23.

23.

Премьера «Кода Апокалипсиса» состоялась в кинотеатре «Россия», в начале октября. Весь центр города был перекрыт, и пробки были такие, что я сама с трудом добралась до красной дорожки. Устроили театрализованный прием: нашу группу встречал целый полк агентов шпионской выправки, они выстроились вдоль парадной лестницы. Смешно и очень стильно одновременно. Я волновалась: в процессе съемок жанр фильма несколько изменился – ироничная интонация могла исчезнуть в нашей погоне за масштабами. Ведь, несмотря на драматизм, должна же сохраняться некоторая отстраненность, такой взгляд со стороны.

Это была моя первая большая премьера. Мировая, как сейчас принято говорить. Я так долго об этом мечтала, и вот – сбылось! Даже и для Венсана Переса это был крупный кинопроект, несмотря на его славу в Европе.

На премьеру я пришла с детьми. И когда я вышла к публике, то извинилась перед Аней и Майки за то, что так надолго отнимаю себя у них ради своей работы. Но они у меня молодцы, умницы. Все прекрасно понимают. Фильм Анечка и Майки смотрели с неподдельным восторгом. Они гордились мной! Вот это и есть величайшее признание.

Жизнь для меня – это не только творчество, не только личная жизнь. Самое главное для меня – мои дети. И лучший подарок для меня – это просто прийти домой. Когда сын и дочь бегут ко мне с криками «мама!», обнимают меня и целуют, мне больше ничего не надо.

Дети мои очень разные по характеру. Анечка – человек не лишком-то открытый. Взрослая, сообразительная. У нее удивительно ясный ум, такой биокомпьютер. Она получает информацию, потом тихо и спокойно обрабатывает ее, а потом предъявляет целый список вопросов: первое, второе, третье, двадцатое. Ей во всем надо докопаться до истины. Очень серьезная девочка.

Анечка поражала нас своей рассудительностью с раннего детства. Мы поехали в Евпаторию, когда ей было три года. Я пыталась заманить ее в море. Она ответила:

– Нет. Мне надо подумать.

Села в надувное кресло и просидела так три дня – смотрела на море и думала. Наконец, на третий день она подошла ко мне и с серьезным видом сказала:

– В море не пойду. Первое – грязно. Второе – небезопасно. Третье – много народу.

Вот так. Коротко, ясно и без лишних эмоций. И снова села в кресло. Мы с мамой просто ахнули – нам нечего было ей возразить. Это было настолько точно! Анечка всегда рассуждала именно так.

В семь лет она узнала, что мы с Димой расстаемся. Она всегда очень переживала наши конфликты, как ни старалась я ее от этого оградить. И вот, я сообщила ей, что мы уезжаем. Она кивнула, не сказав ничего. Через два дня она сказала, что нам нужно поговорить. И предъявила мне целый список вопросов по поводу отъезда. Отпустит ли папа? Гд е мы будем жить? На что мы будем жить? Будет ли у нас автомобиль? Хорошо ли нам будет на съемной квартире? Гд е они будут учиться? Гд е я буду работать?

Она задала мне больше вопросов, чем я сама могла бы придумать в тот момент. Я не думала об этом, я просто понимала, что надо уходить, я чувствовала, что надо все поменять. А там – как сложится. А она все учла, в свои семь лет – обмозговала наш отъезд во всех деталях. Причем, мы обе понимали, что это правильное решение. Но я чувствовала, а она – думала, анализировала, просчитывала все сложности, которые могли возникнуть в нашей новой жизни. Она очень разумная, настоящий Козерог.

Анечке пришлось поменять множество школ. Сначала она училась в обычной люберецкой средней школе. Потом, когда мы уехали из Малаховки, я устроила ее в частную школу. У моей приятельницы в Можженке, где мы часто гостили и даже жили одно время, четверо англоязычных детей, и Анечке волей-неволей пришлось заговорить по-английски. Потом я нашла Британскую школу – очень хорошую. Но я была вынуждена забрать ее и оттуда – мы скрывались от Димы, он угрожал выкрасть детей. Да и папарацци не задумывались над тем, что у жертв их сенсаций есть дети, что они переживают и страдают. Детям приходится быстро взрослеть, ведь внутренне они пытаются защитить своих родителей, объяснить себе происходящее. И Аня уже взрослый человек, очень хорошо разбирается в людях. Реагирует на мою популярность спокойно, но ее раздражает, когда подруги относятся к ней как к маминой дочке и проявляют повышенный интерес к актрисе Заворотнюк. Она мгновенно это пресекает:

– Если хотите поговорить со мной по поводу мамы, тогда до свидания!

