Идейный инфантилизм
Идейный инфантилизм
В беседе с Эдгаром Сноу, которому Мао впервые изложил свою биографию, он сообщил следующий весьма любопытный эпизод своего детства. Когда ему было 13 лет, он как-то ушел из школы, за что дома в присутствии гостей отец обозвал его лентяем. Юноша в ответ нагрубил отцу и убежал из дому. Отец побежал за ним и догнал около пруда. Мао Цзэдун не умел плавать, но пригрозил, что, если отец приблизится к нему, он прыгнет в воду. Старший Мао (Жэньшэн) приказал, чтобы сын встал перед ним на колени в знак подчинения. Сын отказался, но сказал, что встанет на одно колено, если отец не будет его бить. Отец согласился с условиями сына.
«Война закончилась, — рассказывал Мао, — и я понял, что, когда я защищал свои права, выступая открыто, мой отец уступал мне. Но когда я был тихим и послушным, он только ругал и бил меня еще больше».
Мы склонны отнестись с доверием к этому рассказу. В самом эпизоде много характерного, прежде всего непокорность и бунтарство юноши. Надо представить себе китайскую семью и китайские традиции, чтобы оценить всю необычность его поведения. Конфуцианские каноны, которым неукоснительно следовали многие поколения китайцев, требовали трех видов покорности: сына — отцу, подданного — императору и всех — церемониалу и традициям. И уже с ранней юности Мао покусился на одну из них — едва ли не самую важную (впрочем, Мао не любил отца и впоследствии не раз говорил об этом).
Не лишена известной символики и другая деталь: юноша все же становится на одно колено перед отцом. Если воспользоваться собственным образным сравнением Мао, то уже в юные годы он учился владеть и силой тигра, и ловкостью обезьяны. Мао, как увидит читатель, часто приходилось идти на компромиссы: и с колеблющимися сторонниками, и с соперниками в борьбе за власть, и с иностранными деятелями. И, право же, эти компромиссы в чем-то сродни поведению юноши, преклоняющего лишь одно колено перед отцом: он не подчиняется до конца, что позволяет «сохранить лицо», в то время как преклонение колена как будто свидетельствует о покорности и согласии.
Вернемся, однако, к началу жизненного пути Мао. Он родился 26 декабря 1893 г. на юге Китая в деревне Шаошань уезда Сянтань провинции Хунань1. По словам Мао, его отец — Мао Жэньшэн за годы военной службы скопил какую-то сумму денег и, вернувшись в родную деревню, стал мелким торговцем. Он скупал рис у крестьян, а затем перепродавал его в город купцам по более высокой цене.
Отец Мао мало что мог дать своему сыну в отношении образования, поскольку сам учился в школе только два года и знал иероглифы лишь настолько, чтобы быть в состоянии вести книгу приходов и расходов. Мать Мао — единственный человек его детства, о котором он вспоминает с добрыми чувствами, — была неграмотной женщиной и глубоко верующей буддисткой. Она оказала большое влияние на сына, прививая ему буддистские убеждения. Кстати говоря, возможно, именно буддизму и даосизму Мао обязан первыми сведениями о наивно-диалектических категориях, в частности о борьбе противоположных начал в природе и обществе, которыми он так охотно оперировал впоследствии.
В раннем детстве Мао учился бессистемно. Ему приходилось преодолевать сопротивление отца, который желал поскорее сделать его своим помощником для работы по хозяйству.
В восьмилетнем возрасте Мао стал посещать обычную школу, но тринадцати лет по настоянию отца бросил ее. В школе обучение строилось на зазубривании канонических конфуцианских книг. Втайне от учителей Мао, как и многие другие школьники, на уроках читал старинные китайские романы. Для этого он пользовался маленькой хитростью: клал перед собой на парту классическое произведение, под которым прятался любимый роман.
В 13 лет Мао, оставив школу, стал работать в поле и помогать отцу вести денежные счета. Когда ему минуло 14 лет, отец женил Мао на девушке старше его на шесть лет (о ее дальнейшей судьбе ничего неизвестно).
Отец рассчитывал передать со временем свое торговое дело в руки сына. Но сын проявил характер. Он убежал из дому и стал брать уроки у безработного ученого-юриста. Так продолжалось полгода. Затем под руководством старого ученого он продолжал изучать китайских классиков, а также читать современную литературу.
В возрасте 17 лет Мао поступает в школу в Дуншане уезда Сянсян провинции Хунань. Учителя отмечали его способности, знание китайских классиков, канонических конфуцианских книг. Он писал сочинения в классической манере, но увлекался не только классикой. Мао вспоминает о двух книгах, присланных ему двоюродным братом, в которых рассказывалось о реформаторской деятельности Кан Ювэя2. Одну из них он даже выучил наизусть. Мао становится ярым поклонником Кан Ювэя.
