В мундире инспектора

В мундире инспектора

Москва в зимнее время мне показалась неуютной и даже грязноватой. Когда учился в Рязани, как правило, интересовало одно, быстрее купить билет и уехать домой. Да и привокзальная территория всегда независимо от погоды и поры года убиралась, и мне казалось, что в Москве везде чисто. После службы в областных городах в столице множество народа, который всегда куда-то спешил, толкался, а что творилось в общественном транспорте, вспоминать не хочется, особенно в автобусах от Щелковского автовокзала до Медвежьих Озер. Иногда возникало желание уйти пешком, да вот только здесь расстояние не по областным меркам. Пришлось мириться и привыкать. Ничего, привык, а куда деваться в таком мегаполисе, не барин. Зашел в бюро пропусков штаба ВДВ, поднялся на третий этаж. Все офицеры боевой подготовки в это время находились в войсках на каком-то важном мероприятии. За старшего оставался полковник Родниковский, ему и представляюсь, «Жить есть где?» — «Нет». — «Попробуй проехать в Медвежьи Озера, возможно, найдут место в общежитии». — «А как доехать до гостиницы?» Соловьев, тоже офицер боевой подготовки, выразил готовность проводить меня до гостиницы. В гостинице свободных мест, как всегда, не оказалось. Впервые захотелось назад, в Фергану. Соловьев говорит, не волнуйся, мой сосед в командировке, вот и займешь пока его кровать. Несколько дней перекантовался на чужой кровати.

В понедельник все офицеры боевой подготовки были в сборе, Жигульский меня представил коллективу, с которым предстояло служить дальше. Начальник определил рабочее место в группе тактической подготовки. В этот же День в коридоре штаба встретил Харченко, зампотеха нашей дивизии. «Привет, Михаил. В какую службу тебя определили?» — «В боевую подготовку. В отдел бестолковых полковников», — и засмеялся. Аббревиатуру ОБП какой-то умник расшифровал, как отдел бестолковых полковников. Еще задолго до моего приезда в Москву эта шутка ходила по всем этажам штаба ВДВ. Те, «старые», полковники боевую подготовку в войсках начинали с нуля. Нам было проще, мы совершенствовали учебу войск и наращивали учебно-материальную базу. Этих полковников я помнил, еще когда учился в училище и служил в Фергане. Это были фронтовики-работяги: Примак, Атаманов и Кукушкин, который после боевой подготовки возглавил разведку ВДВ.

В течение первой недели изучал руководящие документы, знакомился с офицерами и службами штаба. С трудом, но определился и с жильем в общаге. Служба, на мой взгляд, в штабе ВДВ легкой не будет. Правда, грохота разрывов и свиста пуль здесь не слышно, а вот человеческое напряжение останется на высоком уровне, да и ответственность будет измеряться высокой планкой. Если в Афганистане отвечать приходилось за жизни подчиненных, за выполнение боевой задачи, то в мирное время — за высокий уровень боевой подготовки подразделений ВДВ. На первых порах моей службы в штабе ко мне был приставлен старший опытный товарищ. В войсках их называли «дядьками», таковым у меня был полковник Кононов. В период учебы в десантном училище он был у нас комбатом. Под его чутким и чересчур принципиальным руководством пришлось перечитать многие руководящие документы и сделать некоторые пометки в записной книжке. Теоретически я уже был во многом сведущ, по крайней мере, знал документы, в которых отражались те или иные вопросы, необходимые для работы в войсках. И наконец настал тот день, когда я впервые убыл в войска, но, конечно же, с «дядькой»-полковником. Помню, был конец марта, в Болградской дивизии проводилось командно-штабное учение с десантированием и боевой стрельбой полка, которым командовал мой друг Кожушкин. Руководил учением комдив, генерал-майор Лебедев, а Кононова направили как бы присматривать за действиями комдива при проведении учения и быть «глазом» командующего с соответствующими полномочиями. От настроения московского полковника во многом зависела оценка учения. Полковник из Москвы всегда нагонял шорох в войсках, это я по себе помнил, от его доклада наверху многое зависело внизу. И вот я в мундире инспектора впервые выезжаю в войска. Командиры всех категорий это четко усвоили и вели себя подобающим образом с этими самыми, как мы их еще называли в войсках, «черными полковниками». Слово или просьба проверяющего были законом в войсках, потому что их прислал командующий. Отчасти так было и правильно, иногда по недосмотру кадровиков на должности утверждались офицеры с ленцой. Вот именно таких и приходилось частенько шкурить, чтобы они были на уровне.

Работу мы начали в Кишиневе в парашютно-десантном полку. Командиром полка был мой однокашник по училищу подполковник Етабаев. Изначально приходилось внимательно присматриваться к методике работы наставника (некоторые моменты фиксировать в записную книжку) и следовать за ним, как тень. После работы в полку однокашника с «дядькой» из Кишинева на автомобиле переехали в Болград, где должны разворачиваться основные события, из-за которых мы и пожаловали в дивизию. На следующее утро офицерам объявили сбор по учебной тревоге. Около штаба дивизии их построили, сделали перекличку, комдив приступил к проверке содержимого в «тревожных чемоданах». Мы с Кононовым находились рядом, еще было довольно темно.

Вдруг слышу знакомый голос: «Это ты, сын?» Так меня называл в Афгане только один человек, Русанов. Так и подмывало подойти к нему, но при учителе этого не стал Делать, потом улучил момент и вернулся к «батьке». Обнялись. Оказалось, он по замене из Афганистана прибыл в Болград командиром медсанбата, но квартиру в Витебске не сдавал, ему до пенсии оставалось совсем ничего. Здесь же я узнал, что Кожушкина в гарнизоне нет, он находится с полком в Тарутине, на полигоне.