Анечка никогда не проявляла особого интереса к съемкам, но я настаивала на этом и она сыграла Вику Прудковскую в детстве. А я – молодую Любу Полищук. Я почему-то была уверенна, что она запутается и растеряется. Как я сама в начале своей актерской карьеры. Я же и в шали путалась и по сцене каталась в обмороке. Вот и решила почему-то, что Анечка тоже должна обязательно испугаться. Ничуть! Она пришла с отлично выученным текстом – своим, моим и еще чьим-то. Просто запомнила все, что написано в ее части сценария. Без лишних эмоций пережила несколько часов сурового грима. А ведь она не любит крутиться перед зеркалом, я это знаю. Наконец, стали играть. Аня повторяла все мои интонации, все словечки. А я во время записи так за нее волновалась, что про себя проговаривала ее текст. Режиссер мне тогда сказал:

– Настя, ты тормозишь.

Аня добавила (ей было 9 лет):

– Мама, прекрати бормотать мой текст, или я начну подсказывать тебе твой! Ты же делаешь паузы, это неправильно. Они здесь не нужны. Играй свое, а я сделаю все, что нужно.

Ну, просто выдала мне убийственно точный режиссерский список замечаний. И отработала замечательно, подошла к делу очень ответственно.

После пятичасовой съемки она пришла в гримерку и у нее взяли первое интервью. Напряжение оказалось для нее слишком большим, и у нее началась страшная головная боль. Она выпила таблетку, легла и не могла говорить. То есть, она никого не подвела, все сделала как надо, прекрасно сыграла, но потом упала как подкошенная:

– Больше никогда не буду сниматься!

Но не стоило говорить «никогда», потому что дальше был Новый Го д на СТС «В гостях у Няни», и она опять играла меня маленькую. В первый съемочный день очень долго ждала. А детский блок в тот день снять не успели. Она была в шоке. Когда ее умывали и разбирали прическу, заявила:

– Что же это такое? Почему нет никакой дисциплины? Могли бы сказать – приходите завтра. Как можно вызывать детей, чтобы дети тут мучились от безделья?!

И ведь права же!

В Малайзии мы отмечали ее одиннадцатый день рождения, и она впервые получила взрослые подарки. Венсан подарил ей жемчужный браслет, мои коллеги – французские духи. Она и тут очень серьезно подготовилась к событию: купила себе первую вечернюю блузку, черную, прозрачную. Оделась, причесалась и принимала поздравления, выпив свой первый бокал шампанского. На какое-то время в ней проснулась очаровательная девушка. Наконец, она сказала:

– Ладно. Мы пойдем, поиграем в компьютер.

И снова стала ребенком.

Сейчас дети перешли в новую школу, поближе к дому, учатся с раннего утра до позднего вечера. У них суровая программа. Для Ани я уже подыскала школу в Англии. Сама лично ее посмотрела, убедилась, что девочки там живут хорошо. Но чем старше Аня становится, тем мне страшнее. Как там она без меня? А как я без нее?! Уж не знаю, смогу ли отпустить ее надолго. Конечно, очень скоро у нее начнется своя, взрослая жизнь. Сложный возраст, противоречивый. Она у меня неприступная, несколько высокомерная. Я иногда спрашиваю:

– Как у тебя с молодыми людьми?

А она мне свысока отвечает:

– Нет, мама, у меня никаких мальчиков!

Она все больше налегает на книжки. Но я так хочу, чтобы у дочери была очень красивая первая любовь. И я очень надеюсь, что ей удастся избежать моих ошибок. Я верю, что моя умница придет ко мне за советом и будет мне доверять. Я всегда с ней предельно честна и откровенна. Мы на равных. А иногда она знает больше, чем я.