Известный китайский писатель Эми Сяо, автор книги о Мао и Чжу Дэ, вспоминал о своей встрече с Мао в школьные годы:
«Потом мы рассказали друг другу, какие книги читали… Тайком от отца и учителя ему удалось прочитать много старинных китайских романов: „Путешествие на запад“, „Троецарствие“, „Пират“, „Жизнь героя Юэ Фэй“, „Шо Тан“. Он начал мне рассказывать содержание этих романов (приключения их героев так захватили меня, что впоследствии я разыскал эти книги и прочел их). Но и я знал несколько романов, которых не читал Мао. В свою очередь я принялся рассказывать их своему новому другу. Мао сказал, выслушав:
— Это хорошо, только больше всего я люблю читать про восстания.
Звонок. Надо идти в школу готовить уроки. Держась за руки, мы пошли вместе к воротам. Мао заметил, что в руках у меня книга.
— Что это у тебя?
— Биографии великих людей мира.
— Дай почитать, — попросил Мао.
Через несколько дней он вежливо и виновато вернул мне книгу.
— Извини, пожалуйста, я запачкал.
Я открыл книгу и увидел, что вся книга исчерчена значками и испещрена пометками, сделанными черной тушью. Особенно пострадали страницы, на которых шла речь о Наполеоне, Петре Великом, Веллингтоне, Вашингтоне… Мао сказал мне:
— И Китай должен бы иметь таких людей. Нужно, чтобы страна была богатая и чтобы у нее была сильная армия. Только тогда с нами не повторится то, что случилось с Индокитаем, Кореей, Формозой. Знаешь, как у нас говорят: „Передняя телега свалилась, второй стоит призадуматься“?»3.
Большинство учащихся в этой школе были детьми помещиков; они были хорошо одеты и отличались особыми манерами. Куда было крестьянскому сыну тягаться с ними! Он имел только один приличный костюм, который берег для торжественных случаев. Кроме того, он пришел в школу после длительного перерыва и был на несколько лет старше своих одноклассников. Мао возвышался над всеми в классе, как Гулливер среди лилипутов.
Плохо одетого высокого «новенького» встретили насмешками и презрением. Он не нашел общего языка со своими сверстниками и учителями и в начале 1911 года ушел из этой школы.
Довольно любопытный образ рисует Эми Сяо — не правда ли? Юноша настойчиво ищет себя, свой путь (даже если Эми Сяо задним числом несколько приукрасил Мао). Но кое-что все же настораживает, когда вглядываешься ретроспективно в духовный облик молодого Мао. Это — чрезмерное увлечение военной героикой, независимо от того, идет ли речь об императорах, жестоких завоевателях или бунтовщиках-крестьянах.
Отношение Мао к социальным проблемам было противоречивым. Мао как сын богатого крестьянина и торговца был представителем промежуточного слоя. Психологически это самое трудное положение: он чуждался крестьянских детей, но дети помещиков тоже не считали его своим. Во время голода в 1910 году пострадавшие крестьяне просили своих односельчан выручить их зерном. Однако отец Мао продолжал возить зерно на продажу в город. Голодные крестьяне отняли у него зерно, и он пришел в ярость. «Я не симпатизировал ему, — вспоминал Мао, — но в то же время считал, что метод, к которому в данном случае прибегли крестьяне, был неправильным»4.
Тем временем в Китае назревали бурные события. По всей стране прокатывались крестьянские восстания и городские волнения. 10 октября 1911 г. вспыхнуло Учанское восстание в Центральном Китае. Оно послужило началом революции 1911 года. Основная направленность революционного движения была республиканской, антимонархической.
Большую роль в организации революционного движения играл «Объединенный союз» («Тунмэнхой»), по призыву которого, собственно, и произошло восстание в Учане. Этот — союз был создан Сунь Ятсеном в конце 1905 года. В основу программы союза были положены народные принципы Сунь Ятсена: национализм (свержение маньчжурской династии Цин), народовластие (учреждение республики), народное благосостояние (уравнение прав на землю). В. И. Ленин высоко оценивал деятельность Сунь Ятсена, называя его революционным демократом, полным благородства и героизма. В то же время В. И.Ленин указал на утопические черты программы Сунь Ятсена, который рассчитывал, что Китаю удастся полностью избежать капиталистического этапа развития5.
Под ударами Синьхайской революции Цинская империя пала. 12 февраля 1912 г. был опубликован акт об отречении цинской династии. Однако республиканский режим фактически служил прикрытием господства военщины, помещиков и компрадорской буржуазии.
В августе 1912 года в Пекине была создана Национальная партия — гоминьдан. «Объединенный союз» вместе с другими возникшими в период революции либерально-буржуазными организациями вошел в ее состав. Но программа гоминьдана была значительным шагом назад в сравнении с программой, провозглашенной в свое время Сунь Ятсеном.
В то время огромное место в духовной жизни страны занимала национально-демократическая идеология. Это и понятно. Первые десятилетия XX века характеризовались усилением политической и экономической экспансии — империалистических государств в Китае, пытавшихся осуществить раздел страны на сферы влияния.
В этих условиях важнейшим требованием всех прогрессивных партий и групп в Китае было национальное освобождение страны.
