5

5

В сентябре 1823 года в доме Рылеева собрались родственники и друзья, Рылеев был счастлив: у него родился сын, которого назвали Александром. «Наташинька, слава богу, здорова, — писал он теще в Острогожск, — а равно и малютка Александр… Матушка теперь в деревне, насилу могла расстаться с Александром». Во время крещения Александра восприемниками были Федор Глинка и тетка Рылеева — Вера Сергеевна Готовцева.

«Рылеева вам кланяется, она родила Александра, — писал А. Бестужев сестрам в сентябре. — Поздравьте Либерала, который пишет теперь прекрасные оды. Полярная Звезда сбирается. Виньетки гравируются».

Осенью этого года — с середины сентября — Бестужев находился в длительной поездке по службе — с герцогом Вюртембергским. Рылеев занимался «Полярной Звездой» один. Он вел переписку с авторами, переговоры с цензором.

Из Одессы В. Туманский прислал стихи — свои и Пушкина. Рылеев отвечал: «Все сии стихотворения вместе с пиесами Консула нашей Литературной республики (так Рылеев называет Пушкина. — В.А.) отданы Бирукову… Бируков — цензор-деспот». В этом же письме: «Стихотворений наслано к нам куча». Письмо написано в несколько приемов. Рылеева все время отвлекают дела: «Сей час получил пиесы от Вяземского, Родзянки и В. Измайлова»; «Сей час от Бирукова. Варвар не пропустил ни одной из пиес Пушкина… Ради бога присылай других и проси Пушкина, чтобы он нас не оставил»; «Прилагаю к нему (к Пушкину. — В.А.) письмо от Пущина и Дельвига. Проси об ответе». Приписка Дельвига: «Дельвиг бьет тебе челом».

Из Финляндии прислал стихи Боратынский.

Издатели «Полярной Звезды» видели в нем одного из крупнейших русских поэтов и охотно печатали его стихи (в 1823-м — два, в 1824-м — пять). Приезжая в Петербург, он бывал у Козлова, у Воейковой-Светланы А.В. Никитенко вспоминает, как Рылеев читал у себя дома только что оконченного «Войнаровского», — среди прочих, «слушал и восхищался офицер в простом армейском мундире — Боратынский». В 1824 году Булгарин в «Литературных Листках» сообщал, что «многие любители поэзии давно уже желают иметь собрание стихотворений Е.А. Боратынского, которого прекрасные элегии, послания, воспоминания о Финляндии и Пиры снискали всеобщее одобрение. К.Ф. Рылеев, с позволения автора, вознамерился издать его сочинения».

Весной 1824 года Боратынский пишет из Кюмени: «Милые собратья Бестужев и Рылеев!.. Возьмите на себя, любезные братья, классифировать мои пьесы. В первой тетради они у меня переписаны без всякого порядка — особенно вторая книга элегий имеет нужду в пересмотре»; «О други и братья! Постарайтесь в чистеньком наряде представить деток моих свету — книги, как и людей, часто принимают по платью». И еще в октябре 1825 года декабрист Бригген писал Рылееву: «Не забудьте выслать мне один экземпляр сочинений Боратынского, если это правда, что они вами издаются». Декабрьское восстание не дало осуществить этот план. «Стихотворения Евгения Боратынского» вышли в Москве в 1827 году стараниями Дельвига.

Василий Туманский («Одессу звучными стихами наш друг Туманский описал», — говорит в «Евгении Онегине» Пушкин), читавший на вечере Вольного общества любителей российской словесности в доме Державина отрывок из «Войнаровского» Рылеева, был одним из постоянных авторов «Полярной Звезды» и посредником между издателями альманаха и Пушкиным. Туманский жил в Одессе, когда Пушкин приехал туда, — они (служили в канцелярии новороссийского губернатора и наместника Бессарабской области графа М.С. Воронцова.

Стихи Туманского были гармоничны и вообще отличались высокой техникой, что не однажды отмечал Пушкин.

