Панихида
Панихида
Россия тридцатого ноября 2006 года попрощалась с народной артисткой России — Любовью Полищук, скончавшейся двадцать восьмого ноября рано утром в своем доме.
Последние часы с Любой провели ее самые близкие люди — супруг, мама, сын Алексей и дочь Мариэтта. На звонки журналистов домой отвечал продюсер актрисы Леонид Роберман.
— Актриса долго и продолжительно болела, а все остальное не имеет сейчас уже никакого значения, — говорил он в трубку.
Коллеги Любови Полищук хоть и знали о болезни актрисы, но известие о смерти все равно стало для них шоком. Люба скончалась в возрасте пятидесяти лет.
Последние несколько месяцев Любовь Полищук не появлялась на съемках, не посещала светских мероприятий, не играла в театре. Несмотря на старания врачей и упорство актрисы, справиться с недугом не удавалось и Полищук, устав бороться с болезнью, отказалась от дальнейшего лечения и вернулась домой.
В этот трагический похоронный день о Любе было сказано много красивых слов. Попрощаться с ней пришли все те, кто ее любил, и кого любила она.
— Любовь Полищук была воплощением актерской дерзости. Она была всегда красивой женщиной — молодой и озорной. Работать с ней было удовольствием, — сказал режиссер Марк Захаров.
— Мне до слез жаль, что когда она обрела все — и счастливую семейную жизнь, и любимую работу — она ушла от нас, с печалью в голосе произнес Владимир Меньшов, снимавший актрису в своем фильме «Ширли-мырли».
— Это была уникальная актриса, которая могла все — от комических до трагических ролей. Этот человек в моей жизни значил очень много, думаю, что не только в моей, торжественно говорил Леонид Роберман, руководитель театрального агентства «Арт Партнер XXI».
На панихиде по великой актрисе в Центральном доме актера Иосиф Кобзон, едва сдерживая слезы, вспоминал о своем последнем разговоре с Любой. Иосиф Давыдович признался, что разговаривал с Любой за несколько дней до ее кончины.
— Позвонив ей, я не узнал Любу, с которой общался раньше, — говорил свою прощальную речь он. — Ее голос был искажен болезнью. Но она убеждала меня, что все нормально, что это ерунда, и скоро она снова будет играть новые роли. Но я понимал, что это говорит не она, а ее дух. Любаня была обречена. Она уже знала, что уходит… Я попытался ее успокоить, и вдруг она крикнула в телефон: «Иосиф, я жить хочу!».
Родные, друзья, коллеги и многочисленные поклонники пришли в Центральный дом актера проститься с Любой. С самого утра у входа в здание собрались сотни людей, чтобы проводить в последний путь великую актрису. В зал, где, утопая в цветах, стоял гроб, выстроилась очередь — люди молча стояли, дожидаясь, когда их пропустят. Даже сыну Любы, Алексею, пришлось подождать — охранники не узнали его и не впустили в зал без очереди. Прощание затянулось на несколько часов — народ все прибывал. В холле коллеги Любы делились своими воспоминаниями о ней.
— В театре есть такое понятие, как амплуа. А у нее не было амплуа. Она могла спокойно играть и графинь, и крестьянок, и даже мужские роли — когда она наклеивала бородку и усы, это тоже было бесподобно. Она превосходила всех нас — и по человеческим качествам, и по профессиональным, — рассказывала Лариса Удовиченко.
Александр Панкратов-Черный не скрывал ни от кого своих слез:
— Она всегда видела в себе трагическую актрису. Вот и сегодня — заставляет людей плакать. Последний раз мы говорили с ней по телефону полгода назад. Она тогда запретила мне приезжать к ней в больницу, сказав: «Саша, я хочу, чтобы ты любил меня всегда красивой, танцующей. Ни в коем случае здесь не появляйся — не тот антураж, не те костюмы». Она знала, что умирает, поэтому и сбежала из больницы — всегда терпеть их не могла. Какой толк там лежать, если можно встретить свой последний день дома, в окружении близких, которых она так любила. Россия потеряла очень много. Мы и так теряем много людей, а тут — такой талант…
— Я ощущаю страшную несправедливость. Она не сыграла всего того, что могла сыграть. Так часто бывает в нашей профессии, это жестоко. Остается только верить, что она ушла в какой-то лучший мир, — говорил Сергей Гармаш.
Пока поклонники прощались с Любой, ее сын, Алексей, скромно сидел в последнем ряду вместе с девушкой. Оба скрывали глаза за темными очками.
— Я тебя очень люблю, — постоянно повторяла спутница Алексея, держа его за руку. Поддержать Лешу в тяжелую минуту пришла его близкая подруга, Екатерина Семенова. Та самая Екатерина, которую так не любила Люба. Понимая, насколько велико горе сына актрисы, Катя лишь молча обняла его, когда он выходил из зала.