Проверив готовность офицеров и подразделений к учению, мы с комдивом выехали на полигон. Лебедев по дороге нам напомнил, что здесь давным-давно Суворов бил турок. В некоторых местах сохранились участки дорог, по которым шли русские войска, видны были фрагменты рубежей обороны, и уж совсем недалеко отсюда находился знаменитый город Измаил. До полигона было менее ста километров, по пути заехали в небольшой городок с интересным названием Веселый Кут. В городке располагался артполк дивизии. Посмотрели и здесь готовность подразделений к предстоящему учению. Уже в сумерках по полигону подъехали к лагерю десантников. Кононов сразу ринулся в войска, а я немного отстал, стараясь выяснить, где Кожушкин. «Он еще на участке местности, где будет проходить этап боевой стрельбы, но в лагере будет с минуты на минуту», — ответил дежурный по лагерю. Полевой лагерь был слабо освещен, в основном штабные палатки и столовая.

Издалека показался автомобиль с включенными фарами, через несколько минут он подъехал к штабной палатке, в которой находились Лебедев и Кононов. При свете фар я узнал Виталия, но окликать его не стал, пускай доложит командиру, потом мы встретимся в спокойной обстановке. В палатке Кожушкин пробыл долго, наш бывший комбат достал вопросами, расспросами, особенно по мишенной обстановке. Конечно, этап боевой стрельбы наиболее ответственный момент учения. Когда, наконец, комполка вышел из палатки, я его окликнул, он вздрогнул от неожиданной встречи. «Это ты? А как ты здесь оказался?» — Виталий засыпал меня вопросами. Разговорились. «Ты давно вернулся из Афганистана?» — «Да нет, в середине февраля». — «А сколько лет ты пробыл в Афгане?» — «Более двух лет, дружище». — «Да, досталось тебе там, будь он неладен. И где ты сейчас служишь?» — «В Москве, в отделе боевой подготовки». — «Так ты вместе с Кононовым приехал. Он мне сейчас всю душу вымотал этапом боевой стрельбы. Награды имеешь?» — «Да, орден Красной Звезды. Правда, все офицеры-разведчики по два ордена имеют, но на них награды оформлял я. За меня побеспокоиться некому было, а самому на себя совесть не позволяла оформлять». — «Слушай, а часто ты бывал на боевых?» — «Много, но я не считал, за полсотню это точно». — «Алена с сыном где?» — «Пока в Фергане, жилья еще нет, да и Гена учебный год должен окончить. А как ты поживаешь?» — «В Болграде у меня большой дом на земле, примерно как в Фергане у тещи. В семье прибавление, еще одна дочь родилась, Викторией назвали. Анна Константиновна с нами живет. Ты помнишь ее?» — «Конечно, помню». — «После учения зайдем ко мне, мои обрадуются. Слушай, а что мы на улице стоим, пойдем в мою палатку».

В командирской палатке было светло, чисто, уютно и тепло от буржуйки. Тут же появился прапорщик. «Ужинать будете?» — «Да, накрывай на двоих и вина красного принеси». Прапор вышел за ужином, и тотчас в палатку вошел Кононов. «Вот вы, оказывается, где, а я уже весь лагерь обошел». — «Ужинать с нами будете?» — спросил у него Виталий. «Буду, только никакого вина сегодня, завтра ранний подъем и очень ответственный день».

Дальнейший разговор в присутствии бывшего комбата не клеился, говорили, чтобы просто не молчать. Кононов подвел итог ужина по-своему: «Беседа прошла продуктивно, но на сухую», — и захихикал. После ужина Виталий проводил нас до выделенной для отдыха палатки, а по дороге шепнул на ухо: «И какого хрена он приперся».

Действительно, подъем был ранний. На скорую руку привели себя в порядок, позавтракали и выехали на площадку приземления, десантирование штабов и подразделений прошло успешно. Прямо с площадки приземления стали разыгрывать всевозможные вводные, еле успевал за полковником. То он здесь, то уже там слушает начальника службы, а затем перемещается к другому штабу, и только глубокой ночью он угомонился, и мы вернулись в палатку немного отдохнуть.

Рано утром снова на ногах — и вперед на этап боевой стрельбы. И вот началось: впереди разведка, затем боевые подразделения, каждому из подразделений своя группа мишеней. Кругом грохот, трескотня стрелкового оружия. Это мне напомнило Афганистан, только стрельба здесь велась в одни ворота по мишеням. Глубина этапа боевой стрельбы была порядка трех километров. На последнем рубеже полк отражал контратаку противника, здесь грохота было еще больше. К грохоту боя добавлялось громкое шипение противотанковых управляемых снарядов, выпущенных по танковым мишеням, которые были на большом расстоянии. Полк этап боевой стрельбы закончил, и с неплохим результатом, а затем перешел к обороне. С командиром полка встретились поздно, он выглядел усталым, не стал его задерживать, ему предстояло еще доложить свое решение на оборону. Немного поднял ему настроение тем, что процент пораженных мишеней вполне приличный для боевой стрельбы в составе полка.