В «Полярной Звезде» на 1824 год помещено было семь стихотворений Туманского, среди них отмеченная Пушкиным «Одесса». Гармония и точность в полной мере отличают, например, очень характерное для поэтики 1820-х годов стихотворение Туманского «Воспоминание»:

Меня парнасский бог в чужбине навещал,

Когда, не ведая притворства,

Я речи милых уст с любовью подчинял

Законам стройным стихотворства.

Блаженством юности, надеждой лучших дней

Они мой слух обворожали,

И, обновленные гармонией моей,

Как прежде, душу потрясали…

Из декабристов, кроме Рылеева и Бестужева, Туманский был близко знаком с Кюхельбекером, Корниловичем и Пестелем. Рылеев надеялся, что со временем Ту-манский обратится к гражданским темам в своей поэзии, — какие-то ободряющие начала были, — Туманский перевел одну из острополитических песен Беранже («Священный союз народов»). Однако надежды эти не сбылись. «У тебя прекрасный талант, — писал ему Рылеев, — ты сам не дорожишь им».

В начале 1825 года в Одессу прибыл высланный из Петербурга Адам Мицкевич с двумя товарищами — Малевским и Ежовским. Бестужев и Рылеев снабдили его рекомендательными письмами к Туманскому. «Милый Туманский, — писал Рылеев. — Полюби Мицкевича и друзей его… По чувствам и образу мыслей они уже друзья, а Мицкевич к тому же и поэт — любимец нации своей».

Стихи Пушкина, присланные Туманским, все-таки удалось провести через цензуру, хотя и с потерями. В ноябре 1823 года Александр Тургенев сообщал Вяземскому: «Я хлопотал за «Полярную Звезду» и говорил с ценсором о твоих и Пушкина стихах… Кое-что выхлопотал и возвратил стихи Рылееву».

Стихи Вяземского, о которых здесь говорится, — это «Петербург», наряду с отрывками из «Войнаровского» Рылеева — одно из самых острых политических стихотворений «Полярной Звезды» на 1824 год. Оно написано было в 1818 году, Вяземский сам сознавал, что напечатать его невозможно. «Я на горах свободы такую взгромоздил штуку, что только держись, так Сибирью на меня и несет», — писал он по поводу своего стихотворения Александру Тургеневу. Рылеев и Бестужев решили напечатать «Петербург», но через цензуру при помощи Александра Тургенева удалось провести только две трети его: Бируков вычеркнул весь конец.

Увидев в альманахе свое стихотворение урезанным, Вяземский посетовал в письме к Бестужеву, что его «выпустили на позор несчастным скопцом», что он предпочел бы, чтобы «ничего… не напечатали бы вы, а сказали в особенном замечании, что из присланного князем Вяземским ничего в этой книжке не печатается по некоторым обстоятельствам. Таковое замечание сделало бы фортуну мою и вашей книжки». Бестужев отвечал: «Вы еще худо знаете нашу цензуру, любезнейший князь, когда воображать можете, что она бы позволила ремарку о некоторых причинах, не позволивших напечатать ваших стихов. А мы многое бы потерпели, если б отказались от такого наследства, как седьмая часть ваших стихов».

К этому времени — к 1823 году — Вяземский в глазах правительства «революционер и карбонар», «стихотворец и якобинец». В 1820–1823 годах Вяземский в письмах резко критикует Александра I, пренебрегая даже тем, что письма явно перлюстрируются. «Не поручусь за ненарушимость переписки и предаюсь безмолвно, то есть напротив, гласно, на жертву всяких пакостей. Теперь не время осторожничать. Пусть правда доходит до ушей, только бы не совсем пропадала в пустынном воздухе». Среди декабристов популярно было не напечатанное при жизни Вяземского большое его политическое стихотворение «Негодование», написанное в 1820 году.

