29
29
Забежав домой, он тут же ринулся в Бюро полиции. Не отвечая на недоуменный вопрос Лежена, он взял его под руку.
— Ну рассказывай, что стряслось и почему я так нужен.
— Скоро придет Робеспьер… — начал было Лежен.
— Я спрашиваю не Робеспьера, а тебя.
Когда старый приятель говорил таким тоном, ему не следовало перечить. Лежен знал это и начал сбивчиво рассказывать. Положение в Париже оставалось тяжелым, мяса и масла не хватало, — строгая нормировка не решила проблемы. Речь Робеспьера 18 флореаля была восторженно принята Конвентом, но не успокоила народ. Упорно твердили о подготовке общего мятежа в тюрьмах.
А тут еще эти покушения…
Лежен достал из стола папку и протянул Антуану.
— Вот посмотри документы. Это копии допросов арестованных.
— Копии? А где оригиналы?
— В Комитете общей безопасности.
— На каком основании?
— Я же сказал, что Робеспьер лучше объяснит тебе все…
Сен-Жюст понял, что дальнейшие расспросы бесполезны, и погрузился в содержимое папки. Чем внимательнее вчитывался он в сухие показания протоколов, тем б?льшие сомнения одолевали его.
Оба факта произошли в течение суток. В ночь с 3 на 4 прериаля некий конторщик при национальной лотерее, по имени Амираль, дважды стрелял в Колло д’Эрбуа, не причинив, впрочем, депутату ни малейшего вреда. Амираль был задержан. Следствие установило: он жил в том же доме, что и Колло, а разрядил свои пистолеты ночью лишь потому, что не выполнил дневного задания. Днем он собирался убить Робеспьера, которого, однако, не нашел… На следующий день во двор дома Дюпле зашла молодая девушка, потребовавшая, чтобы ее проводили к Робеспьеру. Узнав, что его нет дома, она стала бурно возмущаться. Ее настойчивость и несдержанность в выражениях показались подозрительными; девушку арестовали и отправили в Комитет общей безопасности. При допросе выяснилось, что зовут ее Сесиль Рено и она дочь торговца бумагой; при ней оказались два небольших ножа, и она не отрицала своей ненависти к Робеспьеру и свою готовность идти на гильотину.
Эти два дела в одной папке чем-то поразили Сен-Жюста. Ему показалось, что в них есть что-то ущербное, искусственное. Чувствуя, что копии содержат не весь материал, он тут же отправился в Комитет общей безопасности.
Вадье долго рассматривал его изучающим взглядом, затем, несколько с опозданием, изобразил на лице улыбку и воскликнул:
— А, это ты, мы все тебя с нетерпением ожидаем.
— Будь добр, дай мне материалы по делу Амираля и Рено.
— Конечно, конечно… — засуетился Вадье. — Дайте-ка ему то, что он просит. Ну как там, на фронте? — не без ехидства спросил он, пока Вулан отыскивал бумаги.
— На фронте все как надо, — спокойно сказал Сен-Жюст. — Мне вот только непонятно, Вадье, почему вы занимаетесь делом, которое принадлежит компетенции моего Бюро?
— «Моего бюро», — передразнил Вадье. — Что значит «моего», «твоего»? Пока ты там «выковываешь победу», мы бдим здесь круглосуточно и спасаем республику…
Сен-Жюст, сидя за свободным столом, листал материалы. Сначала шло знакомое — те же протоколы допросов и показания свидетелей. Новое было в конце. На предпоследнем листе почерком Фукье было написано: «К дневному заседанию трибунала, 4 прериаля». А поверх этого, наискось, корявым почерком Амара: «Задержать в связи с новыми сведениями».
Сен-Жюст поднял глаза. Вадье, следивший за ним, сказал:
— Да, друг мой, не окажись мы на высоте положения, не прояви себя опытными сыщиками, злодеям с легкой руки Фукье отрубили бы головы и на том все кончилось. Но мы не поверили, что все так просто. Он не поверил, — Вадье указал на Амара. — Не поверил и стал искать новых свидетелей. Прочти-ка дальше.
