Жаль, что передача опоздала

Жаль, что передача опоздала

На книжной полке нет томика с авторством Петра Петровича, а вот произведение о нем вполне могло бы увидеть свет. Однако судьба распорядилась иначе.

На стыке 1989 и 1990 годов журнал «Спортивные игры» поместил в четырех номерах, как явствовало из подзаголовка, «страницы документальной повести о жизни П. П. Старостина». Они вышли под названием «Младший в квартете старейшин». Автором был Игорь Маринов, когда-то занимавшийся футболом в спартаковской школе вместе с сыном Петра Петровича Андреем. В мире журналистики Игорь Абрамович снискал известность еще в «Советском спорте», где специализировался на делах международных. К слову относился весьма бережно. Например, советовал молодым авторам избегать скопления причастий с неблагозвучным сочетанием «-вши».

То ли воспоминания об игре вместе с Андреем на Ширяевом поле, то ли осознание несправедливости того, что отец партнера по юношеской команде оказался как бы в тени старших братьев, подтолкнули Маринова на мысль заняться, как ныне говорится, еще никем не раскрученной темой. Впервые он побывал дома у своего героя еще в 1989-м и впечатления от встречи описывал так: «От стола ко мне резко поднялся человек пожилой, но не старик, никак не старик, а в тот год ему исполнилось 80 лет. Выраженные родословные черты Старостиных — чеканные линии рта, разлет бровей, порода. Лицо красивое, живое. Теперь встречаемся уже не первый раз, сидим за столом, разбираем вырезки газетные, фотографии. „Неужели все Косте Есенину отдал? Где теперь искать…“ — сетует Петр Петрович».

После распада Советского Союза появилось немало новых спортивных изданий, многие из которых достаточно быстро исчезали. То ли потому, что создавались для отмывки средств, то ли экономическая нестабильность и инфляция делали свое черное дело. Так вот, в 1992–1995 годах с неустойчивой периодичностью выходила газета «Футбол-Экспресс». Ее фактический владелец, иракский бизнесмен Хуссам Аль-Халиди, одновременно был хозяином московского клуба «Асмарал», игравшего в высшем дивизионе чемпионата России. А еще он по любопытному совпадению арендовал у 7-го таксомоторного парка стадион «Красная Пресня» — тот самый, с деревянных трибун которого не раз наблюдали за игрой спартаковских дублеров братья Старостины.

Начиная с первого номера за 1993 год в «Футбол-Экспрессе» вышло несколько материалов Игоря Маринова под названием «Петр Петрович — четвертый Старостин». Напечатанное можно было смело считать фундаментом отдельной книги, но… Именно в тот год герой заметок ушел из жизни, и вовсе не факт, что успел прочитать хоть одну публикацию — по крайней мере, сыну о них не было известно. А вскоре скоропостижно скончался и автор.

В 2000-м в издательстве «Книжный клуб» появился, по сути, альбом, посвященный всем четырем братьям, — «Старостины (биографический очерк)». Слово «альбом» просится не только из-за формата; просто в пропорциональном отношении иллюстрации занимали едва ли не больше места, чем текст. Впрочем, серия «Спорт как спорт» подобное оформление как раз подразумевала.

Нельзя не попенять издательству за то, что оно поместило материал под рубрику «Династия». Вот какие толкования этому слову дает, например, словарь Ефремовой: «1. Ряд монархов одного рода, последовательно сменявших друг друга по праву наследования; 2. перен. Ряд поколений, передающий из рода в род профессиональное мастерство, традиции». То есть применимо к книге «Федотовы» об отце Григории Ивановиче и сыне Владимире Григорьевиче рубрика уместна, а по отношению к братьям — нет.

Автор книги Аркадий Ратнер — тоже из мира спортивной журналистики, он и повествование начал, отталкиваясь от своей передачи, сделанной по заказу Гостелерадио в 1986 году. И не мог обойтись без резонной оговорки: «Все, кто знал о готовящейся передаче, а потом смотрел ее в эфире, жалели, что она опоздала на несколько лет и не удалось показать всех братьев вместе». Действительно, Александр Петрович уже покинул этот мир, а без него, как писал Ратнер, «из прочно притертого семейного блока выпало какое-то звено, что привело не к ослаблению, а к некоторой несбалансированности. Александр доводил старостинское содружество до абсолютного совершенства».

Автор не стал скрывать также, что в передаче целый период жизни ее героев пришлось обойти — и касался он, разумеется, их ареста и ссылки. В 1986-м говорить об этом с экрана просто не разрешили, да и сами братья не горели желанием рассказывать о тех временах. Поэтому подробностей пребывания в тюремных камерах и лагерях нет даже в той части отснятого материала, который не вошел в окончательную версию. И нам Аркадий Фалькович подтвердил совсем недавно: «Все, чем располагал, вошло в передачу и книгу, больше добавить ничего не могу».

В общем, получился действительно очерк, то есть жанр, в котором невозможно охватить все события, но главные вехи расставлены правильно.

Книга «Старостины» была на виду, как и другие образцы документальной литературы или мемуаров, где речь шла о представителях замечательной семьи. Но авторам этих строк всегда казалось, что братья обязательно должны были оставить след и в литературе художественной. Подтверждения нашлись, хотя и не сразу.

Общеизвестно, что Лев Кассиль был в дружеских отношениях с Александром Петровичем и не стеснялся; делать ему публичные комплименты: «Он наиболее культурный, самый начитанный из наших известных футболистов. В нем нет спортивной узости, от которой у нас не избавились многие». Или другое признание, о третьем брате: «Я пишу об Андрее Петровиче Старостине с любовью, как о человеке большого сердца». Но можно ли отыскать в произведениях Льва Абрамовича фигуру, в которой угадывался бы близкий друг или кто-то из его родственников?