В таком подавленном состоянии, как после смерти матери, 34-летнего Алексея не видел никто и никогда. У него не хватало сил, чтобы что-то говорить в ответ на соболезнования друзей и коллег. Он не хотел отвечать на звонки, а если и подходил к телефону, то с трудом находил какие-то слова. Он не верил, что его сильной, мужественной мамы больше не было рядом, и что он уже не сможет попросить у нее прощения. Не сможет сказать, что, как ему казалось, он был непутевым сыном.
Дочь актрисы Маша на время оставила место на сцене у гроба возле отца и незаметно спустилась в зал. Уткнувшись в плечо подруги, она говорила:
— Мне все говорят «держись», а я им говорю, сами держитесь.
Состояние мужа Любы, Сергея, было трудно описать словами. Он прошел с любимой женой все круги ада — от первого до последнего дня болезни. Он верил, что его Любочка обязательно поправится и будет снова улыбаться ему. Он не отходил от постели жены, которая умерла на его руках. Сергей сейчас держался из последних сил. Ведь он должен был быть сильным, чтобы помочь справиться с горем всей семье Любы.
Собравшиеся в Центральном доме актера вспоминали о ней, улыбаясь, — говорили, что актриса не простила бы грусти. В Доме актера на Арбате пришлось распахнуть запасные двери, чтобы впустить всех желающих проститься. Здание окружили сотни людей с букетами.
В зале Дома актера собралось много очень разных людей — Павел Чухрай, Владимир Меньшов, Сергей Гармаш, Игорь Иртеньев, Лариса Долина, Альберт Филозов, Игорь Угольников, Светлана Конеген. Они как будто демонстрировали, какой разной была актриса. В зале для панихиды о ней вспоминали так, что слезы сентиментальных быстро высыхали.
В холле Дома актера было накурено. Здесь говорили о страстности актрисы и ее чувстве юмора. И о кино, которое способно сохранить ее улыбающейся. Любу похоронили на Троекуровском кладбище. Гроб с ее телом провожали овациями. Когда из здания выносили гроб, в зале раздались громкие аплодисменты. Так поклонники в последний раз выражали свое восхищение актрисой — ее талантом и всей ее жизнью. Когда гроб с телом великой актрисы опускали в землю, неожиданно пошел дождь. Небо плакало, прощаясь с всенародной любимицей — Любовью Полищук.
* * *
Люба ушла из жизни очень рано. Но она прожила замечательную, счастливую жизнь, и ни о чем не жалела. Хотя и знала, что во многом в своей жизни была неправа. При всей своей интуиции, она очень часто ошибалась. Она была из провинции. А в провинции народ чище. В Москве намного больше грязи. Люба очень хорошо — на собственной шкуре — прочувствовала эту разницу, когда приехала в Москву. Постепенно жизнь научила ее: не надо так уж до конца раскрываться и до конца доверять. Надо во всем быть сдержаннее. И намного. С возрастом Люба стала хуже — менее доверчива. Но она не была обидчивой. Скорее — вспыльчивой. Но отходчивой. Но каждый раз, когда ее обманывали, использовали в своих интересах — это было для нее сильной душевной травмой. У нее надолго оставались рубцы. Правда, в последнее время их стало меньше. Наверное, кожа стала потолще.
Любе очень шло ее имя — Любовь. Она не могла без любви. И за границу ее хотели увезти — и в Америку, и во Францию. Но случалось и по-другому: сначала хоть сию секунду под венец, но когда узнавали, что ребенок… Но и Люба, конечно, всегда была безумно привередливой: то запах не нравился, то волосы в ушах, то еще какую-нибудь ерунду находила. Но все время повторяла себе: «Терпение. Терпение. Все будет хорошо». И вкалывала до самопожертвования, потому что бесконечно верила, что только благодаря работе добьется того, чего она хотела и чего была достойна в этой жизни.
Люба была человеком увлекающимся, импульсивным, вспыльчивым. Можно же и в тихом омуте устроить бурю. Но ей повезло — рядом с ней был очень терпеливый мужчина, интеллигентный и любящий. Только благодаря Сергею и его любви к Любе, их семья смогла просуществовать более двадцати лет.
Люба считала, что есть три кита, на которых основано счастье женщины: дом, семья, любовь. Это было ее абсолютным убеждением. Она никогда не сомневалась в этом. И чем старше становилась, тем больше в это верила. Даже несмотря на то, что она относилась к тем счастливым женщинам, которые любят свою профессию и востребованы в ней. Ведь есть масса людей, и, к сожалению, среди них немало женщин, которым работа не приносит радости. Им приходится отбывать ежедневную повинность. Любе же работать было всегда в удовольствие. «Наверное, просто повезло» — думала она. Может быть, повезло. А может быть, она была рождена для того, чтобы быть счастливой.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.