Сен-Жюст перевернул страницу. Это был допрос свидетеля Ютвиля. Согласно его показаниям выходило, что Амираль дружил с неким Русселем. Бальтазар Руссель, проживавший на улице Гельвеция, принадлежал к ближайшему окружению барона де Батца…
Сен-Жюст вздрогнул.
— Понял наконец! — обрадовался Вадье. — Ну скажи, справилось бы твое бюро с подобным розыском? — И, не дожидаясь ответа, задал новый вопрос: — Обратил ли ты внимание на адрес Амираля?
— Конечно, поскольку он живет в одном доме с нашим коллегой. Дом номер 4 близ театра Фавара, на улице того же имени.
— Правильно. А случайно не запомнил адреса Сесили Рено?
— Я ведь дважды читал протоколы; угол улицы Лантерн, номер 36.
— У тебя профессиональная память. Так вот не скажешь ли, к какому району относятся эти адреса, включая адрес Русселя?
— Секция Лепельтье.
— Верно. А точнее?
Сен-Жюст задумался. Потом вдруг схватился за голову.
— Квартал Вивьенн… — чуть слышно прошептал он.
Все расхохотались.
— Дошло? — смеялся Вадье. — Сообразил наконец, что мы обнаружили подлинный заговор, о котором столько болтали, но по сути дела не знали ничего?.. Да, друг мой, мы открыли знаменитый заговор иностранцев, который больше года угрожает республике, заговор, возглавляемый бароном де Батцем!
— И поймали барона? — как-то кисло спросил Сен-Жюст.
— Злодей окружен, — подхватил Жаго, — и теперь ему не уйти.
Сен-Жюст чувствовал себя ошеломленным. И вместе с тем крутилась беспокойная мысль: здесь что-то не так. Концы с концами в чем-то не сходятся. Но в чем же?..
Механически он дочитал страницу. На ней больше не было ничего интересного. Но в самом конце мелким почерком Вадье было написано: «См. дело № 7521-бис».
Сен-Жюст вопросительно взглянул на Вадье.
— Дай ему дело номер 7521-бис, — усмехнулся тот.
Дело из рук Вулана немедленно перешло в руки Сен-Жюста. На обложке он прочитал: «Заговор иностранцев, именуемый заговором Батца. Начато 17 жерминаля II года Республики. Окончено…»
«Начато на следующий день после казни Дантона и Шабо, — подумал Сен-Жюст. — Любопытно, почему именно в этот день?»
Он открыл было папку, но тут же захлопнул ее.
— Так я не могу, — сказал он. — Мне нужно внимательно изучить это. Я возьму дело с собой.
— Разумеется, — заторопился Вадье. — Бери с собой, читай, изучай на досуге. Тем более что Робеспьер хочет сделать тебя докладчиком по этому вопросу…
«Меня? Докладчиком? — вспыхнуло в сознании Сен-Жюста. — Что за чертовщина! И ради этого он вызывал меня с фронта!..»
Он читал долго. День сменился сумерками, сумерки — темнотой. Он зажег лампу и продолжал читать, перечитывать, возвращаясь по нескольку раз к заложенным местам. Он ходил по комнате, обдумывал и снова погружался в чтение.
Постепенно факты начали связываться в цепочку. Он понял их последовательность и взаимозависимость. О, недаром тогда, вскоре после жерминальских казней, эти мастаки из Комитета общей безопасности выпустили обращение к Фукье, требуя любой ценой задержать Батца, обращение, которое тогда вызвало его улыбку: у них уже была подсадная утка — Арман. 3 жерминаля Арман оказался в кабинете Фукье, где давал показания о связях Паша и Эбера; впрочем, тогда прокурор не воспользовался этими показаниями. Потом, после казни дантонистов (почему, почему сразу после казни?) об этом человеке вдруг вспомнили.