Всю ночь и следующий день десантники совершенствовали оборону и решали тактические задачки. Кононов несколько прошагал по позициям, которые подготовили подразделения полка, и не только прошагал, а подсказывал и спрашивал, что надо знать солдату в обороне. Ближе к вечеру был дан отбой учению. Кононов в тесном кругу комдива и командиров полков высказал свои замечания и пожелания на будущее. Для нас на завтра уже были билеты на Москву, но сначала мы должны были своим ходом из района учения доехать до Кишинева. Уже перед самым отъездом ко мне подошел Кожушкин и сказал: «Мы так толком с тобой не поговорили, для тебя и Кононова в машину поставил хорошее вино, смотри, не забудь».

До Кишинева ехали долго, где-то за Бендерами пришлось устранять неисправность машины. Побродили по Кишиневу, посетили винные магазины, в которых купили по паре бутылок марочного вина. В полку немного отдохнули и стали готовиться к отъезду. Ехать до Москвы почти сутки. Один раз «дядька» раздобрился и угостил меня моим вином. На Киевском вокзале мы стали прощаться, но вдруг Ипполит Васильевич говорит: «А ну, давай сюда свою коробку», — и тут же ее распотрошил. Вынул из коробки одну банку вина и протягивает ее мне: «Остальные верну, когда понадобится, а то в общежитии все за выходные выпьете».

К обеду я уже был в Медвежьих Озерах, и, конечно же, афганцы, а их было в общаге четыре человека, сразу с вопросом: «Вино есть?» — «Есть». — «Сейчас зайдем». К этому времени я успел подружиться с Мокровым, старшим офицером отдела связи, он намного раньше меня приехал сюда с семьей, а до этого в Болграде был командиром батальона связи. К нашей компании присоединился и Геннадий, посидели поговорили, а что такое банка вина на пятерых человек, да ничего. Бородин, начальник ПВО войск, афганец, спрашивает: «Миша, ты что, всего одну банку вина из Молдавии привез?» — «Да нет, привез три банки, но Кононов две забрал и увез домой». Ох, и костерили же мужики моего бывшего комбата и в хвост и в гриву, а потом разошлись по своим комнатам. Вечером зашла Светлана, жена Мокрова, пригласила меня на ужин. Она частенько меня подкармливала в выходные дни, тогда столовая и магазин не работали. Подружился также с Савельевым и его семьей. Когда выпадали редкие выходные, они меня тоже часто приглашали к себе на обед. Александр до Москвы служил в Болграде командиром эскадрильи дивизии, а в штабе был заместителем начальника авиационного отдела ВДВ. Приду, бывало, к ним, а его жена Валентина говорит: «Хочешь хорошего вина?» — «Хочу». — «Тогда сначала съешь тарелку борща, а потом налью вина». Приходилось вначале есть борщ, а потом пить вино. Александр, глядя на меня, хохотал до упаду. В женской логике тоже был заложен большой смысл. У них в семье были две девочки, я им всегда рассказывал какие-нибудь небылицы, пел всякие песни, хотя у меня ни голоса, ни слуха, а петь иногда хотелось. Вот и развлекал маленьких, все равно в выходной день девать себя некуда.

Так судьба распорядилась, что без семьи я уже был третий год, а это большой срок для мужчины, и меня тянуло в семью. Однако расслабляться не приходилось ввиду частых командировок, пока работал в составе групп.

Отделом продолжал руководить Жигульский, но поговаривали, что вскоре придет начальником командир Кировабадской дивизии генерал Хоменко. Офицеры, которые в отделе давно служили, хорошо его знали. Однажды Жигульский меня вызывает и спрашивает: «Ну, ты уже освоился со своими обязанностями?» — «Освоился. По крайней мере знаю, в каком документе что написано». — «Я тебя вот по какому вопросу пригласил, не за горами весенняя проверка в войсках, и надо заранее готовить документы, которые касаются боевой подготовки. Подготовь склейку с двух листов в секретной части, зарегистрируй и сделай ведомость результатов проверки. После проверки ее заполнишь для доклада командующему и впредь будешь своевременно уточнять, но и сам готовься к итоговой проверке, поедешь в Болград». Жигульский по службе ко мне относился хорошо, мы вместе с ним служили в Фергане. Если по службе иногда приходилось задерживаться допоздна, он меня приглашал к себе домой, но я всегда вежливо отказывался.

Между командировками продолжал усердно готовиться к предстоящей поездке на проверку боевой подготовки дивизии. Моя записная книжка стала основным подспорьем для работы в войсках. Накануне выезда для проверки проводился инструктаж, это, как правило, делал Сухоруков. Командующий напоминал всем и обо всем, что надо делать и что не надо, и в конце всегда требовал соблюдать меры безопасности при проведении контрольных занятий. Я вместе с Кононовым был назначен в полк к Кожушкину. Старшим в дивизии был генерал Костылев. Прилетели мы на военный аэродром Арциз, а оттуда на автобусах должны ехать до Болграда.

На аэродроме произошла какая-то перетасовка проверяющих. Оказалось, в учебную дивизию на один из полков нет председателя комиссии. Костылев как заместитель командующего принимает решение и Кононова отправляет этим же самолетом в учебную дивизию, а меня назначает старшим в полк Кожушкина. Вот это да, а как же без учителя. Первый раз на проверке, и такая ответственность. Появился страх, проверять один предмет — это полдела, а здесь полк, справлюсь ли?

Приехали в штаб дивизии, командиры полков, отдельных частей нас уже ожидают. Всей компании нас Костылев и представил, кто мы такие и кто в каком полку или части будет старшим. Мы с Виталием довольны встречей, но у меня нет настроения, не уверен, справлюсь ли я с этой задачей? Друг это понимает и пытается меня успокоить: «Ты здорово не переживай, на всех занятиях будет порядок и организованность. На ужин в столовую ты не идешь, Светлана нас ждет дома». После стольких лет разлуки встреча была приятной. Нам было что вспомнить, мы в Фергане провели свои лучшие годы, и там осталось много общих знакомых. Засиживаться не стали, завтра начало проверки, необходимо хорошо отдохнуть.