Из числа первых политических работ, которые вызвали интерес у Мао, сам он называет брошюру Чэнь Тяньхуа. Основная направленность этой брошюры была антиколониальной. Брошюра начиналась словами: «Увы! Китай-будет покорен!» «После того как я прочел это, — вспоминает Мао, — я почувствовал тревогу за будущее своей страны и стал отчетливо сознавать, что долг всего народа — помочь спасти Китай».
Заметим, что начальные политические эмоции Мао были связаны с национальной проблемой. Вряд ли в ту пору он сам мог предполагать, насколько эта проблема захватит его воображение и на всю жизнь станет основой его духовного мира. Наряду с этим серьезное впечатление на Мао произвели идеи технической модернизации Китая. Он знакомится с книгой группы китайских ученых-реформаторов, которые считали, что слабость Китая происходит лишь от недостатка западной техники: железных дорог, пароходов, телефона, телеграфа и т. д.
После начала революции, в 1911 году, Мао вступил в армию. Здесь, читая «Сянцзян жибао» и другие газеты, он впервые знакомится с идеями социализма.
Через полгода Мао покинул армию, некоторое время жил в своей родной деревне и помогал отцу.
В 1913 году Мао приезжает в город Чанша — столицу провинции Хунань с твердым намерением продолжать образование. Но, выбирая профессию, он проявил большую нерешительность: некоторое время он даже мечтал попасть в полицейскую школу. Однако в конечном счете он остановился на профессии учителя и в том же году поступил в педагогическое училище, которое окончил в 1918 году.
В период учебы в Чанша Мао услышал о Сунь Ятсене, о программе «Объединенного союза». В листовке, написанной и вывешенной им в училище на стене, он пытается изложить свои общественные взгляды. То было первое публичное выражение его политических симпатий. Впоследствии он сам назовет это выступление «довольно путаным». В ту пору Мао еще не отказался от своего восхищения китайским националистом-реформатором Кан Ювэем. Он не видел разницы между ним и Сунь Ятсеном. В своей листовке он требовал, чтобы Сунь Ятсен был назначен президентом, а Кан Ювэй — премьером республики.
Мао не только отличался хорошим знанием китайской классической литературы, но и стремился выражать свои мысли в духе ее традиций. Мао Цзэдун и здесь читает китайских философов и писателей, конспектируя их мысли в своих дневниках. Его студенческие сочинения как образцовые вывешивались на стенах училища.
Студент Мао мечтал о карьере человека умственного труда. Как он сам рассказывал впоследствии, жизнь крестьян, из среды которых он вышел, была ему чужда. В то время он считал, что «чистоплотнее всех на свете интеллигенты, а рабочие и крестьяне — люди грязные». Он полагал возможным надеть чужое платье, если оно принадлежало интеллигенту; с его точки зрения, оно было чистым; но он не согласился бы «надеть платье рабочего или крестьянина, считая его грязным»6.
Как раз в период учебы в педагогическом училище Чанша, как об этом говорит сам Мао, его политические идеи начали принимать отчетливую форму. Вокруг одного из преподавателей училища — неоконфуцианца профессора Яна Чанцзи, читавшего этику, логику, психологию и педагогику, образовалась группа серьезно мыслящих учеников.
С самого начала Мао хотел специализироваться по социальным наукам. Естественные науки его не интересовали, и он получал плохие отметки по этим дисциплинам.
Более всего Мао по-прежнему волновали книги о великих людях Китая и всего мира. Из западных деятелей самым привлекательным для него стал Наполеон. С годами его симпатии не изменились. Беседуя в феврале 1964 года с делегацией французских парламентариев, 70-летний Мао Цзэдун заявил, что он является поклонником Наполеона и знает все его произведения. Хотя Робеспьер, продолжал Мао, был великим революционером, на него лично большее впечатление произвел Наполеон.
Имеется весьма примечательный рассказ одного из соучеников Мао — Сяо Юя, с которым они вместе путешествовали по Хунани в 1917 году. Между ними возник спор относительно императора Лю Бана (202–196 гг. до н. э.) — основателя ханьской династии. Мао утверждал, что Лю Бан был первым в истории Китая императором — выходцем из народа, преуспевшим революционером, которому удалось свергнуть циньского деспота и основать династию Хань. Поэтому его следует рассматривать как великого героя. Сяо Юй, напротив, говорил, что Лю Бан был плохим человеком, слишком эгоистичным и эгоцентричным для императора; он устранил деспота только для того, чтобы самому стать деспотом — жестоким, вероломным и лишенным человеческих чувств. Сяо Юй напомнил Мао об отношении Лю Бана к своим полководцам, которые рисковали жизнью ради него. Когда его армия одерживала победу, эти люди становились известными сановниками. Лю Бан, боясь, что тот или другой из них может попытаться узурпировать трон, попросту убивал их. Отвечая на это, Мао заявил, что, если бы Лю Бан не убивал своих полководцев, его трон находился бы в постоянной опасности и он не смог бы долго оставаться императором.
Весьма прагматичный образ мыслей — не правда ли?
«Я очень хорошо понимал, — пишет в заключение Сяо Юй, — что Мао Цзэдун не хочет продолжать наш спор, чтобы я не мог критиковать его непосредственно. Мы оба знали, что он в своих стремлениях отождествляет себя с Лю Баном»7.