Арман — игрок, грязный делец, провокатор; когда-то, еще при старом режиме, попался на деле о фальшивых деньгах; он выдал сообщников, чем спас себе жизнь. Познакомившись с Батцем, он поступил к нему на службу, потом изменил барону, как изменял всем своим работодателям и друзьям. В начале 1794 года Арман находился и тюрьме Форс; он был осужден на 20 лет. Именно тогда о нем и вспомнили в Комитете общей безопасности… После 17 жерминаля им занялись Амар и Жаго. По их приказу полицейский агент Доссонвиль заставил Армана «расколоться» и выдать все, что он знал о ближайшем окружении Батца: его камердинере, квартирной хозяйке и некоторых второстепенных личностях, использованных бароном. Затем Доссонвиль «протащил» Армана по парижским тюрьмам, где этот молодчик опознавал одного за другим всех своих старых знакомых, связанных прямо или косвенно с неуловимым бароном. Это, впрочем, ни качеством, ни числом не удовлетворило Жаго и Амара. Тогда Доссонвиль представил Арману список арестованных «бывших», находившихся в тюрьмах Парижа по разному поводу и некогда обитавших в квартале Вивьенн или близ него; Арман, готовый на все, охотно указал на них как на «сообщников Батца». Все это вместе давало внушительную картину. А тут подоспели и «покушения»: Комитет общей безопасности арестовал Амираля, всех его друзей, знакомых и случайно связанных с ним лиц, в том числе Русселя, бывшего компаньона Батца, затем Сесиль Рено и всю ее семью — отца и двух братьев, одного из которых вызвали из армии; все они, как уже знал Сен-Жюст, также обитали в квартале Вивьенн, там, где некогда страшный барон в сообществе с Гишем основал свое «Общество страхования жизни»…
Все это выстроилось в ряд, и от этого ряда несло какой-то фальшью, чем-то неуловимо подлым и лживым, но чем?.. Он думал до головной боли, до изнеможения, пытаясь схватить ту ниточку, которая привела бы к уразумению сути дела…
Казалось бы, все правильно: барон и его окружение, квартал Вивьенн и улица Вивьенн, где помещалось бюро «Общества страхования жизни».
Улица Вивьенн, улица Вивьенн… Стоп!
Сен-Жюст потер виски и судорожно глотнул воздух. Неужели ухватил? Да, как будто… Только бы не потерять…
Он взял перо и разделил надвое чистый лист бумаги.
Квартал Вивьенн, улица Вивьенн — здесь помещалось «Общество страхования жизни», которым владели Батц и Гиш, покинувшие Францию в начале революции, — это одна линия.
А потом, в 1792 году, появились псевдо-Гиш и псевдо-Батц — это вторая линия, независимая от первой: псевдо-Батц никогда не жил на улице Вивьенн — он жил в Шаронне!
Минуточку… Еще чуть-чуть, и все станет понятно. Две параллельные линии, которые нигде не пересекаются…
Барон де Батц из Альбре, хозяин «Общества страхования жизни», второсортный делец с улицы Вивьенн, мелкая сошка, один из многочисленных эмигрантов, делающих карьеру в чужой стране, офицер в армии принцев, — личность известная, но мало опасная.
Псевдо-Батц, таинственный Иностранец, Джемс Рис — личность никому не известная, но очень опасная, неуловимый конспиратор, управляемый из-за рубежа, пытавшийся спасти короля, потом королеву, вдохновивший аферу Ост-Индской компании, привлекший Эбера и Дантона к делу разрушения республики, имевший тайную поддержку в Комитете общей безопасности…
Так-так-так; еще раз.
Имевший тайную поддержку в Комитете общей безопасности…
Сен-Жюст стер испарину со лба и отбросил перо. И они еще думали провести его, они ржали как лошади, думая, что одурачили его и точно бабочку накололи на булавку… Не выйдет, граждане великие сыщики, ваша грязная игра раскрыта!
