Маркс Тартаковский

Маркс Тартаковский

«Иосиф Бродский – явление, думается, скорее историческое, чем поэтическое. В философских терминах – более ноуменальное, умопостигаемое, чем феноменальное, постигаемое чувствами. В своем творчестве Бродский повторил некую удивительную тенденцию в мировом искусстве ХХ века. И в этом смысле поэзия его сравнима со знаменитейшей «Герникой» Пикассо, со знаменитым «Улиссом» Джойса и с не менее знаменитым «Черным квадратом» Казимира Малевича…

С «Квадрата» и начнем. Это отнюдь не прошлое, это – современность. Парижская «Русская мысль» (2000. № 4333.Сентябрь) сообщает, что в мае 2000 года «супрематическая композиция» Малевича продана на аукционе «Филлипс» за 119 миллионов франков (почти 19 миллионов долларов). Ни Менделеев, ни Эйнштейн не мечтали и о сотой доле такой суммы за свои открытия. «Супрематическая композиция» – это несколько прямоугольников, выполненных без особого тщания… Когда-то писали «хвостом осла», теперь пишут «кистью гения». Казимир Малевич, оказывается, единственный из русских художников всех времен, работу которого можно продать на аукционе за сумму с семью нулями. В списке самых дорогих художников – во всем мире во все времена – Малевич на восьмом месте! Как хотите, что-то в судьбе этой проглядывает знакомое. Да, масштабы отнюдь не те, да и действия иные, но вот почему-то тянет на сравнение…

«Гроссмейстера встретили рукоплесканиями… Он подошел к одноглазому любителю, сидевшему за первой доской, и передвинул королевскую пешку с клетки е2 на клетку е4. Одноглазый сейчас же схватил свои уши руками и принялся думать. По рядам любителей прошелестело:

– Гроссмейстер сыграл е2-е4.

Остап не баловал своих противников разнообразием дебютов. На остальных двадцати девяти досках он проделал ту же операцию: перетащил королевскую пешку с е2 на е4. Один за другим любители хватались за волосы и погружались в лихорадочные размышления…».

Не так ли и мы, соприкасаясь с творением знаковой фигуры – Grossmeister’а (да что уж там – гения!), тут же «схватываем уши руками и принимаемся думать»? Над чем? Куда тут девается здравомыслие, обычно, в бытовых обстоятельствах, присущее нам? И не с этим ли замиранием души подходим мы к прославленному (прежде всего самим Малевичем) «Черному квадрату», который могли бы намалевать сами? Мог бы, во всяком случае, любой квалифицированный маляр, которому и в голову не пришло объявлять это произведением искусства.

Остап действовал с безошибочным расчетом на специфику массового сознания. Был представлен сногсшибательный проект превращения Васюков в Нью-Москву, своего рода манифест. На любителей это действует неотразимо. Малевич тоже выступал «с раздачей слонов». Когда ему заметили, что квадрат выполнен небрежно, он с неподражаемым апломбом ответил: «В квадратном холсте изображен с наибольшей выразительностью квадрат по законам нового искусства… Он не имеет ни одной параллельной линии к геометрически правильному квадрату холста и сам по себе также не повторяет параллельность линий сторон, являясь формулой закона контраста, присущего искусству вообще».

Малевич не любил вспоминать, что в начале века трижды проваливался при поступлении в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Валентин Серов и Константин Коровин, преподававшие там, видели перед собой уже и не слишком молодого человека, оснащенного апломбом вместо таланта.

Великие учителя все же, наверное, ошибались. Казимир Северинович безошибочно учуял пресловутый «дух времени»: «Пролетариат – творец будущего, а не наследник прошлого… Мы прекрасны в неуклонной измене своему прошлому… Разрушать – это и значит создавать»; «Я развязал узлы мудрости, я преодолел невозможное… Взорвать, разрушить, стереть с земли старые художественные формы – как не мечтать об этом новому художнику, пролетарскому художнику, новому человеку»…

С неудержимым апломбом самоименуются так называемые «революционные течения» нашего воистину трагического века: модернизм (от фр. – новейший), постмодернизм (наиновейший), авангардизм (от фр. – передовой), футуризм (от лат. – будущее), супрематизм (от лат. – наивысший)… Очередные «измы», передовые и передовейшие. Могла ли, кстати, такая манифестация понравиться вождю всех народов, фюреру тысячелетнего рейха, любому диктатору, который при этом как бы уступает искусству часть прерогатив в области идеологии? И вот это непризнание тоталитарной властью, к которой новаторы всякую минуту готовы были приползти на брюхе (что с бесстыдством обнажено в вышеприведенных и других подобных манифестах), снискало им дополнительную славу – «борцов с тоталитаризмом».

Что действует и доселе! Местный старатель только что выставил в Мюнхене, у Старой ратуши на Мариенплац, «Черный квадрат» в собственном исполнении и на скверном немецком объясняет почтеннейшей баварской публике (шляпы с барсучьими кисточками, пригодными для бритья, кожаные штаны до колен…), чем славен russisches Genie Малевич и почему «авторская копия» – выгоднейшее вложение…

Понятно, Gesch?ft – святое дело. Ну а в нашей богоспасаемой отчизне уже не простаки с кисточками на шляпах вместо перьев, но искусствоведы Третьяковки в беспокойстве: знаменитое полотно (в действительности авторская копия, поскольку оригинал осыпался еще в 20-е годы) покрывается трещинами, вот-вот, в свою очередь, начнет осыпаться…

Не обходится без мистики: в центре «Квадрата» трещины погуще, жиже по краям – с чего бы это?.. Рентгеноскопия обнаруживает «знак, подобный цифре 3», на холсте под живописным слоем – к чему бы это?.. Словом, забот полон рот.

«Ну и что? – спросишь сам себя. – Дух веет где хочет». Так в чем же дело? А дело ведь не в них, творцах, а в нас, публике. Как-то неохота попадать в разряд тех, о ком поп-певец Титомир отозвался с прямотой римлянина: «Пипл хавает».

Гилберт Честертон писал: «Те, кого мы зовем интеллектуалами, делятся на два класса: одни поклоняются интеллекту, другие им пользуются. Те, кто пользуется умом, не станут поклоняться ему – они слишком хорошо его знают. Те, кто поклоняется, – не пользуются, судя по тому, что они о нем говорят… Круглых дураков тянет к интеллектуальности, как кошек к огню».