Не Робеспьер, а Наполеон, так же как и Лю Бан, преуспевшие властители, — вот кто волнует воображение молодого Мао.
Впоследствии Мао сам откровенно рассказывал Сноу о своих уже далеко не юношеских (было ему в ту пору 25 лет) увлечениях великими правителями Древнего Китая. Он вспоминал, что долгое время считал императоров и других государственных деятелей честными и умными людьми. Он был очарован успехами правителей Древнего Китая — Яо и Шуня, Цинь Шихуана и Уди.
На всю жизнь любимыми книгами Мао стали исторические описания эпохи «сражающихся царств», эпизоды борьбы императора ханьской династии Уди с гуннами, переплетение событий в период «троецарствия», когда, по его словам, обстановка беспрерывно менялась и таланты беспрерывно проявлялись, — романы «Троецарствие» и «Речные заводи»8, отражающие эти события. Героика этих произведений глубоко затронула самые сокровенные струны души молодого Мао. Крестьяне-повстанцы, «справедливые бандиты» из романа Ши Найаня «Речные заводи», навсегда остались в сознании Мао людьми завидной и благородной судьбы. Не случайно эти книги неоднократно рекомендовались к изучению кадрам Компартии Китая.
Большой интерес Мао проявлял к политической и военной истории Запада. По свидетельству Эми Сяо, Мао восхищала деятельность Бисмарка и даже кайзера Вильгельма. Эми Сяо уже тогда был глубоко убежден, что Мао Цзэдун станет полководцем, «потому что он с таким блеском говорил о войне».
К литературной работе Мао приобщился через журнал «Новая молодежь» («Синь циннянь»), который издавался под редакцией Чэнь Дусю9. Это был просветительский журнал, который ставил своей основной задачей демократизацию науки, борьбу с невежеством и суеверием и выступал с пропагандой марксистских взглядов.
Мао в ту пору находился под сильным влиянием идей движения за новую культуру, которые проповедовал его любимый профессор Ян Чанцзи. Это течение искало способа соединить передовые идеи Запада с великим духовным наследием самого Китая.
В апреле 1917 года Мао публикует в журнале «Новая молодежь» свою первую статью. Статья была посвящена развитию физической культуры.
На первое место в статье выдвигается проблема возрождения национального величия Китая, общество которого еще совершенно не дифференцировано в сознании Мао; он предлагает восстановить дух военной доблести как гарантию спасения нации.
С 1918 года начинается и увлечение Мао анархизмом, которое было длительным и глубоким. Он знакомится в Пекине с активными деятелями анархизма, вступает в переписку с ними, а затем пытается даже создать в Хунани анархистское общество. Он верит в необходимость децентрализации управления в Китае и вообще склоняется к анархистским методам деятельности. Мао увлеченно читает работы П. Кропоткина и других анархо-социа-листов.
Октябрьская революция в России и победа Советской власти дали мощный толчок не только освободительному и демократическому, но и социалистическому движению в Китае. В стране создаются первые революционно-демократические объединения студенчества, из которых впоследствии вышли многие деятели Компартии Китая. В 1919 году возникло «движение 4 мая». Это было крупное политическое выступление студентов городской мелкой буржуазии, рабочих, протестовавших против решения Парижской мирной конференции о передаче бывших немецких концессий в Шаньдуни Японии. По всей стране прокатились мощные демонстрации студентов. Возникла первая Всекитайская студенческая ассоциация. В движение включились рабочие. В 1919 году бастовали рабочие Шанхая, железнодорожники Нанкина. Вскоре возникли. первые рабочие профсоюзы и первые марксистские кружки.
Приехав в Пекин в 1918 году по рекомендации профессора Яна Чанцзи, читавшего тогда лекции в Пекинском университете, Мао устроился помощником заведующего библиотекой Пекинского университета Ли Дачжао10. Это был образованный марксист и незаурядный деятель.
В 1919 году Ли Дачжао создал в Пекине кружок по изучению марксизма. Мао получил возможность участвовать в его работе. Но в ту пору, как он сам впоследствии рассказывал, в его голове еще была смесь идей либерализма, демократического реформизма и утопического социализма, к которым прибавились обрывки анархистских и марксистских идей.
Мао тогда находился в плену иллюзий общенационального единства. Под их влиянием он написал статью «Великий союз народных масс». Эта статья была опубликована в № 2, 3 и 4 журнала «Сянцзянское обозрение» («Сянцзян пинлунь») за 1919 год, редактором которого стал Мао, вернувшись в Хунань в начале 1919 года. Как свидетельствует статья, в это время Мао еще не проводит различий ни между рабочими и буржуазией, ни между красным флагом большевиков и знаменем «движения 4 мая».
В этой статье Мао утверждает, что идеи демократии и просвещения, провозглашенные Чэнь Дусю, — это как раз то, что нужно Китаю. Мао пишет о китайской нации не только как о единой, но и как о могучей прогрессивной силе. Он не проявляет особого интереса ни к положению рабочих, с которыми он не был связан, ни к положению крестьян, из среды которых он вышел.
