Айвазовский

Айвазовский

Детский сад мой (когда-то здесь был роддом, где и я и Надя родились) находился прямо напротив дома Айвазовского, и мама часто водила нас в галерею. Перед входом лежали два огромных белых мраморных льва, спины их были отполированы временем и детьми, гроздьями на них висевшими. Потом, повзрослев, мы уже не садились на них, а только украдкой совали руки в открытые пасти.

В галерее же было всегда прохладно, гулко. Мама разговаривала с какими-то людьми (там у нее было много знакомых), успевая при этом строго следить, чтобы мы ступали неслышно, говорили шепотом и ничего не трогали. Мы с Нанкой делали серьезные лица, но, когда никого не было рядом, потихоньку прикасались пальцем к картинам, пробуя воду — настоящая ли. Когда выходили на улицу, шум города сразу врывался в уши, а глаза начинало ломить от слепящего солнца.

Всегда испытывала и испытываю чувство собственности к этому дому и его картинам. С самого детства и до сих пор «Среди волн» — работа для меня особенная, лучшая, потому что моя, наша.

Мама хотела уехать в среднюю полосу России, поближе к Москве, где жила я, чтобы можно было видеться чаще. В маленький купеческий городок, который можно было обойти пешком, с видом на реку. Чтобы стояли маленькие старые домики, из труб которых зимой поднимается дым, чтобы светились желтым окна, а по узким улочкам спокойно бродили бы кошки.

Два года до смерти она с Нанкой прожила в Муроме и была счастлива.

После смерти мамы я вдруг поняла, что главное в жизни — не цель, а путь к цели. Я иду. Тебе не должно быть стыдно за меня, мама!