Утром строевой смотр полка проводил сам генерал. И надо отдать должное, народ постарался, генерал особо не ворчал, а разведчикам и связистам за исполнение песни объявил благодарность. После строевого смотра стрельба из вооружения боевой машины и стрелкового оружия с переходом на ночь. К началу стрельбы опять приехал генерал, все прислушивался, присматривался, как я беседую с солдатами, офицерами. Отстреляли первые три боевые машины. Проверять попадания в мишени генерал поехал тоже. Результат для начала был неплохой, две четверки и одна тройка. «Скрынников, доложи мне, какие оценки получили стреляющие в соответствии с курсом стрельб?» Рассказал ему, как выставляется оценка. «Ну, ладно, давай проверяй, но смотри, чтобы соблюдались меры безопасности». Сказал и укатил. Рота стреляла неплохо, но были частые остановки из-за поломок техники. Уже где-то за полночь подвели итоги стрельбы. Подразделение отстреляло на «хорошо», и мы с Кожушкиным уехали отдыхать. Рано утром за мной в гостиницу заехал командир полка, чтобы поехать на стрельбище. Сегодня еще одна рота стреляет из вооружения боевой машины, так что надо заранее готовность стрельбища проверить. «Давай, садись в машину, позавтракаем на стрельбище. Мне передали, что ночью прилетел командующий, возможно, будет у нас на стрельбе. Поэтому лучше выехать раньше. Рота уже там, пока проведут выверку оружия, как раз и стрельбу пора начинать. Сухорукое не любит, когда занятия срываются».

К началу стрельбы все было подготовлено, все должностные лица проинструктированы. Через некоторое время на центральной аллее показался «уазик», который на скорости направлялся к нам. Из него вышел Костылев, я ему доложил о готовности к стрельбе. «Подожди, не начинай, ждем командующего». Минут через десять подъехал Сухорукое с комдивом. Костылев чуть ли не строевым шагом направился к нему с докладом. Они втроем о чем-то поговорили, затем командующий направился к нашей группе. Когда я представлялся, он меня спросил: «Как полк сдает проверку?» — «Шестая рота за дневную и ночную стрельбы из вооружения боевой машины получила хорошую оценку. Сейчас в готовности к стрельбе еще одна рота». — «Ну что ж, начинайте, посмотрим». Послышалась музыка, и три боевые машины, фыркнув двигателями, одновременно устремились по дорожкам в поле к мишеням. С показом мишеней началась стрельба из орудий, а затем из пулеметов. Достигнув рубежа прекращения стрельбы, машины остановились, затем с левым разворотом устремились на исходный рубеж. Сухоруков говорит: «Осмотрите мишени!» Костылев, как молодой боец, рванул к машине, я еле успел плюхнуться на заднее сиденье. Подъехали к мишеням, попадания есть, но одна — при беглом осмотре показалось — не поражена. Потом, более внимательно осмотрев мишень, нашли и там одно попадание. Какие оценки, спрашивает у меня Костылев? Две пятерки и одна тройка. Пока мы возвращались, он у меня два раза спросил, а правильно ли я вывел оценки. Потом я понял, хоть он и заместитель, а трусил перед командующим не меньше моего и курс стрельб от волнения забыл.

Сухорукое остался доволен стрельбой первой смены и общей организацией. Еще некоторое время походил по стрельбищу в сопровождении Лебедева, а потом сказал: «Продолжайте занятия». Следующая смена стреляла намного хуже, даже была одна двойка. Кожушкин расстроился и говорит: «Хорошо, что Сухорукое одну смену проверил, а то стыдно». Полк уверенно сдавал проверку и получил бы общую хорошую оценку, да вот появилась одна заморочка. В полк от нечего делать заехал член Военного совета, генерал-лейтенант Смирнов. Зашел в кабинет командира, сел на его место и стал шарить в столе и, надо же, нашел пустую бутылку из-под вина и на совещании такую вонь поднял, хоть впору командиру стреляться. Вот на балл оценку за это ЧП полку и снизили. В то время политработники представляли большую власть, а проще сказать, с ними никто не хотел связываться. «Тару, тем более пустую, командир, надо убирать вовремя», — со смехом сказал Виталию замкомдив Бондарь. Дня через три подвели итоги проверки. На подведении присутствовал командующий, а его слово было последним и окончательным. На следующее утро перед вылетом в Москву около самолета меня подозвал к себе Костылев. Прочел мне назидательную речь и в заключение высказал: «Ты, Миша, со своей задачей вполне справился, мы не ошиблись, что взяли тебя в свой коллектив». В это время к самолету подъехал Кожушкин: «Вот возьми, это тебе гостинец от нашей семьи». — «В такой большой коробке?» — «А ты думаешь, в маленькую большие канистры войдут?»

Через несколько месяцев предстояли стратегические маневры в масштабе стран Варшавского договора. И, конечно же, с участием десантников. Применение воздушного десанта по игре планировалось недалеко от побережья Черного моря, на территории Болгарии. Надо было совместно с кораблями огневой поддержки обеспечить высадку морского десанта. Для этой цели в ВДВ решили применить полк Кожушкина. Оперативная группа во главе с генералом Кузьменко зачастила в полк, в составе оперативной группы был и я. Нас, офицеров боевой подготовки, меня, Крутенко и Гавриленко, закрепили за батальонами, чтобы мы их подготовили к ответственному мероприятию.