В декабре 1919 года Мао едет в Пекин. К этому времени умер профессор Ян Чанцзи, и Мао выразил соболезнование его дочери. Через год он женится второй раз на дочери профессора Яна — Кайхуэй. Мао получает должность директора начальной школы, что укрепило его материальное и общественное положение.
Было бы наивным искать в этом молодом человеке черты будущего руководителя КПК, а тем более будущего политического и идеологического вождя многомиллионного народа. С такими чертами вряд ли рождаются, они долго формируются под влиянием исторических обстоятельств, в процессе борьбы, под воздействием заинтересованных групп и слоев, выдвигающих своего лидера. Что касается молодого Мао, то наверняка в ту пору в Китае среди радикальных студентов можно было встретить сотни людей, которые так же остро переживали национальное унижение своей страны, с такой же тоской думали о героическом прошлом Китая и так же туманно представляли себе пути к историческому возрождению страны.
Болезненно переживал Мао и собственное униженное социальное положение выходца из крестьян, которым пренебрегают представители богатых и знатных фамилий. Ему так и не удалось попасть в университет и пришлось довольствоваться образованием, полученным в среднем педагогическом училище. Быть может, унижения, которые испытывал помощник библиотекаря, и были источником того раздражения против профессуры, против образованных людей, которое на всю жизнь стало одной из наиболее устойчивых черт его интеллекта? Быть может, именно тогда зародилась мысль о том, что «необразованные должны свергнуть образованных»? Трудно сказать. Презрение к интеллигенции, как мы увидим дальше, — это не только психологическая черта, это идеология Мао. Но так или иначе к моменту вступления в Коммунистическую партию Мао имел лишь небольшой опыт участия в студенческом движении радикально-демократического и националистического направления. Он не имел опыта участия ни в рабочем, ни в крестьянском движении.
Мы видим, что период идейного инфантилизма оказался весьма затяжным у будущего идеолога КПК. Поиск устойчивых идейных позиций, классовой основы своей начинающейся политической деятельности оказался очень трудным для человека, основные побуждения которого были связаны с проблемой национальной униженности Китая. Даже его первое знакомство с социализмом и марксизмом не повлияло радикально ни на его взгляды, ни на его социальную ориентацию. Мы не видим пробуждения серьезного интереса к рабочему движению и к его идеологии— марксизму-ленинизму.
Не будем излагать подробно все события жизни и деятельности Мао Цзэдуна в 20-30-х годах, а тем более историю КПК в этот период. Остановимся лишь на некоторых эпизодах, характерных для идейных позиций Мао, и на его первых теоретических публикациях.
Идейный инфантилизм, который мы заметили в предыдущий период деятельности Мао, сыграл немаловажную роль в его последующей теоретической и практической работе. Его политические позиции в 20-х годах нередко напоминают качание маятника — настолько велика амплитуда «правых» и «левых» колебаний Мао Цзэдуна.
Если верить Мао Цзэдуну, он стал «марксистом в теории и в некоторой степени на практике» летом 1920 года, после того как прочел «Манифест Коммунистической партии» К. Маркса и Ф. Энгельса, работы «Классовая борьба» Каутского и «История социализма» Киркапа. Заметим, однако, что ставить в один ряд эти работы мог только человек, очень мало сведущий в марксизме-ленинизме. Киркап выступал против важнейших экономических идей К. Маркса, считая их «узкими, односторонними или исторически неверными». В то же время Киркап прочувствованно изложил содержание «катехизиса» Бакунина и взгляды Кропоткина, назвав анархизм «революционным социализмом».
К весне 1921 года в Китае насчитывалось шесть небольших коммунистических кружков (в Шанхае, Пекине, Чанша, Ухане, Гуанчжоу и Цзинане). Одна группа коммунистов, в которую вошли китайские студенты (в том числе Чжоу Эньлай), находилась в Париже.
В июле 1921, года после нескольких предварительных совещаний в Шанхае собрался 1 съезд Коммунистической партии Китая. На съезде присутствовали по два делегата от каждой из шести перечисленных групп. Мао представлял хунаньскую организацию. Будущие руководители КПК Ли Дачжао и Чэнь Дусю не смогли присутствовать на съезде. В работе съезда приняли также участие представители Коминтерна и Профинтерна.
Первые заседания съезда состоялись в помещении женской гимназии на территории французской концессии в Шанхае. Школа была закрыта на каникулы, и это должно было обеспечить безопасность нелегального съезда. Однако полиция все же заметила появление в школе посторонних людей. Для большей безопасности решено было покинуть город и провести заключительное заседание в лодке, на озере, недалеко от города. Делегаты имитировали праздничную прогулку по озеру. В заключительном заседании представители Коминтерна и Профинтерна участия не принимали.
Съезд выдвинул задачу свержения эксплуататорских классов с помощью революционной армии пролетариата и установления диктатуры пролетариата. Он подчеркнул необходимость организации рабочего движения, отметил классово-пролетарский характер Компартии и выступил против сотрудничества с другими партиями. Съезд избрал Временное бюро во главе с Чэнь Дусю и высказался в принципе за вступление КПК в Коминтерн.