Майки совсем другой по характеру. Контактный, открытый, восторженный. Как только он научился произносить слова, заговорил исключительно шутками нон-стоп. Возникало ощущение, что мальчик одессит. Его шутки были наполнены невероятной добротой. Он обращался ко мне:

– Красавица моя, дорогая, примадонна, как же я тебя люблю!

Я даже приблизительно не могу воспроизвести тексты, которые мой солнечный Майки так легко произносил! Надо было записывать, но казалось, это не закончится никогда. Сейчас он входит в такой возраст, когда мальчишки становятся скупее на выражение чувств, сдержаннее выдает эмоции. Но больше всего меня поражает в нем отношение к женщине – восхищение, преклонение перед красотой. Ему еще двух лет не было, он еще плохо ходил, мог и шлепнуться, и мы взяли его с собой в ресторан, где Майки немедленно влюбился в официантку. Милая девушка, она ему улыбнулась. Что он вытворял! Читал стихи, бубнил, пел, танцевал перед ней, ходил, падал, переворачивался и снова вскакивал. За свою свою жизнь я наблюдала такой кураж только у одного человека – у Володи Машкова, причем на сцене. Больше ни у кого и никогда. Майки зажигал! И вскоре все люди за соседними столами хохотали до слез. Одна пара не реагировала, что-то такое важное обсуждали. И тогда Майки подошел к ним, бах по столу рукой:

– Смешно!

И тут они грохнулись просто. Девочка-официатка была малинового цвета. Весь спектакль устраивался для нее одной. И сын всех строил, чтобы вокруг нее был такой «цыганский хор». В итоге он схватил ключи от «Мерседеса», который стоял под окнами, взял ее за руку, подвел к окну и сказал:

– Кататься!

Тут девушка эта как засмеется:

– Ну надо же! Мужчина – он и есть мужчина, в любом возрасте!

Майки был счастлив – его поняли. И был прав – женщину надо обязательно прокатить на авто.

Сын влюблялся беспрестанно. На Юге оборвал все цветы с клумб. Но я не могла его ругать – он так нес эти цветы, спотыкаясь. Букет – больше него самого. Он подарил его девочке, а она так принимала его, отступая назад, завороженная зрелищем.

И так было всегда. Однажды, в Крыму, он решил жениться на дочери нашего приятеля – восемнадцатилетней девушке. Он увидел красавицу и обалдел:

– Мама, я должен на ней жениться.

Сделал обручальные кольца из скотча, приклеил камушки. Потом засомневался:

– Мам, мы должны обязательно заехать в золотой магазин, потому что я сегодня женюсь.

Мне колечки нужны. Я их сделал, но в них камни некрасивые.

Сейчас Майки уже вырос из этой непосредственности. Уже не все так легко и стремительно, но он влюбчивый, интересуется противоположным полом. Прибегает из школы со словами:

– Мама, у нас такие красивые девушки учатся!

Именно девушки. Он их только так и называет.

Отношения с друзьями и подругами интересуют его больше, чем учеба. В этом – главное различие между ним и сестрой.

Я – мама. Засыпаю с этой мыслью и просыпаюсь с ней. Я знаю, что некоторые женщины отказываются от материнства ради карьеры, откладывая рождение ребенка на потом. А «на потом» ничего не бывает. Но и если бы я десять лет назад стала знаменитой, и у меня возникла дилемма между карьерой и материнством, я бы все равно выбрала бы детей. Да, сейчас я во многом отказываю себе, чтобы работать. Но у меня есть дети, и все свободное время я провожу с семьей.

Дима, их папа, часто с ними встречается. В последнее время отношения выровнялись – он успокоился. Он проводит с детьми время, гуляет, занимается спортом. Папа есть папа. Дети должны общаться со своим отцом. Я считаю, что женщины, которые запрещают встречаться – из обиды, мести, ревности – поступают глупо. Это травмирует детей. В конце концов это наши ошибки, а мы, взрослые, должны сами платить по своим счетам.

Все, что мне нужно – это чтобы дети были рядом. И чтобы эта близость никогда не ослабевала. Чтобы я могла в любой момент их поддержать. Та к меня воспитали, так у меня сложилось с родителями. Они всегда были рядом. Сегодня они живут недалеко от меня. Мы никогда друг-друга не оставляем.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.