ПОЛОНСКОМУ

ПОЛОНСКОМУ

В воспоминаниях о Блоке Корней Чуковский пишет: «Как-то раз… мы пошли зимней ночью по спящему городу и почему-то заговорили о старых журналах, и я сказал, какую огромную роль сыграла в моем детском воспитании „Нива“… и что в этом журнале… было изумительное стихотворение Полонского, которое кончалось такими… стихами:

К сердцу приласкается,

Промелькнет и скроется[212].

…Блок был удивлен и обрадован. <…> Он как будто впервые увидел меня… а потом позвал к себе, и уже на пороге многозначительно сказал обо мне своей матери, Александре Андреевне:

— Представь себе, любит Полонского! — и видно было, что любовь к Полонскому является для него как бы мерилом людей…»[213]

Наше отношение к тому или иному художнику, поэту, композитору свидетельствует далеко не только о состоянии нашего художественного вкуса, эстетических пристрастий. Художник несет с собой мир. Большой или маленький. Светлый или темный. Добрый или злой. Реальный или вымышленный. И наше восприятие этого мира говорит о нашем мирочувствовании вообще. Когда мы сравниваем с другим человеком свое впечатление об увиденном или прочитанном, то совпадение впечатлений или их расхождение — знак того, близок или далек от нас этот человек вообще, а не только в связи с предметом обсуждения. Художник собирает вокруг себя родственные души и не удерживает чуждое себе. Вот почему для Блока имя «Полонский» прозвучало как пароль и Чуковский, произнесший его с радостным изумлением, был допущен в дом и представлен матери Александра Александровича. Отношение к поэзии Полонского сделало гостя своим в блоковском мире. Он знал пароль.

Яков Полонский (1819–1898) принадлежит к числу классических русских лириков. Он умеет создать в стихах атмосферу, что намного труднее и значительнее, чем сюжетные хитросплетения. Именно это восхищало в поэзии Полонского его современников — Тургенева, Фета, Льва Толстого, Бунина. Смотрите, какая тревога нагнетается в нескольких строфах стихотворения «Финский берег» и как наивно, как потешно-неловко она разрешается в последней строфе, что и позволило Козьме Пруткову отозваться на оригинал Полонского своим подражанием, к которому вполне приложимо определение «пародия». У Пруткова комично воспроизводится все: тон, сюжет, диалогичность, стихотворный размер, составные рифмы прототипа.

Яков Полонский

ФИНСКИЙ БЕРЕГ

Лес да волны — берег дикий,

А у моря домик бедный.

Лес шумит; в сырые окна

Светит солнца призрак бледный.

Словно зверь голодный воя,

Ветер ставнями шатает.

А хозяйки дочь с усмешкой

Настежь двери отворяет.

Я за ней слежу глазами,

Говорю с упреком: «Где ты

Пропадала? Сядь хоть нынче

Доплетать свои браслеты!»

И, окошко протирая

Рукавом своим суконным,

Говорит она лениво

Тихим голосом и сонным:

«Для чего плести браслеты?

Господину не в охоту

Ехать морем к утру, в город.

Продавать мою работу!»

«А скажи-ка, помнишь, ночью,

Как погода бушевала,

Из сеней укравши весла,

Ты куда от нас пропала?

В эту пору над заливом

Что мелькало? не платок ли?

И зачем, когда вернулась.

Башмаки твои подмокли?»

Равнодушно дочь хозяйки

Обернулась и сказала:

«Как не помнить! Я на остров

В эту ночь ладью гоняла…

Тот, кто ждал меня на камне,

Дожидался долго. Зная,

Что ему там нужен хворост,

Дров сухих ему свезла я!

Там у нас во время бури

В ночь костер горит и светит;

А зачем костер? — на это

Каждый вам рыбак ответит…»

Пристыженный, стал я думать.

Грустно голову понуря:

Там, где любят, помогая,

Там сердца сближает буря…[214]

Козьма Прутков

РАЗОЧАРОВАНИЕ[215]

Я. П. Полонскому

Поле. Ров. На небе солнце.

А в саду, за рвом, избушка.

Солнце светит. Предо мною

Книга, хлеб и пива кружка.

Солнце светит. В клетках птички.

Воздух жаркий. Вкруг молчанье.

Вдруг проходит прямо в сени

Дочь хозяйкина, Маланья.

Я иду за нею следом.

Выхожу я также в сенцы;

Вижу: дочка на веревке

Расстилает полотенцы.

Говорю я ей с упреком:

«Что ты мыла? не жилет ли?

И зачем на нем не шелком.

Ниткой ты подшила петли?»

А Маланья, обернувшись,

Мне со смехом отвечала:

«Ну так что ж, коли не шелком?

Я при вас ведь подшивала!»

И затем пошла на кухню.

Я туда ж за ней вступаю.

Вижу: дочь готовит тесто

Для обеда к караваю.

Обращаюсь к ней с упреком:

«Что готовишь? не творог ли?»

«Тесто к караваю». — «Тесто?»

«Да; вы, кажется, оглохли?»

И, сказавши, вышла в садик.

Я туда ж, взяв пива кружку.

Вижу: дочка в огороде

Рвет созревшую петрушку.

Говорю опять с упреком:

«Что нашла ты? уж не гриб ли?»

«Все болтаете пустое!

Вы и так, кажись, охрипли».

Пораженный замечаньем,

Я подумал: «Ах, Маланья!

Как мы часто детски любим

Недостойное вниманья!»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.