Мао, судя по всему, ничем не проявил себя на этом съезде. Чжан Готао — участник съезда — вспоминает, что Мао Цзэдун ни с какими конкретными предложениями не выступал. Мало что известно и о деятельности Мао в последующие два года.
На II съезде КПК, состоявшемся год спустя в Шанхае, был принят манифест с программой-максимум и программой-минимум, а также решение о вступлении КПК в Коминтерн. Мао, в то время представитель хунаньского комитета КПК, хотя и находился в Шанхае, но участия в съезде не принимал.
С лета 1922 года по рекомендации Коминтерна и в соответствии с решениями II съезда КПК начала устанавливать сотрудничество между КПК и гоминьданом. На III съезде КПК, в центре внимания которого был вопрос о тактике партии, то есть об отношении к гоминьдану, в июне 1923 года было принято решение о том, что гоминьдан должен выступить в роли основной организующей силы в национальной революции.
Мао оказался в числе наиболее активных проводников этой линии. Выступая на съезде, он отказался от своей прежней позиции, когда высказывался за независимость профсоюзов. Мао выступил за передачу профсоюзов под руководство гоминьдана. Его активный и быстрый переход на новые позиции обеспечил ему новое положение и в КПК, и в гоминьдане. На III съезде он был избран в состав ЦК, а вскоре после этого (в январе 1924 г.) назначен заведующим орготделом, вместо Чжан Готао. На I съезде гоминьдана Мао был избран кандидатом в члены ЦИК гоминьдана. Идеологический «маятник» Мао сильно качнулся вправо. Посмотрим, как далеко зашел Мао, идя по этому пути.
В 1924 году гоминьдан был реорганизован на более централизованных началах в политическую партию. Мао принял самое активное участие в форуме гоминьдановских лидеров, которые съехались со всего Китая. Мао Цзэдун вошел в комиссию, созданную для редактирования документов съезда. И когда в 1924 году гоминьданом были созданы курсы по подготовке руководителей крестьянского движения, никто не удивился тому, что именно Мао по предложению КПК стал одним из ведущих руководителей этих курсов* хотя до этого Мао Цзэдун специально крестьянским движением не интересовался.
К этому времени, вероятно, следует отнести начало теоретической работы Мао Цзэдуна. Но мысли, которые высказывал 30-летний Мао, носили явно незрелый и противоречивый характер, хотя сами ошибки весьма типичны как для периода формирования его взглядов, так и для последующих лет. Выступая на III съезде КПК, Мао утверждал, что в Китае невозможно создать ни национальную, ни коммунистическую массовую партию, что революцию в Китай может принести с собой только русская армия с севера.
В июле 1923 года в центральном органе КПК — еженедельном журнале «Сяндао» — была опубликована статья Мао Цзэдуна «Пекинский политический переворот и торговцы». Здесь он утверждает, что лидерами в надвигающейся национальной революции должны быть торговцы.
Такие взгляды Мао дополнялись практической деятельностью в гоминьдане. В качестве члена постоянного комитета шанхайской городской организации гоминьдана он работал вместе с одним из лидеров гоминьдана — Ху Ханьминем и даже получил насмешливое прозвище его «секретаря».
На IV съезде КПК в январе 1925 года Мао Цзэдун подвергся критике за прогоминьдановские взгляды. Сам он не только не был избран в новый состав ЦК КПК, но не был даже приглашен на съезд.
Как Мао рассказывал Э. Сноу, в конце 1924 года он заболел и был вынужден вернуться в Хунань на отдых, но его болезнь была скорее всего дипломатической. В это время он оставался объектом критики со стороны тех членов КПК, которые возражали против стремления Мао наладить сотрудничество с гоминьданом даже ценой частичной утраты независимости КПК.
Особенно значительным было «раскачивание маятника» идейных и политических позиций Мао Цзэдуна в середине 20-х годов, когда он в короткий срок проделал путь от крайне правых к крайне левым взглядам.
В период 1925–1927 годов, в пору назревания разрыва сотрудничества между гоминьданом и КПК, Мао оставался ревностным сторонником прогоминьдановской линии. Даже Стюарт Шрам, его биограф, весьма симпатизирующий Мао, не может не отметить этого. Он пишет: «В треугольнике отношений Москва — гоминьдан — КПК позиция Мао Цзэдуна в критические годы (1925–1927) была в общем ближе к гоминьдану… Этот факт является, очевидно, источником чрезвычайных неприятностей для самого Мао и его нынешних историков в Пекине, которые исказили факты, связанные с его деятельностью в этот период»11.
Что верно, то верно. Впрочем, Мао в упомянутых беседах со Сноу намекает на то, что он продолжал сотрудничать с гоминьданом, рассчитывая в этой партии найти поддержку своему новому взгляду на роль крестьянства в революции. Но ведь вовсе не гоминьдан, которому были чужды подлинные интересы бедного и среднего крестьянства, обратил взоры КПК к деревне. Напомним, что в октябре 1923 года был основан Крестьянский интернационал (Крестинтерн). Его первый съезд состоялся в Москве в 1924 году. В мае 1924 года Крестинтерн в специальном письме к КПК подчеркнул огромное значение крестьянской проблемы для китайской революции.