«Кажется, нигде столько души моей не было, как тут», — сказал Вяземский о «Негодовании». С.Н. Дурылин (1932) заметил, что в «Негодовании» александровская Россия «изображена у Вяземского красками Рылеева… Вся политическая и экономическая программа среднего дворянско-буржуазного декабризма здесь налицо. «Катехизис» Вяземского полнее и точнее таких поэтических катехизисов декабризма, как «Горе от ума» Грибоедова, «Деревня» и «Вольность» Пушкина, «К временщику» и другие стихи Рылеева. «Катехизис» заканчивается прямым призывом на Сенатскую площадь:

Он загорится день — день торжества и казни…

…Все это монолог поэта декабря, и нет ничего удивительного, что будущие деятели декабря переписывали эти стихи и распространяли… Вяземский попадал своими инвективами в самые больные места современности».

Рылеев и Бестужев пытались привлечь Вяземского в Северное общество. Нет никаких данных к тому, чтобы считать их попытки безуспешными. Весьма недаром Николай I по поводу «Алфавита декабристов» (списка людей. причастных к восстанию) сказал, имея в виду Вяземского: «Отсутствие имени его в этом деле доказывает только, что он был умнее и осторожнее других» (Д.H. Блудов передал эти слова Вяземскому).

И.И. Пущин в день восстания попросил Вяземского сохранить портфель с бумагами — там были стихи Пушкина, Дельвига, Рылеева и экземпляр «Конституции» Н. Муравьева, переписанный рукой Рылеева. Вяземский вернул этот портфель Пущину в целости после возвращения декабриста из ссылки в 1856 году.

Когда в Москве печаталась поэма Рылеева «Войнаровский», Вяземский хлопотал за нее перед московской цензурой. «Позвольте поблагодарить вас за участие, которое вы принимаете в судьбе «Войнаровского», — писал Вяземскому Рылеев.

Казнью пятерых декабристов Вяземский был потрясен до глубины души: «Для меня Россия теперь опоганена; окровавлена: мне в ней душно, нестерпимо… Сколько жертв и какая железная рука пала на них!.. Я не ожидал такой решимости в мерах…» Оправдывая необходимость восстания декабристов, Вяземский писал в 1826 году Жуковскому: «Ограниченное число заговорщиков ничего не доказывает, единомышленников много… Разве наше положение не насильственное? Разве не согнуты мы в крюк?.. Постигаю причины и, не оправдывая лиц, оправдываю действие, потому что вижу в нем неминуемое следствие бедственной истины». 7 августа 1826 года Вяземский пишет жене: «Посылаю тебе копию с письма Рылеева к жене. Какое возвышенное спокойствие!» (В обществе тогда ходили по рукам списки с предсмертного письма Рылеева.) Он восхищался подвигом жен декабристов, отправившихся в добровольную сибирскую ссылку вслед за сосланными мужьями: «Дай бог хоть им искупить гнусность нашего века».

Уважение к декабристам Вяземский сохранил до конца своей жизни. Он часто посылал в Сибирь декабристам книги, деньги, вел переписку…

В «Полярной Звезде» на 1824 год появились стихи Батюшкова, Жуковского (стихи и проза), Ивана Козлова, Глинки, В.Л. Пушкина, Хомякова, Дельвига, Кюхельбекера, Плетнева, Григорьева и других поэтов. Среди них ныне забытый, но подававший большие надежды, рано умерший поэт Михаил Загорский (1804–1824). Пушкин очень сожалел о его ранней гибели. Загорский успешно продолжал попытки Жуковского и Пушкина создать русский поэтический эпос. Смерть прервала его работу над «богатырской поэмой» «Илья Муромец», пронизанной мотивами русского фольклора. Незадолго до смерти он пишет также русскую народную идиллию «Бабушка и внучка» и «русскую повесть» «Анюта», — то и другое было продиктовано поэту его страстной любовью к русской старине. Загорский стремился создать новые поэтические жанры, основанные не на западных образцах, а на особенностях русского народного поэтического творчества и таких древних произведений литературы, как «Слово о полку Игореве».