Занятия проводили ежедневно, а за неделю до десантирования вылетели в Болгарию в район Бургаса, на площадку приземления. Вместе с нами вылетели тыл и все механики-водители десантируемых машин. Встретили нас болгары по-братски, оказывали всяческое внимание и заботу. Пришлось братушкам раньше срока с предполагаемой площадки приземления помочь убрать кукурузу. Вместе с нами была разведывательная рота дивизии. Командир роты капитан Богатиков, мой подчиненный по Афганистану. Они в основном привлекались по плану политотдела дивизии для развлекательных мероприятий и проведения совместных с болгарами субботников по уборке урожая фруктов. Правда, пацанов предупредили, чтобы при сборе фруктов особо не заигрывали с болгарскими студентками. Надо отдать должное разведчикам, они одному колхозу помогли выйти на первое место, так председатель колхоза засыпал нашу полевую кухню овощами и фруктами. Мы, офицеры оперативной группы, жили в офицерском общежитии, которое для нас освободили летчики местного авиационного полка. До обеда на площадке приземления с механиками-водителями своих батальонов проводили занятия, затем возвращались в военный городок и были предоставлены самим себе. Через пару дней нам немного поменяли денег, и вечером мы могли себе позволить посидеть в офицерском кафе за бутылочкой пива и даже попробовать на вкус ракию, местную государственную самогонку. Самогоноварение в Болгарии не запрещалось, но контролировалось государством. Если кто-то планировал гнать самогон, то изначально об этом заявлял старосте, получал самогонный аппарат, а какой-то процент самогонки сдавал государству. Болгарские офицеры, свободные от дежурства, вечерами со своими семьями собирались в кафе, пили пиво, слушали музыку, танцевали, а детишки здесь же рядом во дворе играли. Даже в этом наши братушки-офицеры в организации досуга нас переплюнули. Одним словом, мы им завидовали, но не признавались, ведь мы могучая и богатая страна, у нас все лучше, чем у других.

Однажды вечером кафе закрыли на санитарный день. Мы заподозрили наше руководство во вмешательстве в чужие дела. «Раз кафе закрыли, — говорит Имяреков, — пойдем в сельский ресторан». До него было метров восемьсот. Около ресторана много техники, даже трактор.

Зашли в ресторан, официантка указала свободный стол, сидим, ждем, пока возьмут заказ, а в это время болгары, как увидели братушек, давай свои столы двигать к нашему. Получился вечер советско-болгарской дружбы. Один подвыпивший братушка пристал к Крутенко, давай на руках померяемся силой, кто сильнее, русский или болгарин. Зрителями стали все посетители ресторана. Михаил нас не подвел, победил болгарина.

Утром уехали на площадку приземления, с механиками отработали все вопросы и вечером вернулись в гостиницу. Кафе оставалось на замке. Имяреков мне предлагает: «Пойдем в ресторан». Идем, а навстречу нам два болгарина, один нашего возраста, другой помоложе ведет велосипед, на багажнике ящик. Поравнялись мы с ними, старший нам говорит на чистейшем русском языке: «Ребята, ресторан закрыт, ваше руководство посоветовало нашим придуркам закрыть его, пока идут учения». — «Это то же, как у нас», — сказал Александр.

Старший болгарин приглашает нас в гости к себе домой. «Жена у меня русская, тесть полковник, служит в Белгородской области. Пойдемте, Нина обрадуется землякам, а заодно услышите, как русская жена встречает мужа, который немного задержался». Его дом был совсем рядом с общежитием. В багажнике, оказывается, было пиво, идем, разговариваем, пьем пиво. Остановились перед ухоженным каменным домом, виноградник, растут розы, двор освещен. Ночная сказка, и только. В болгарских селах, по которым мы проезжали, дома все чистые, дворы ухоженные. Вдоль тротуарчика виноградник, гроздья чуть не до земли, но, самое главное, никто не ворует. «Ну, парни, стучу, слушайте», — говорит Иван. Через несколько секунд из дома раздается бранный женский голос: «Пьянь, мать твою, иди обратно, откуда приперся». — «Нина, я не один, со мной твои земляки». Дверь открылась, наступает пауза. Нина увидела прямо перед собой советских, наглаженных, начищенных офицеров и чуть было не разрыдалась. Забыла про припозднившегося мужа, стала собирать на стол и все же в силу женского характера нет-нет да и упрекнет Ивана. Минут через пять был накрыт богатый, мясной стол во дворе среди красивых, пахучих роз. Хозяйка нам рассказала, что переехали они в Болгарию больше года назад. Она работает, к ней относятся с теплом и пониманием, с языком проблем нет, друг друга понимаем. Отца навещает каждый год, но все равно по Родине тоскует. После сытной и вкусной вечерней трапезы они все вместе проводили нас до военного городка и пригласили зайти еще раз в гости. Пришлось их отблагодарить и отказаться, у нас на завтра была спланирована генеральная тренировка перед началом учения. «Тогда заходите в любое свободное время, — и тут уже Иван вмешивается в разговор, — а я завтра схожу на рыбалку и приготовлю вам уху». Около общежития мы распрощались. «Прекрасные люди живут в Болгарии», — сказал мне Александр. Где бы мы ни останавливались, к нам всегда подходили люди со словами: «Здравствуйте, братушки», — и приглашали в гости.