Мао Цзэдун же в беседе со Сноу утверждал, будто он изменил свои взгляды на роль крестьянства лишь под влиянием роста его активности, особенно в период 1925 года. «Раньше я не вполне понимал степень классовой борьбы крестьянства. Но после 30 мая и во время большой политической активности крестьянства, последовавшей за событиями 30 мая, хунаньское крестьянство стало очень воинственным. Я… начал проводить организационную кампанию в деревне»12. Почему же он умалчивает об упомянутых рекомендациях Крестинтерна?
Зиму и весну 1925 года Мао провел в родной деревне Шаошань в связи с болезнью. А осенью того же года вернулся в Кантон, где стал играть важную роль в аппарате гоминьдана, продолжая участвовать в работе курсов по подготовке руководителей крестьянского движения. Одновременно Мао получил ответственную работу в отделе пропаганды ЦИК гоминьдана. Вначале он был секретарем, а затем заместителем заведующего и, наконец, заведующим отделом. II съезд гоминьдана, состоявшийся в январе 1926 года, принял резолюцию по докладу Мао, представленному им съезду.
12 марта 1925 г. скончался Сунь Ятсен. Его последние слова были обращены к гоминьдану и к ЦИК СССР. Китайскому народу и гоминьдану он завещал сохранить союз с народными массами, сотрудничество с КПК и укреплять дружбу с СССР. Однако руководители гоминьдана очень скоро пренебрегли этими заветами. Внутри гоминьдана усилилось влияние правых элементов, которые добивались разрыва сотрудничества с коммунистами и подавления движения рабочих и крестьян. В марте 1926 года Чан Кайши предпринял первый шаг в этом направлении. Он снял коммунистов с руководящих постов в гоминьдане, отстранил их от политработы в армии, провел аресты. Но коммунистам и другим представителям левых сил в гоминьдане вое же удалось тогда избежать разрыва единого фронта.
Мао продолжает участвовать во многих мероприятиях, организуемых гоминьданом в рамках крестьянского движения, а в конце 1926 и в начале 1927 года проводит обследование организаций крестьян в ряде уездов провинции Хунань. Итогом этой поездки явился «Доклад об обследовании крестьянского движения в провинции Хунань» (март 1927 г.), написанный после полуторамесячного пребывания в провинции. Доклад был опубликован в гоминьдановских журналах, а затем в виде отдельной брошюры (апрель 1927 г.).
Некоторые биографы дают восторженную оценку этому произведению, называя его «крестьянским манифестом Мао Цзэдуна». Есть ли для этого основания?
«Если дело завершения демократической революции считать за 10/10, то доля участия в нем горожан и армии выразится в 3/10, а доля крестьян, совершивших революцию в деревне, составит 7/10»13, — так говорится в докладе.
Кто такие эти «горожане»? Рабочие? Буржуазия? А армия — в чьих она руках? Кто руководитель революции — рабочие, национальная буржуазия, крестьяне-бедняки? Неясно! Что касается идеи об особой роли крестьянства в надвигающейся революции, то напомним, что по рекомендации Коминтерна эта идея была внесена в важнейшие политические документы КПК того времени.
В апреле 1927 года Мао был назначен членом постоянного комитета временного исполкома Всекитайской крестьянской ассоциации, находившейся под влиянием гоминьдана. Даже промаоист Шрам отмечает, что Мао в ту пору продолжал настаивать на сотрудничестве не только с гоминьданом, но и с Чан Кайши.
Между тем 12 апреля 1927 г. Чан Кайши совершил контрреволюционный переворот в Шанхае. Через несколько месяцев представители Компартии были выдворены из гоминьдана. По стране прокатилась волна массовых арестов революционных рабочих и крестьян. Этап существования единого общенационального фронта остался позади. Вспыхнула гражданская война.
Перед коммунистами встала задача формирования своих вооруженных сил. Начало существованию Народно-освободительной армии Китая положило восстание частей гоминьдановской армии 1 августа 1927 г., руководимых Чжу Дэ, Пэн Дэхуаем, Хэ Луном, Е Тином. Одновременно в провинциях Цзянси и Хунань началось формирование крестьянских партизанских отрядов, в котором (в провинции Хунань) принял участие Мао Цзэдун.
V съезд КПК состоялся в Ухане через две недели после переворота, совершенного Чан Кайши. Мао под предлогом болезни не посещал заседания съезда. Он фрондировал против руководства ЦК КПК, которое незадолго до этого сместило Мао с поста заведующего крестьянским отделом ЦК КПК.
На чрезвычайном совещании ЦК КПК 7 августа 1927 г. руководство КПК взяло курс на организацию вооруженных восстаний. Августовское совещание выработало программу организации серии восстаний в деревне. На этом совещании Мао был избран членом ЦК и кандидатом в члены Временного политбюро ЦК КПК.
