Погранка

Детьми мы бегали на погранзаставу, за что нас мама страшно ругала, иногда даже попадало скакалкой. Мы же не видели ничего плохого в том, что пограничники разрешали нам кататься на канате, висеть на кольцах и брусьях на спортивной площадке, смотреть щенков, когда они появлялись у свирепых овчарок, угощаться на кухне жареной рыбой с картошкой. Бывало, нас катали на военных машинах. Погранцы разрешали нам рвать миндаль на территории и даже сами нагибали ветки. Знали нас в лицо, а некоторых даже по имени. Мы рассказывали им свои детские байки, и они с интересом слушали их.

Когда на спортивную площадку прилетал пограничный вертолет, мы бежали смотреть. От страшного грохота закладывало уши, а от винта шел такой мощный поток воздуха, что, казалось, можно с легкостью взлететь без крыльев. Девушки постарше и улетали — заводились романы. У ворот погранзаставы можно было увидеть то целующуюся пару, то девушку из Городка с заплаканными глазами.

Иногда пограничники встречались нам на берегу: по команде человек двадцать бросались в море в белых кальсонах. Взбивая пену, по-мальчишечьи гоняли мяч, дурашливо притапливая друг друга. На наших спортивных площадках они играли в волейбол и футбол, а мы с радостью приносили укатившиеся в бурьян мячи. Казалось смешным и нелепым, что эти взрослые могучие дяди ведут себя как соседские пацаны. А солдатикам было по восемнадцать — двадцать.

Нам нравились пограничники. У них всегда было оружие при себе, и на вышках они смотрелись очень мужественно, как на картинках в книжках про разведчиков.

Однажды мы с девчонками влезли на высокий забор и увидели, что на плацу стоят наши любимцы, вытянувшиеся в струнку, а какой-то начальник ходит взад-вперед вдоль строя, кричит и ругается матом. Наша Галка заорала с забора: «Эй ты, говно засратое! Думаешь, ты начальник и тебе все можно?» Офицер растерянно оглянулся, а Галка продолжала: «Если ты еще раз матюкнешься на наших друзей, то мой папа тебе, знаешь, что сделает?!» Тут Галка стала в таких красках перечислять, что может сделать всемогущий папа, что мы открыли рты, а на начальнике приподнялась фуражка. Пограничники с трудом продолжали стоять по стойке «смирно». Вдруг двое рядовых ринулись к забору, на котором сидели мы. Стало ясно, что надо тикать, сматываться, и как можно быстрее.

Земля была сухая, вся в острых камнях, сандалии скользили, мы рисковали в кровь разбиться на крутых поворотах. Сапоги за спиной уверенно и равномерно стучали, приближаясь. Я остановилась, и сапоги простучали вперед. Галка мчалась не оглядываясь, а бегала она хорошо. Постепенно все поняли, что нужна только Галка, и остановились. Она рванула в гору, и ее, конечно, поймали. Придерживая ее за шиворот, они что-то там говорили. Подойдя, мы изумились. «Повтори, что ты сказала! А что еще твой папа говорит?» — Пограничники катались со смеху. Галка вошла в раж, и рот у нее не закрывался. Покурив и придя в себя, они сказали: «Мы тебя не поймали, поняла? И вообще, недельку не показывайтесь тут. Через неделю он уедет». Мы смотрели им вслед и думали: «Все-таки они добрые, эти пограничники, а мама не верит!» Неделю на заставу мы честно не ходили.

Ноги промокли, не заболеть бы. Надо чаю горячего и в ванну! В Крыму мы никогда не пили столько чая, как в Сибири. Там чайниками пьют! Могут просто гонять один голый чай, без ничего. Сидят люди на пендюрочной хрущевской кухне, на улице мороз, а в желудке кипяток — и вроде не так холодно и тоскливо. Но самое большое счастье — ванна!

Когда в сорокаградусный мороз ты стоишь по часу на автобусной остановке почти в голой степи, где люди, как пингвины на льдине, сбиваются в кучу и от них идет пар, тебе кажется, что это конец. И тогда ты вспоминаешь, что дома есть ванна. Блажен и благословен звук набирающейся в ванну воды! Эти мощные, глубинные були звучат в моей памяти как гимн жизни.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.