Все проще простого. Враг революции, породивший коррупцию в стране и вырвавший ряд звеньев из государственного аппарата, чтобы уничтожить республику, — это неуловимый псевдо-Ватц, или Джемс Луис Рис, которым он, Сен-Жюст, неустанно занимался начиная с вантоза; поняв величину опасности и согласовав свои действия с Робеспьером, Антуан сумел обезвредить этого оборотня, отсек ему руки и ноги, убрав эбертистов, дантонистов и «народные общества», захваченные иностранцами; он разглядел также, что щупальца злодея тянутся в Комитет общей безопасности, и чуть не осилил этот Комитет, создав Бюро общей полиции…
Чуть… Но хотя Сен-Жюст и держал свои мысли в тайне, хотя ни разу ни с трибуны, ни в частном разговоре (если исключить беседы с Робеспьером) не назвал имени оборотня, в Комитете общей безопасности кто-то что-то пронюхал. Тогда, спасая себя, Вадье, Жаго, Амар и другие стали вопить: «Держи вора!» Тогда вдруг все они потребовали поимки Батца, но какого Батца? Да Батца с улицы Вивьенн, председателя «Общества страхования жизни», жившего за границей и не имевшего никакого отношения к делу!..
Теперь он понял, почему эти ловкачи начали свое «расследование» только после казни Шабо и Дантона: ведь и тот и другой, да и почти все обезглавленные их сообщники знали лично псевдо-Батца, своего хозяина. Они знали, что это не Батц с улицы Вивьенн. Стало быть, подменять одного другим и начинать дело о фиктивном розыске, о розыске Батца с улицы Вивьенн, можно было лишь после того, как все, знавшие лично подлинного злодея, будут уничтожены и своими показаниями не смогут опровергнуть предателей из Комитета безопасности, подкупленных, как и они, псевдо-Батцем…
Все проще простого. Используя его отъезд на Северный фронт, они повели дальше свою дьявольскую игру. Неуклюже состряпав «покушения», они начали охоту на жителей квартала Вивьенн с целью создать внушительный «заговор Батца», который они якобы раскрыли и обезвредили, что дает им возможность скрыть подлинный заговор. И в довершение всего они внушили Робеспьеру идею, что докладчиком по этому грязному и пустому делу должен быть он, Сен-Жюст!..
Ну нет. Напрасно стараетесь, граждане. Я понял вашу игру. У меня, правда, еще нет непреложных доказательств, я не могу разоблачить вас открыто, но я, по крайней мере, сделаю все, чтобы помешать вашему торжеству: я не возьму на себя доклад, который вы так старательно пытаетесь мне навязать…
Он пришел во Дворец равенства около полудня и сразу же поднялся в Бюро. Робеспьер был там. Внимательно посмотрев на Сен-Жюста, Максимильен сказал:
— Долго спишь. И долго добираешься до Парижа.
— Я прибыл вчера.
— Знаю. Но я-то вчера не удостоился твоего посещения.
— Я был вчера в Комитете общей безопасности.
— Берешь быка за рога, — усмехнулся Робеспьер. — Ну а Самбру-то вы наконец перешли?
— Пытались, но неудачно, и ты знаешь об этом.
— Верно. И ты по-прежнему веришь во внешние победы?
— А ты по-прежнему надеешься на «верховное существо»?
— Если бы ты был здесь восемнадцатого флореаля, то убедился бы в торжестве моей идеи.
— Оно, судя по всему, оказалось непродолжительным.
Робеспьер промолчал.
— Для чего ты вызвал меня? — сухо спросил Сен-Жюст.
— Если был вчера в Комитете, должен знать… К тому же вызвал не я, вызвали все твои коллеги. Нас убивают, — продолжал Робеспьер. — Я не дорожу жизнью, но что будет с революцией, с родиной, если нас не станет?..
— Обратись к «верховному существу», и оно оградит тебя.
— Оградило, — поспешно произнес Робеспьер. — Оружие выпало из рук убийц, они посрамлены и будут уничтожены. И так будет впредь, пока верховное существо останется с нами… Через несколько дней состоится великий праздник в его честь. Это будет великий праздник. Наше торжество. Ты сам убедишься в этом.