В различные провинции, где крестьянское движение в ходе революции 1925–1927 годов достигло наибольшего размаха, для организации восстания, вошедшего в историю КПК как восстание «осеннего урожая», были направлены представители ЦК КПК. Мао отправился в родную провинцию Хунань.
Восстания «осеннего урожая» повсеместно закончились трагически. Ноябрьский пленум ЦК КПК в 1927 году, анализируя причины провала этих восстаний, особо указал на ошибки, допущенные в Хунани. В решениях пленума подчеркивалось, что Мао как особый уполномоченный ЦК в Хунани, по существу, был центральной фигурой в провинциальном комитете. Поэтому он несет наибольшую ответственность за ошибки, совершенные хунаньским провинциальным комитетом. По решению пленума Мао был исключен из числа кандидатов в члены Временного политбюро ЦК КПК.
Какие же ошибки ему вменялись в вину? Главная — установка лишь на военную силу. Пленум подчеркнул, что восстание, цель которого — захват городов, а не проведение аграрной революции в деревне и не мобилизация революционных масс для участия в революции, которое не привлекает их к захвату земли и власти, — такое восстание есть «военный оппортунизм». «Самый опасный пункт — это вера лишь в военные силы и в военную подготовку…»14.
Говоря о решениях этого знаменательного пленума, нужно отметить, по меньшей мере, два момента. Первое — указание на мелкобуржуазное происхождение и природу большинства руководящих деятелей КПК и в целом на засилье мелкобуржуазности в партии. Второе — употребление понятия «маоцзэдунизм». Этот новый уклон характеризовался как «военный авантюризм» и «винтовочное движение». Один из делегатов VI съезда КПК говорил: «После 7 августа (т. е. августовского совещания. — Ф. Б.) … начались так называемые восстания „осеннего урожая“. И тогда ЦК КПК говорил, что это есть военный оппортунизм, это есть маоцзэдунизм, потому что Мао Цзэдун все время настаивал, что надо действовать штыками…»15.
В результате поражения хунаньского восстания Мао пришлось осенью 1927 года бежать с небольшой группой крестьян и беглых гоминьдановских солдат. Тут-то ему и пригодилось хорошее знание классической литературы о разбойниках прошлого. Местом первой базы стали горы Цзинган (Цзинганшань) на границе провинций Хунань и Цзянси. Эти горы — часть горного хребта Лосяо (Лосяошань)16.
Сам Мао рассказывал Эдгару Сноу об одном из эпизодов этого периода. Два бывших бандитских главаря в районе Цзинганшань — Ван Цзо и Юань Вэньцай присоединились к Красной армии зимой 1927 года. Ван и Юань были назначены командирами полков, а Мао стал командующим «армией». Пока Мао находился в Цзинганшане, эти бывшие бандиты были «преданными коммунистами и выполняли приказы партии». Правда, позднее, когда они остались одни в Цзинганшане, они вернулись к своим бандитским привычкам. Впоследствии они были убиты крестьянами, которые к тому времени уже организовались и были в состоянии сами защитить себя.
Любопытный эпизод, не правда ли? Бандиты были «преданными коммунистами», пока находились под руководством Мао, а потом, когда он уехал, снова вернулись к своему разбойничьему ремеслу… О, эта великая вера в самого себя! Поистине, ты можешь двигать не только бандитами из гор Цзинган, но и самими горами…
Позднее, давая объяснение по поводу того, что в его армии очень много деклассированных элементов, Мао заявил, что следует добиваться качественных изменений в характере этих людей путем политического просвещения, поскольку «субъективное создает объективное».
Однако темперамент и воображение Мао играли в этом не последнюю роль. Его увлечение романтическими героями-разбойниками нашло свое отражение в статьях, написанных еще в 1926 году, о классах китайского общества. Там он писал о деклассированных элементах — солдатах, бандитах, разбойниках, нищих и проститутках — как о потенциальных революционерах. С такой же симпатией он относится к разного рода тайным обществам. Он даже выяснил, что два бандита в его армии также принадлежали к тайному обществу, руководители которого участвовали в революции 1911 года. Симпатия Мао к бандитам «вызвала тревогу» в ЦК КПК, который обратился к Чжу Дэ с просьбой вступить в контакт с Мао и выправить некоторые его ошибки. Основная ошибка Мао была сформулирована следующим образом: «Он ведет себя как разбойник из исторического романа „Речные заводи“; отправляется на свершение героических подвигов от имени масс, вместо того чтобы поднимать массы и поручать им проводить вооруженное восстание».
Положение в небольшом, численностью всего в тысячу человек, отряде Мао было спасено приходом в начале 1928 года крупного, хорошо вооруженного 10-тысячного отряда Чжу Дэ17. На основе двух этих отрядов был создан 4-й корпус рабоче-крестьянской Красной армии (весна 1928 г.). По примеру других уездов было организовано советское правительство рабочих, крестьян и солдат пограничного района Хунань — Цзянси. Вскоре Мао избрали секретарем вновь созданного Особого комитета КПК пограничного района Хунань — Цзянси.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.