко и искренне переживаете за дальнейшую судьбу принадлежащего Вам ресторана. Как блестяще разбирающиеся в гастрономии люди, Вы обоснованно хотите, чтобы он вновь возродился и стал не менее популярным, чем в то время, когда его вели Вы.

Поверьте, что наши желания в этом полностью совпадают.

Мы были бы счастливы получить возможность приложить все возможные усилия для того, чтобы сделать это. Наш опыт и знания в этой области, основанные на многолетнем стаже работы – мы уверены – позволят это осуществить. Уже сегодня у нас есть много планов в этой области. Думаем, что и Ваши советы были бы всегда нам крайне полезны.

Кроме того, полностью принимая названные Вами условия договора, включая сумму кауциона (залога) в 10 000 евро, мы намерены дополнительно сделать значительные инвестиции в развитие ресторана, обновить интерьер, посуду, приобрести дополнительную дорогостоящую кухонною технику.

Поверьте, что при этом мы – как и всю нашу предшествующую деловую жизнь – будем всегда крайне пунктуальны в выполнении всех своих обязательств перед Вами.

Мы уверены, что сумеем вдохнуть в Ваш ресторан новую жизнь.

Мы были бы Вам очень благодарны, если бы Вы сочли возможным оказать нам доверие и позволили бы сделать это.

С искренним уважением

и надеждой на многолетнее сотрудничество

Семья…»

По видимому, слегка потрясенный моими литературными изысками, старик уже через сутки позвонил Валентине и подтвердил свое согласие на передачу своего любимого детища в ее руки. Но количество проблем только нарастало…

Не вдаваясь в подробности, скажу, что спустя семь-восемь месяцев после открытия, мы, выплачивая очень значительную аренду и зарплату второму уже немцу-повару, сменившему первого, оказавшегося мерзавцем, мы едва сводили концы с концами. К тому же наступила зима, навигация по Майну закрылась, поток туристов с теплоходов, приплывавших сюда полюбоваться парками и замком, иссяк. Появившиеся же немногочисленные постоянные клиенты из местных, к сожалению, погоды не делали. Многие платежи приходилось проводить не из прибыли, а из личных средств, которые быстро таяли.

В стране между тем менялась политическая обстановка, и приобретающая все больший вес оппозиция одним из главных объектов своей критики выбрала МИД и его министра Фишера, припоминая все особенности его биографии. Туристический поток из Украины волевым решением был резко остановлен, потому что выяснилось, что часть из въехавших по «райзешуцпассам» не торопилась покидать европейское пространство, а ехали из Германии дальше – в Испанию, Португалию, где было легче найти заработок «по черному». В одночасье уже оплаченные «пассы» стали никому ненужными бумажками, которые жуликоватый страховщик тут же объявил не подлежащими возврату. Формально на него завели дело, впоследствии мягко спущенное на тормозах, а виновными во всем посчитали немецкие русскоязычные турфирмы, которые, по логике расследования, обязаны были сами сообразить, что рекомендуемые государством в лице МИДа страны «райзещуцпассы» – фикция. Они, мол, раскупались в таком количестве неимущими украинцами вовсе не для турпоездок, а потому, что те изначально планировали, получив на их основании визы, стать шварцарбайтерами где-нибудь в Южной Европе.

Не решаясь поначалу впрямую обвинить своих уже отозванных из киевского посольства сотрудников в коррупции, делающий карьеру молодой прокурор, в юрисдикции которого оказалась открывшаяся проблема, решил поискать козлов отпущения среди владельцев русскоязычных турфирм. Была дана команда полиции в нескольких городах, установившей негласное наблюдение за наиболее крупными из них.

В Кельне вскоре прошел процесс над руководителем турбюро, оформлявшем рекомендованные немецкими дипломатами «райзешуцпассы» для украинцев в особенно больших объемах. Логичная ссылка, что турбюро лишь способствовало продвижению официально утвержденного правительством страны документа, как ни парадоксально, не помогла – человеку показательно дали четыре года!

Однажды, когда ресторан уже закрывался, а Валентина уехала домой, на пороге появились двое мужчин в гражданском – из местной уголовной полиции. Вежливо представившись, они попросили разрешения осмотреть служебные помещения, а затем один пригласил меня проехать вместе с ним для беседы. Домашний телефон не отвечал – дома уже шел обыск, и Валентине запретили снимать трубку.

Мы поехали вместе на моем автомобиле, и я оставил его на площадке перед городским полицейским управлением. Меня провели в кабинет и объяснили суть претензий – речь, по словам комиссара, шла ни много ни мало о «преступном содействии незаконному проникновению в страну». Кстати, я почти не понимал баварский диалект, на котором он со мною говорил. День уже заканчивался, и комиссар, созвонившись с коллегами, досматривающими квартиру, с удовлетворением объявил, что им удалось найти штампы турбюро и несколько дебетовых карточек украинских банков, с помощью которых официально рассчитывались с нами украинские партнеры. Все это, по его словам, надлежало тщательно проверить, а потому мне придется задержаться у них, по меньшей мере, до утра.