«Хотел бы, — подумал Сен-Жюст. — Но не ждет ли тебя жестокое разочарование?»
— Верховное существо покончит с заговорами, — проникновенно продолжал Робеспьер. — Верховное существо примирит всех.
— А если не примирит?
— Примирит. Ты увидишь. А в случае чего, — Робеспьер сжал тонкие губы, — у нас есть закон, который сокрушит злодеев.
— Закон? Покажи его текст!
— Черновик у Кутона. Через несколько дней, если понадобится, он провозгласит проект, и мы добьемся принятия его Конвентом.
— Если понадобится? А в каком случае это может понадобиться?
Робеспьер ничего не ответил.
В большом зале собрались почти все члены обоих Комитетов. Слово взял Робеспьер.
— Вы знаете, — громко сказал он, — что заставило нас собраться. Новый заговор, более широкий и опасный, чем прежние, опутал столицу и страну. Это заговор иностранцев, возглавляемый подлым Батцем. Некоторые из нас уже чуть не стали его жертвами. Провидение продлило наши дни, дабы мы еще послужили республике. Усердием верховных комитетов заговор разоблачен, большинство конспираторов арестовано и понесет заслуженное наказание. Необходимо сделать доклад об этом, чтобы получить санкцию Конвента. Каковы будут ваши предложения по поводу докладчика?
Кто-то крикнул: «Им должен стать Робеспьер!»
— Нет, — возразил Робеспьер, — поскольку сам я одна из жертв, мне не следует выступать на эту тему. Я предлагаю поручить доклад тому, кто досконально знает заговор с момента возникновения и проследил все его фазы. Вы, конечно, догадываетесь, о ком я говорю: это Сен-Жюст, специально вызванный нами с фронта.
Раздались одобрительные возгласы и аплодисменты.
— Робеспьер прав, — сказал Вадье. — Не далее как вчера Сен-Жюст приступил к скрупулезному изучению новых документов по этому делу. Никто лучше его не справится с докладом.
Снова раздались аплодисменты. Затем наступила долгая тишина.
— Что скажешь, Сен-Жюст? — наконец не выдержал Барер.
— Я отказываюсь, — громко и внятно произнес Сен-Жюст.
Лицо Робеспьера покрылось мертвенной бледностью.
— На каком основании? — возмутился Вадье.
— Это — мое дело.
— Ты обязан объясниться! — воскликнул Вулан. — Это не твое дело, а наше общее дело.
Сен-Жюст пожал плечами.
— Никто не может заставить меня взять подобный доклад. Я объяснюсь, когда сочту это нужным. — Он встал и вышел из зала.
— Все покидают меня, — тихим голосом сказал Робеспьер. — Все, даже самые близкие, даже те, кому я верил, как себе.
Выходя, Сен-Жюст заметил одно лицо, расплывшееся в широчайшей улыбке. Это было лицо старика Вадье. В тот момент Антуан не понял причины радости своего недруга; впрочем, он не задумывался над этим.
Ему представлялось, что, отказываясь от доклада, он ставил всех их в затруднительное положение. В действительности же в затруднительном положении оказывался один Робеспьер.
Ему казалось, что, идя вразрез с их планами, он сумел разрушить эти планы и выбить почву у них из-под ног. В действительности же он только облегчил их игру: его отказ развязывал им руки.
И правда, через несколько дней они поручат доклад одному из своих, Эли Лакосту, политику, скомпрометированному в глазах Сен-Жюста, и смертельному врагу Робеспьера.
Только тогда он поймет: ему нельзя было отказываться от доклада, ему нужно было тянуть и тянуть, затягивая дело до тех пор, пока бы он не набрал материалов, достаточных для разоблачения подлинных заговорщиков.
Но будет уже поздно, и ничего изменить ни он, ни кто-либо другой уже не сможет…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.