Утром около общежития нас уже дожидался подполковник Любомир, офицер Генерального штаба, для решения вопросов взаимодействия. «Садитесь в мою машину», — пригласил он меня и Александра. На площадке приземления еще раз уточнили порядок взаимодействия наших подразделений после десантирования и атаки объекта. Все шло так, как мы отрепетировали, но на наши головы свалилось КГБ, и они полосу пролета самолетов отнесли от трибуны, на которой будут присутствовать высокие гости из стран Варшавского договора и первое лицо Болгарии Тодор Живков. Они посчитали, что этим обеспечат безопасность присутствующих на трибуне, а то, что они ломают наши наработки, на которые мы затратили целую неделю, их меньше всего волновало.

Костерили мы их и так и этак, больше всего пришлось выслушать нелестных слов в свой адрес особисту дивизии. Стали звонить в Болград своим комбатам и по радио вносить изменения в тактику их действий после приземления. На этом неприятности не закончились, накануне всю ночь шел дождь, земля размокла. Правда, за час до начала десантирования дождь прекратился. По радио нам из Болграда сообщили, что десант в воздухе. Сухоруков пожелал успеха и говорит: «Идите, встречайте свои батальоны». Механикам-водителям в который раз напомнили порядок десантирования из боевых машин и примерное направление места приземления. Они бегом вышли на свои направления и легли в траву, чтобы особо не маячить в поле, потому что трибуна уже стала заполняться гостями. На горизонте показался первый самолет, затем второй, третий, и началась выброска из первого самолета группы захвата со стрельбой в воздухе. И велико же было наше разочарование, когда мы увидели, что выброска техники идет не по нашему сценарию, и даже уже с внесенными коррективами выброска техники происходит очень далеко. Мы включили переносные радиостанции для связи с комбатами и по радио начинаем их приземление ориентировать по отношению к трибуне. Трибуна с воздуха хорошо просматривалась. Кое-как удалось перенацелить батальоны для атаки объектов в нужном направлении. В целом полк задачу выполнил, а те шероховатости, которые происходили после приземления, зрители на трибуне принимали за необходимые для десантников маневры. Кожушкина пригласили на трибуну, и он всем министрам обороны содружества доложил о десантировании полка и выполнении ближайшей задачи. Дальнейшую задачу полк не выполнял. Сухоруков дал команду собрать людей, технику и выдвигаться к аэродрому погрузки. К вечеру за нами прибыли самолеты, и часа через четыре мы были готовы к взлету. К самолету оперативной группы подъехал Любомир, мы стали с ним прощаться. У меня и Имярекова остались неизрасходованные левы, и мы их отдали болгарину. Тот быстро в машину и уехал. Уже стемнело, и летчики включили фары, самолеты были в готовности к взлету. Из пилотской кабины вышел командир корабля и нам говорит: «Перед самолетом стоит какой-то офицер-болгарин и машет руками». В свете фары стоял Любомир, летчики спустили трап, который расположен под пилотской кабиной, и подполковник оказался в самолете с двумя бутылками коньяка «Слънчев бряг»: «Товарищи, давайте выпьем за удачное приземление и за нашу вечную дружбу». Двигатели стали работать в полную силу. Выпили, и тут выходит командир, мы взлетаем. Еле успели выпустить Любомира, и корабль стал выруливать на взлетную полосу. Летели над Черным морем и скоро приземлились в Болграде. На следующий день оперативная группа вернулась в Москву.

Нас уже встречал начальник отдела генерал Хоменко, а мы ему поочередно представлялись. Офицеры отдела расспрашивали про Болгарию. У нас действительно было много впечатлений об этой стране. В штабе я уже чувствовал себя как рыба в воде. Иногда вспоминал Афганистан и как там горячо. По сведениям, поступающим из Кабула, там становилось еще хуже. Ближе к осени командованием войск было принято решение в Фергане на базе отдельного полка создать отдельный учебный полк и приступить к подготовке специалистов для Витебской дивизии, ферганского полка и чирчикской десантно-штурмовой бригады. Некоторые категории специалистов учебная дивизия из-за отсутствия материальной базы готовить не могла. К тому же тамошние климатические условия мало чем отличались от афганских.

Для этой цели из состава Кировабадской дивизии вывели один полк и в короткие сроки перебросили в Фергану. Командиром полка назначили моего однокашника по училищу Евтушенко. За выполнением этой задачи лично следил Сухоруков. Вместе с ним работала группа, в которой был и я. Позднее меня, как бывшего ферганца, воевавшего в Афгане, назначили куратором на полк. В полку готовили разных специалистов для боя, стрелков, пулеметчиков, гранатометчиков, снайперов, наводчиков «АГС-17», а также просто водителей и водителей колесных бронетранспортеров. Одновременно в учебном центре создавали учебные объекты, которые чаще всего встречались во время ведения боевых действий. Были построены дома кишлачного типа, в которых отрабатывались элементы боя в кишлаке, макеты вертолетов, на которых отрабатывали высадку из вертолетов, и ряд других объектов, схожих с афганскими. В населенном пункте Уч-Курган на базе бывшего гарнизонного пионерского лагеря создали горный учебный центр. Курсанты побатальонно пешком выходили в центр, в течение двух недель отрабатывали вопросы, связанные с горной и огневой подготовкой, и возвращались в Фергану, а на смену выходил другой батальон. И так в течение полугола напряженной учебы. Курсанты в полк призывались со всего Советского Союза, и вскоре народная молва мигом облетела всю страну. В Фергане в учебке шесть месяцев готовят их сыновей, а затем отправляют воевать в Афганистан. И где-то через месяц учебы сотни родителей ежедневно стали осаждать пропускной пункт полка, требуя встречи со своими детьми.