Что испытывает человек, не ощущающий за собою никакой вины, которому впервые в жизни объявляют, что ему предстоит провести ночь в тюрьме? Ну, не в тюрьме – до сих пор не знаю, как у немцев называется наша КПЗ – какая разница… Нахлынувшие отечественные аналогии невольно вызвали шок, но спорить, как я понял, было бессмысленно.

Меня пригласили (не повели…) в другую комнату, где стояла камера, соединенная с компьютером. Сделали стандартные снимки на фоне специальной таблицы, попросили оставить ключи, мобильный телефон, портмоне, часы, которые уложили в прозрачный пакет и опечатали. Отсканировали отпечатки пальцев на специальном сканере. Все вопросы задавались с предельной вежливостью. С сотрудником мы пошли по длинному коридору, он заглянув в комнату, где сидели несколько человек перед мониторами, что-то сказал обо мне.

– Вы будете ужинать? – спросила меня девушка в форменном свитере с тяжелой кобурой на боку.

– Простите? – не понял я.

– Сейчас уже вечер, вы пробудете тут до завтрашнего утра. Хотите ли вы ужинать? – повторила она на вполне доступном немецком.

Я только нервно помотал головой.

– Тогда вас проводят. По дороге, если хотите, можете посетить наш мужской туалет. До свидания.

Она протянула моему сопровождающему ключ. Мы спустились по лестнице на этаж, и он открыл одну из дверей.

– Заходите сюда…

Помещение представляло собой довольно большую комнату-камеру, разделенную толстой решеткой на две части. В первой части был умывальник и что-то вроде вешалки, во второй, уже за решетчатой дверью сбоку, находился выкрашенный в коричневый цвет деревянный настил на уровне коленей, на котором лежало старое солдатское одеяло. Слева в углу был вмонтирован в пол унитаз из нержавеющий стали, все же слегка тронутый ржавчиной от подтеков.

Через стеклянное окошко во входной двери можно было разглядеть часть коридора. Горел неяркий дежурный свет, а в застекленный проем под потолком был виден кусочек вечернего баварского неба.

– Вот звонок. – сопровождающий показал мне кнопку, до которой можно было дотянуться из-за решетки. – Вы можете воспользоваться им в случае необходимости в любое время.

Он запер решетку, потом входную дверь, и я остался один. Кажется, сбывалась тихая мечта идиота.

Через час неожиданно принесли пакет с запечатанной в пластиковый контейнер курицей-гриль, таблетками от давления и парой строчек на немецком языке от близких. Мне потом рассказывали, что принявший передачу дежурный долго извинялся за то, что настоял на этом языке, руководствуясь существующими правилами.

Та ночь далась мне нелегко. В принципе, я отчетливо осознавал, что такое оказаться под колесом государственной машины, да к тому же иностранцу. Вопрос о принятии в гражданство при сохранении прежнего в то время только рассматривался и, конечно же, будет теперь приостановлен. С другой стороны, я не ощущал за собой абсолютно никакой вины – реализация официально рекомендованного властями страхового полиса не могла быть, казалось мне с объективной точки зрения, поводом для наказания. Хотя, разумеется, о том, что кое-кто из получающих въездные визы украинцев захочет использовать Германию с ее строгими иммиграционными правилами лишь как транзитное пространство для дальнейшей своей поездки, догадаться было действительно несложно. Но даже и тут предъявить формальные претензии будет нелегко – по обоюдной договоренности мы последнее время, приобретая эти чертовы «шуцпассы», лишь ставили на них свои отметки, оставляя за украинскими компаниями право вписывать в документ конкретную фамилию из числа к ним обратившихся. Но в любом случае все это было крайне неприятно и, честно говоря, страшновато. Мне только не хватало еще попасть в настоящую уголовную историю…

Время тянулось на редкость медленно, и маленькая камера была уже, казалось, измерена шагами не одну сотню раз. Наконец, кусочек неба наверху стал понемногу светлеть. Я не мог больше выдержать и почти непроизвольно нажал на кнопку звонка. Уже через несколько секунд дверь открылась.

– Вы что-то хотели?

От неожиданности я даже не знал что сказать. Что мне тут здорово надоело и я бы предпочел выспаться дома?

– Наверное, вы хотели узнать время? – переспросил дежурный, видимо, сообразив, что я еще долго не смогу внятно сформулировать цель вызова. – Сейчас 5.48. Потерпите, рабочий день скоро начнется.