Дело Загорского, конечно, было продолжено, однако намеченных им целей не достиг еще никто. Русский национальный — литературно обработанный — эпос (типа «Неистового Роланда» Ариосто или «Лузиад» Камоэнса) так и не был создан.

Кюхельбекер в ссылке нашел в старом журнале стихи Загорского и отметил в дневнике: «Он был молодой человек с истинным дарованием». В «Полярной Звезде» на 1824 год Бестужев и Рылеев поместили два стихотворения Михаила Загорского: «Элегия» и «Слава».

«Полярная Звезда» на 1824 год открывалась новым обзором А. Бестужева: «Взгляд на русскую словесность в течение 1823 года». Эта статья — литературный манифест издателей «Полярной Звезды», в котором выражена, по сути, программа поэтического творчества Рылеева, утверждающая связь литературы с политикой. Программа, устремленная в будущее — к Белинскому, Некрасову, Герцену… «Топограф и антикварий поверяют свои открытия под знаменем бранным; гром отдаленных сражений одушевляет слог авторов и пробуждает праздное внимание читателей, — пишет Бестужев, — газеты превращаются в журналы и журналы в книги; любопытство растет, воображенье, недовольное сущностию, алчет вымыслов, и под политическою печатью словесность кружится в обществе».

Рассмотрев литературную продукцию 1823 года, Бестужев пришел к выводу, что в ней мало оригинального и мало мысли. Из редких хороших книг русских авторов он отметил «Новейшие известия о Кавказе» С. Броневского и «Путешествие по Тавриде» Муравьева-Апостола (отца братьев-декабристов Муравьевых-Апостолов), причислив эти научные книги, написанные живым, образным языком, к произведениям словесности, так же как и «Путешествие вокруг света» капитана Головнина. В обзоре Бестужева встречаются русская грамматика Греча, статья Калайдовича «Археологические изыскания в Рязанской губернии», примечания поэта Грамматина на «Слово о полку Игореве», «Краткая русская история» Сергея Глинки, статья о жизни поэта Ивана Дмитриева, написанная Вяземским, очерк Корниловича «О древних посольствах в Россию». Все это он считает законной частью русской литературы, — произведения эти написаны без наукообразия.

Что касается стихов и прозы 1823 года, то здесь Бестужев не забыл почти ни одного хорошего произведения (их авторы Жуковский, Туманский, Языков, Плетнев, Вяземский, Боратынский, Крылов, Пушкин). Большинство этих сочинений появилось в 1823 году именно в «Полярной Звезде».

А в остальном… «Русский язык… возвышается ныне, — писал Бестужев, — несмотря на неблагоприятные обстоятельства. Теперь ученики пишут таким слогом, которого самые гении сперва редко добывали, и, теряя в численности творений, мы выигрываем в чистоте слога. Один недостаток — у нас мало творческих мыслей. Язык наш можно уподобить прекрасному усыпленному младенцу: он лепечет сквозь сон гармонические звуки или стонет о чем-то, — но луч мысли редко блуждает по его лицу. Это младенец, говорю я, но младенец Алкид, который в колыбели еще удушал змей! — и вечно ли спать ему?»

…Рылеев поместил в «Полярной Звезде» на 1824 год два отрывка из поэмы «Войнаровский»: «Юность Войнаровского» и «Бегство Мазепы».

Альманах вышел в декабре 1823 года. Споров о нем было немало, но успех его был несомненен.

20 февраля 1824 года — это было воскресенье — вечером Бестужев и Рылеев дали обед участникам «Полярной Звезды». В доме Бестужевых на Васильевском острове «были все, все почти литераторы», как отметил Бестужев в дневнике. Были И.А. Крылов, Ф. Глинка, Измайлов, Греч, Шаховской — «многие враги сидели мирно об руку, и литературная ненависть не мешалась в личную», — писал Бестужев Вяземскому.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.