Вот рассказ «Пекины бутсы», где полунебыль-полубыль строится вокруг Петра Дементьева, а под именем Михей легко узнаваем Михаил Якушин.

Вот повесть «Вратарь республики», где прототипом главного героя стал Анатолий Акимов. Литератор даже подарил стражу ворот экземпляр с надписью: «Одному из славнейших спортсменов страны, Анатолию Михайловичу Акимову, который на долгие годы стал воплощением лучших черт моего вратаря республики Антона Кандидова».

А еще голкиперу от писателя пришла телеграмма, доставленная по любопытному адресу (орфография и пунктуация, точнее, отсутствие оной, сохранены):

«Москва Советская площадь ресторан „Арагви“ кабинет 6 Акимову Анатолию Михайловичу=

Подленному вратарю республики от имени Антона Кандидова и от всего сердца физкульт ура = Лев Кассиль».

Николай Петрович считал, что Кассиль и в дальнейшем писал образы со спартаковцев, в частности, с Василия Соколова: «Посмотрев последний фильм по сценарию Льва Кассиля „Удар, еще удар…“, я, грешным делом, подумал, что, вероятно, Лев Абрамович взял для своего героя прототипом Василия Николаевича, которого отлично знал и высоко ценил». Предположение дополнялось и некоторым портретным сходством артиста Малого театра Виктора Коршунова, игравшего роль старшего тренера, с молодым Василием Соколовым.

И Владимир Маслаченко признавался в одном из интервью: «Обо мне написал Лев Кассиль, включив этот рассказ в свой сборник».

Петр Дементьев, Анатолий Акимов, Василий Соколов, Владимир Маслаченко — а где же Старостины? Или писателю было достаточно очерка «Мяч идет от брата к брату», где все названы своими именами? Или случившаяся в жизни и описанная Кассилем история о том, как иностранец, присутствовавший на футбольном матче и поинтересовавшийся фамилиями наиболее заметных на поле игроков, решил, будто слово «Старостин» по-русски означает «футболист», затмила все возможные придумки?

Правда, не будем забывать, что имена репрессированных братьев долгие годы находились под запретом и даже забитые ими голы в справочниках приписывались другим. И в эту конкретную дюжину лет обращаться к опальным прообразам было бы смертельно опасно.

Зато интересное наблюдение о влиянии Андрея Петровича на творчество Юрия Олеши можно отыскать у Александра Нилина в его «Линии Модильяни»:

«Про то, что прототипом одного из героев „Зависти“ — футболиста Володи — послужил Андрей Старостин, навестивший уже почти при нас Ахматову вместе с драматургом Исидором Штоком, я узнал позднее…

Футболист Володя — с него скалькирован герой сценария Олеши „Строгий юноша“ — самый невыразительный из персонажей „Зависти“. Такое впечатление, что все остальные действующие лица смело сочинены, а этот как-то робко и неумело срисован с Андрея Старостина…

Володя у Олеши был фигурой заданной, умозрительной, необходимой для парадоксальной концепции, мешавшей автору — и опровергнутой подлинностью душевной автобиографичности Кавалерова.

Любил же повторять Юрий Карлович, что писатели выдумывают мир, но действуют в нем реально.

Для придуманного из головы футболиста Олеша взял внешность Старостина, внутрь не заглядывая, что повредило бы концепции.

Футболист не мог быть героем Олеши, сочинявшим роман от имени Кавалерова.

Андрей Петрович Старостин — другое дело».

И вдогонку этому высказыванию — свидетельство Константина Ваншенкина: «Когда на студии „Мультфильм“ возникла идея экранизации романа „Три толстяка“ и речь зашла о том, как внешне будет выглядеть Тибул, Олеша назвал постановщикам вполне „земное“ имя знаменитого футболиста Андрея Старостина, в нем видел идеал мужской красоты и своего рода прообраз героя будущего фильма». Но об экранизациях речь пойдет чуть позже.

А пока — интересная деталь: ссылку на строки Андрея Петровича делали литературоведы, исследовавшие произведение Валентина Катаева «Алмазный мой венец». Там автор придумал для каждого из своих друзей даже не псевдоним, а образ, и Олеша проходил у него как «ключик» — именно так, с маленькой буквы. Препарируя характеристику Юрия Карловича: «При маленьком росте — в юности», аналитики текста Катаева предлагали сравнить ее с наблюдениями Старостина: «Meня удивило, что для того, чтобы поцеловать женщину, мужчине пришлось приподняться на носках. Помнится, что я ощутил какую-то обиженность. Такая породистая голова требовала более крупного постамента». Заодно привели в доказательство и словесный автопортрет Олеши: «Я росту маленького; туловище, впрочем, годилось бы для человека большого, но коротки ноги, — потому я нескладен, смешон; у меня широкие плечи, низкая шея, я толст».

В 1980-м Андрей Сергеев, воздавший немалую дань коротким абсурдистским рассказам, написал миниатюру «Картина». Начиналась она так: «В кабинете футболиста Старостина висит картина: Старостин, Горький и Молотов играют втроем в преферанс. За игрой с интересом следят их товарищи, ударники первой, второй и третьей сталинских пятилеток…» Далее следовал длинный список фамилий, а венчала данную конструкцию фраза: «Когда в глубине картины проходит Сталин, Старостин, Горький и Молотов встают, а ударники поворачиваются спиной к зрителю». В этой сюрреалистической зарисовке использован собирательный образ, но можно смело сказать, что писан он не с Николая Петровича: как известно, в отличие от остальных братьев, старший к картам не тяготел.