Действительно, через какое-то время в коридоре началось оживление – вероятно, происходила пересменка. Любопытно было, что я мог видеть, как в управление возвращались сотрудники, видимо, работающие под прикрытием, – бомжевато-го вида люди с грязными сумками, ярко раскрашенные панки с петушиной гривой, косящие под студентов худенькие ребята с заплечными ранцами. Все они, приветствуя друг друга, скрывались, видимо, в раздевалке напротив, откуда выходили уже в нормальной цивильной одежде с каплями душа на волосах.

Что-то тут немецкие профи недоработали, если из камеры задержанный мог за утро лично познакомиться со значительной частью сотрудников, о существовании которых ему не полагалось даже догадываться.

Наконец, пришли за мной. Хотя я еще вчера сказал комиссару, что не в состоянии общаться с ним без переводчика, он все же сделал еще одну попытку.

– Вы хорошо говорите по-немецки, – сказал он медленно и на нормальном «хохдойч». – Вы знаете, сколько мы будем должны заплатить переводчику? Это очень больше деньги.

– Сожалею. – сказал я. Очень хотелось добавить, что это не я был инициатором нашей встречи, но я сдержал себя. Поняв, что ничего не поделаешь, полицейский кивнул на благообразного старичка, сидящего сбоку. – Ладно, вот ваш переводчик.

– Нам. то есть. им, – старичок, очевидно, поляк, кивнул на комиссара, и я сразу почувствовал к нему расположение за эту поправку, – удалось проверить найденные у вас дома банковские карты. Они подлинные… штампы тоже… Они все официальные, и поэтому с этой точки зрения претензий нет. А вот то, что вы с вашей партнершей, госпожой Вагнер, оформляли так называемые «райзешуцпассы», по которым двадцать четыре туриста из Украины были задержаны при возвращении с просроченной визой, есть очень серьезное нарушение действующего Закона об иностранцах.

«Всего-то двадцать четыре из нескольких тысяч.» – про себя я вздохнул даже с облегчением.

… Я вышел из полицейского управления спустя полтора часа. Моя машина мирно ждала меня на своем месте на стоянке для посетителей. Я сел в нее и захлопнул дверцу – казалось, разом нахлынувшая нервная усталость, накопленная за бессонную ночь и длительный допрос, не позволит мне даже дотянуться ключом до зажигания. Я позвонил домой и завел машину. Через несколько минут меня уже встречал у дома выскочивший на улицу Андрей.

До начала процесса против руководительницы двух турбюро Натальи Вагнер и меня прошло еще месяцев пять. Несколько раз комиссар по фамилии Грюссвайн вызывал меня на допрос, шел анализ содержимого жесткого диска изъятого домашнего компьютера. Ничего криминального там тоже не нашли. Причем все беседы проходили в весьма дружественной атмосфере, хитрый баварский мент даже как бы выражал сочувствие наивному иностранцу, попавшему в перелет. Между тем адвокат, которого нашла Наталья, однозначно советовал ей готовиться к худшему – пусть и минимальному, но тюремному сроку.

Нам же порекомендовали другого юриста, подчеркнув, что это лучший из возможных вариантов. Приняв поручение и встретившись со мною лишь однажды, он, казалось, утратил к ситуации всякий интерес и не торопился назначать мне дальнейшие термины (встречи), хотя каждая из них означала весомую прибавку к его гонорару.

Наконец, задерживавший меня Грюссвайн из Kriminalpolizei состряпал обвинительное заключение, передал его в суд, откуда копию переслали моему адвокату. Как и в первый раз, он назначил мне встречу в выходной день в своем бюро в самом центре города. Его большая красивая собака вместе с помощником встречала посетителя на втором этаже. Мне она нравилась осознанием собственной значимости.

– Вот. Вы почитайте. – грузно откинувшись в кресле за большим столом, он передал мне тяжелую папку с материалами. – Потом обменяемся.

– Но, доктор Якоб, совсем скоро суд, меня интересует ваше мнение. Вы же, вероятно, уже успели посмотреть. Мне объяснили, что, то обстоятельство, что дело назначено к слушанию по первой инстанции сразу в областном суде, говорит о серьезности возможного приговора?

– Вы же говорили, что вы не юрист? – адвокат, улыбаясь, почесал за ухом у лежащего на холодном полу пса. – Почитайте… посмотрим… – он протянул мне руку. – До встречи…

Я был в отчаянии – создавалось полное впечатление, что ему и дела нет до предстоящего процесса.