Вспомнился один случай с Евтушенко. В его рабочем кабинете обсуждали какую-то учебную проблему. В приемной послышался шум, и в кабинет врывается женщина, мать одного из курсантов. И с ходу требует не отправлять ее сына на войну в Афганистан. Я попытался было ей что-то объяснить, но она мне в ответ: «А ты сам там был?» — «Да, был более двух лет». И только после этого она изменила тон разговора. Родителей можно было понять, они всегда боятся за своего ребенка. Свидания с родителями разрешались только в выходные дни. Все это, естественно, мешало учебе курсантов, У курсантов была на уме одна мысль, быстрее бы наступила суббота. Однажды батальон курсантов возвращался из горного учебного центра. Был субботний день. Родители выехали встречать своих детей на дальние подступы к Фергане. Вдалеке показался походный строй курсантов. Они уже знали, что многих из них встречают родители, и старались как-то приободриться, приосаниться, идти в ногу. Один из курсантиков натер себе ногу и немного отстал от колонны. Его мама, видя такое дело, бросилась к сыну, обнимает, пытается облегчить его страдания, снимает с него автомат, рюкзак. Сын ни в какую, ты что, мама, меня позоришь, на меня же смотрят ребята, смеяться потом будут. Никто на них не смотрел, а через минуту-другую практически каждого солдата обнимала мать или девушка. Со стороны это смотрелось, как встреча победителей, которые вернулись с фронта. К сожалению, фронт им еще предстоял. Недаром родителей, как магнитом, тянуло в Фергану. Командование полка старалось ублажать родителей, по крайней мере шло им навстречу.

Но служба есть служба. С каждым днем все увереннее и увереннее курсанты себя чувствовали в горах, но однажды на занятиях по горной подготовке два курсанта сорвались со скалы и разбились насмерть. Этот случай расследовала военная прокуратура. Меня тоже Сухоруков по этому поводу направил в Фергану, а я для более объективного расследования подключил своих друзей-альпинистов, которые не могли отказать в моей просьбе. Позднее попросил их по возможности проводить с курсантами занятия по горной подготовке.

Подготовка курсантов становилась все более качественной. Появились хорошие отзывы от командиров полков, воюющих в Афганистане, о том, что курсанты-ферганцы быстрее других адаптируются к местным условиям и умело действуют в боевой обстановке. Но война есть война, а на войне гибнут люди. Погибали и выпускники ферганской учебки. Мать одного погибшего солдата написала письмо министру обороны, что ввиду слабой подготовки курсантов в полку погиб ее сын. Как мать, мы ее прекрасно понимали, но огульно охаивать напряженную работу огромного коллектива офицеров, имеющих боевой опыт, было с ее стороны нетактично. Шума это письмо наделало много. Опять приехала комиссия из Москвы, и я в том числе. В течение недели изучали учебный процесс, побывали на занятиях по горной подготовке. Занятия проходили под контролем мастера спорта по альпинизму Крылова. Члены комиссии минут десять пытались тянуться за курсантами, потом выдохлись и возвращались вниз, часа три дожидались нашего возвращения. Мне принципиально нужно было выдержать все занятие, чтобы в выводы комиссии вставить свое веское слово.

Москвичи были в столовой, были и в расположении, где отдыхают курсанты, беседовали с курсантами, сержантами и офицерами.

В своих выводах комиссия Министерства обороны отметила отличную организацию учебного процесса и быта курсантов в учебном полку. Комиссия уехала, а неприятный осадок у офицеров полка остался.

Вернулся в Москву и тотчас на доклад к командующему. Слушал он меня внимательно, не перебивая, потом задал несколько вопросов и, как мне показалось, ответом остался доволен. Один из его вопросов был кадрового характера, есть ли смысл отстранять от должности командира роты и комбата? Конечно, тогда мое мнение для Сухорукова было несущественно. Однако ротного и комбата оставили на должностях, но административное взыскание они понесли.

После доклада поднялся на свой этаж, зашел в отдел и не успел поделиться впечатлениями о командировке, как потребовал к себе Хоменко. «Ну, как результат поездки?» Доложил и ему все в развернутом формате. «Это хорошо, давай собирайся в командировку. Группа вылетает в Каунас, а затем в Капсукас готовить полк Сыромятникова для участия в учении «Щит-84». Полк десантируется в Чехословакию, у тебя уже опыт есть, вот и дерзай. Точное время вылета доведу позднее».

В полку работали не менее недели. За это время полк совершил два прыжка, а после на площадке приземления подразделения отрабатывали задачу, схожую с той, которую нужно будет выполнять после десантирования в Чехословакии. Наша оперативная группа вместе с механиками-водителями вылетела на аэродром в Братиславу, а оттуда на автомобилях в район учения. Десантникам было определено для оборудования лагеря место на опушке ухоженного лесного массива. Егеря не менее трех раз в сутки обходили наш лагерь, создавалось такое впечатление, что они нас пасут. Оперативная группа расположилась в здании какого-то спортивного общества. Бывало, вечером выйдешь посмотреть на природу, а недалеко в поле полно зайцев, и не пугливые — они, как котята, играли друг с другом. Позднее до нас дошло: егеря обложили не нас, они охраняли зайцев от нас. В вопросе культуры поведения нам, восточным славянам, до наших братьев западных, как до Луны.

Мы ежедневно выезжали на площадку десантирования и с механиками отрабатывали задачи, которые предстоит выполнять после десантирования. Примерно повторился болгарский сценарий. Полк десантировался, атаковал объект, и на этом действия для десантников закончились. Вечером автомобильный батальон Группы войск перебросил людей и боевую технику на аэродром в Братиславу. Учение десантники провели в хорошем темпе, дерзко и решительно. Да вот только такого теплого гостеприимства, как в Болгарии, здесь не было.