Дома я с помощью Андрея попытался разобраться в смысле немецкого «канцелярита», на котором было написано обвинительное заключение. Куда девалась вся дружелюбность наших бесед с комиссаром, он словно задался целью подтвердить, что мент есть мент, независимо от места его функционирования. Для меня это стало своего рода открытием – да, они не берут взяток, это правда; они предельно вежливы, готовы помочь обычному бомжу дойти до санитарной кареты и просто так никогда не бьют дубинкой по почкам. Но если судить по написанному тексту заключения, полному откровенных натяжек и сознательных нелепиц, человек для них – лишь повод для продвижения по службе. Возникало ощущение, что доблестному комиссару всерьез удалось разоблачить некую преступную группу из меня и Натальи, поставлявших в Европу нелегалов. Не было даже моих объяснений по каждому из конкретных фактов, зато открытым текстом было написано, видимо, в качестве ориентира для судьи, что недавно суд в Кельне по схожему обвинению вынес приговор о четырехлетнем тюремном заключении.

Стремление получить служебное поощрение за умелое разоблачение «врагов государства» проглядывало из каждого абзаца, иногда доходя до маразма, – упомянутые всего двадцать четыре случая нарушений приезжавшими Закона об иностранцев на 3 000 купивших «райзешуцпассы» свидетельствовали как раз не о наличии наших «преступных замыслов», а об их полном отсутствии.

Я написал свои контраргументы против каждого из пунктов обвинения, передал их адвокату вместе с копией дела. Теперь оставалось только ждать.

Суд проходил в громадном сером здании, построенном еще во времена Третьего рейха. Мое профессиональное любопытство к действу в зале, похожем на небольшую студенческую аудиторию, сходило на нет сразу же, как только я вспоминал, что речь идет о собственной судьбе.

На небольшом возвышении располагалась судья – дама средних лет. Справа от нее через один свободный стул сел прокурор – оба в мантиях, слева, чуть ниже – ведущая запись на каком – то приборе секретарь.

Адвокаты – тоже в мантиях, подсудимые, их родственники и журналистка местной газеты должны были находиться в зале.

Еще до начала слушаний, появившийся несколько минутами раньше мой адвокат, едва поздоровавшись, тут же подхватил под руку прокурора, увлекая его в дальний угол коридора. Они оживленно беседовали несколько минут. Потом проделал ту же операцию с вышедшей как раз судьей. То обстоятельство, что все они давно и хорошо знакомы, не вызывало сомнений и никоим образом не утаивалось.

Адвокат Натальи явно не был допущен в ближний круг местной юриспруденции и лишь раскланивался со всеми издали, а потом вообще промолчал весь процесс.

Дело пошло довольно быстро, зачитали обвинение, повторяющее полицейский протокол, на вопросы судьи отвечала Наташа, выступил я. Мне показалось, что мои аргументы и в не меньшей степени штрихи биографии, подтверждающие мою отдаленность от мира криминала, были восприняты. Послушали зачем-то специально вызванных на процесс таможенницу и полицейского, полгода назад принимавших участие в задержании нарушителей украинцев на границе. Допрос моего любимого полицейского комиссара, позволившего себя явиться во вьетнамках на босу ногу, судья вела достаточно жестко. Наконец, объявили перерыв, и все вышли в прохладный коридор передохнуть.

Мой адвокат опять скрылся куда-то и, появившись минут через пять, жестом попросил подойти к нему Андрея.

– В общем, так… – через минуту пересказывал мне все Андрей, – прокурор готов отказаться от поддержки обвинения. Процесс может быть закрыт, и ты не будешь даже считаться судимым. Тебя просили спросить – если, чтобы формально не потерять лицо и хоть в какой-то степени оправдать судебные издержки, они накажут тебя официальным денежным штрафом в пятьсот евро – это не будет слишком жестким наказанием, ты будешь готов его принять?

Четыре года тюрьмы или пятьсот евро и отсутствие судимости. Выбор требовал долгих размышлений, не так ли?..

– А Наташа?

– Ей тоже могут назначить штраф, но в тысячу евро. Сдерживаясь, чтобы не заорать от радости, я только утвердительно закивал головой стоящему неподалеку адвокату.

Все завершилось довольно скоро. Судья зачитала приговор, слово в слово повторяющий в резолютивной части эти условия, и весь ужас, под грузом которого я жил полгода, разом закончился.

Я был в восторге от немецкого правосудия, а доктор Якоб в тронутой перхотью мантии оказался действительно гениальным адвокатом.

…«Zur Alten Fahre» мы передали кстати появившемуся опытному ресторатору-греку, согласившемуся возместить большую часть сделанных вложений. Он быстренько превратил его из хорошего заведения баварской кухни среднего класса в процветающую забегаловку по изготовлению обожаемых немцами больших шницелей с картофелем пом-фри.

Через месяц я, сохранив российское гражданство, получил паспорт гражданина ФРГ.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.