Однажды, возвращаясь с площадки приземления, всей компанией заехали в пивной бар. Сели за стол, заказали пиво, отдыхаем. Поповских включил приемник «Россия», слушаем музыку и тихонько разговариваем. К нам подсели два чеха и как пристали к Павлу, подари приемник, и все тут. Разведчик было уже настроился отдать приемник, но тут вмешался Шуленин: «Не отдавай, пошли они подальше». Вдобавок ко всему во время десантирования журналисты, которых на площадке было полно, сперли два парашюта. Один солдаты отняли и немного подкинули нахалюге, а вот второй они успели перекинуть через придорожную канаву и увезли на машине. Номер машины записали и передали особистам, те по своим каналам быстро перехватили, и вечером мы уже знали, что парашют увез польский журналист.

По приезде в Москву состоялось учение тульского полка с десантированием и боевой стрельбой на площадку в Гоже-Поречье, что в Белоруссии. Состав оперативной группы был маленький, старший Хоменко, с ним я, от политотдела Синицын. Проверили готовность полка к учению и перелетели на аэродром в Барановичи, а оттуда на машине до района учения. Рано на рассвете полк десантировался, выполнил ближайшую задачу, а затем совершил марш в район обороны около озера с интересным названием Молочное. Полку была поставлена задача в течение ночи перейти к обороне, а мы, чтобы не мешать офицерам, решили отдохнуть в Доме рыбака. Этот самый дом как раз был на берегу озера, но, поскольку был рабочий день, свободные места нашлись и для нас. Хоменко сказал: «Ребята, что-то мне нездоровится, пойду отдыхать», — а мы вышли на пристань просто погулять. Пристань была деревянная и длинная. Мы по ней тихонько идем, в одном месте Александр чуть было не наступил на конец неприбитой доски. Хорошо, что вовремя заметил, а то бы в вечернюю воду окунулся. Подошли к концу пристани и любуемся водной гладью. Лишь изредка крупная рыба покажется на поверхности, и круги далеко расходятся в разные стороны. Полюбовались природой и повернули назад. В это время три рыбака, обутые в высокие сапоги и тепло одетые для ночной рыбалки, идут к лодке. Нам показалось, что один, который шел с грузом для якоря, вот-вот наступит на конец злополучной доски. Точно, через несколько шагов рыбак наступает на доску, свободный конец поднимается кверху, и невезучий вместе с доской уходит глубоко под воду. Его друзья первоначально падают от смеха, рыбак через пару секунд появляется на поверхности. Ему кричат, бросай груз, а он им в ответ, я за него деньги заплатил, и снова скрывается под водой. Здесь уже и мы засмеялись, но потом приняли участие в спасении горе-рыбака, ведь был уже конец сентября. «Утопленник» снял с себя одежду, отжал ее и опять надел, мол, на теле быстрее высохнет. Друзья ему сто граммов налили, а затем, шутя и смеясь, всей компанией уплыли на ночную рыбалку.

Рано утром проснулись, тревожить не стали генерала и потихоньку с Александром прошлись пешком до командного пункта полка, проверили готовность батальонов к действиям в обороне, послушали доклады ведущих начальников служб. Сердечный, командир дивизии, спросил у меня: «Где Хоменко?» — «Да что-то нездоровится генералу». После завтрака одна рота форсировала водную преграду, тоже все нормально прошло, ни одной машины не утопили. На этапе боевой стрельбы к нам на помощь подъехал корифей огневой подготовки Шведов. Проверили все мишени, процент поражений вполне укладывался в удовлетворительную оценку. Написали разбор учения, приложили оценочную ведомость за этап боевой стрельбы и поехали к Хоменко на утверждение оценки. Когда подъезжали, увидели его прогуливающимся недалеко от Дома рыбака, вид у него был еще не очень здоровый. Доложили ему про все дела, он, в свою очередь, у Шведова поинтересовался, как идет строительство учебного центра. Вечером мы всей группой с Гродно убыли в Москву. Хоменко доложил командующему, как прошли подготовка к учению, десантирование и этап боевой стрельбы. Прошло немногим более полугода, как наш начальник заболел и попал в госпиталь.

В тот день я был помощником оперативного дежурного на запасном командном пункте в Петушках, мне позвонил Жигульский: «Случилось несчастье, умер наш начальник, генерал Хоменко».

И снова Жигульскому пришлось исполнять обязанности начальника отдела. По словам Петра Григорьевича, ему надоело служить с приставкой и.о. начальника отдела, об этом он даже заявил Сухорукову. Через некоторое время начальником отдела назначают Тавгазова. До перевода к нам в отдел Тавгазов командовал брестской десантноштурмовой бригадой. Затем отдел развернули до управления, возглавил его генерал Пикаускас, командир Белградской дивизии, он же стал и заместителем командующего ВДВ по боевой подготовке, а Тавгазов стал заместителем начальника управления. Дивизию Пикаускас передал Чиндарову, который прошел все должности от командира взвода до замкомдива, а после академии в Афганистане служил начальником штаба полка. Вот с тех, афганских, пор у меня с ним сложились хорошие взаимоотношения, которые продолжаются и сейчас. По прошествии некоторого времени в управлении появилось много новых офицеров: Денисов, Чебышев, Никифоров, Ливенский, да всех уже не упомнить, с которыми долгое время были на учениях и стрельбищах.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.