«Мамонты»

«Мамонты»

Наверное, у читателя уже созрел резонный вопрос: «Были ли вообще в то время настоящие коллекционеры?»

Конечно, были и есть. Скажем, трагически погибший не так давно петербуржец Михаил Крыжановский. Он был одним из первых, записавших на пленку молодого Александра Розенбаума в 1979 году и много других славных имен. Причем делалось все ради идеи, не в поисках выгоды.

Бард Владимир Ланцберг в собрании КСПшных анекдотов приводил такой факт о Мише:

«Во второй половине 80-х годов фирма „Мелодия“ принялась наверстывать упущенное за десятилетия — выпускать диски бардов. А поскольку целый ряд бардов этого времени так и не дождался, основным источником фонограмм для их дисков стали фоноархивы собирателей. В частности, очень большую роль сыграл тогда знаменитый ленинградский коллекционер Михаил Крыжановский.

В работе над одним из дисков возник конфликт. Сотрудники „Мелодии“ непременно хотели получить на некоторое время в руки оригинал записи (естественно, с твердой гарантией возвращения в сохранности), а Крыжановский предлагал им первую копию (тоже гарантируя, что она будет ничем не хуже оригинала). Переговоры зашли в тупик, и в конце концов „Мелодия“ предпочла договориться с другим, почти столь же авторитетным коллекционером. Когда Крыжановский узнал об этом, он с удивлением спросил:

— И что, он отдал вам оригинал?!

— Да.

Крыжановский покачал головой:

— Не коллекционер…»

Таким же одержимым песней человеком является бывший ленинградец Владимир Ковнер, ныне проживающий в США. Сфера его интересов касалась больше гитарной поэзии, то есть бардовской музыки, о чем он очень интересно написал в статье «Золотой век „магнитиздата“».

Говоря о больших коллекционерах фольклора, нельзя не упомянуть Мишу Аллена, скончавшегося лет двенадцать назад в Торонто на 90-м году жизни. Его настоящая фамилия — Каценеленбоген, он родился в 1911 году в Литве, а в 1930-м переехал в Канаду.

Во время Второй мировой войны, будучи на военной службе, Миша попадает в Германию, где встречается с освобожденными союзниками советскими гражданами, привезенными немцами на работы. По вечерам бывшие «осты» собирались около своих бараков и пели какие-то песни со знакомыми мотивами, но с незнакомыми словами. Любознательный парень стал старательно записывать эти песни со всеми возможными вариантами к себе в тетрадь (магнитофонов тогда еще ни у кого не было), и получилась интересная и довольно богатая коллекция песен, которые так и не попали ни в какие официальные сборники.

Когда магнитофон вошел в быт, Аллен стал собирать тексты, записанные на магнитофонные ленты.

О том, какими путями создавалась коллекция, Миша особенно не распространялся, но и Окуджава, и Высоцкий оказались в его архиве до того, как они появились на пластинках. Первым, еще в конце 60-х, он опубликовал тексты песен Высоцкого в эмигрантской прессе, а позднее, во время гастролей Высоцкого в Канаде встречался с ним.

В канадском журнале «Глоб энд Мэйл» Миша опубликовал четыре песни Высоцкого в переводе на английский: «Уголовный кодекс», «Зека Васильев и Петров зека» и др. Перевод блатных песен на английский язык очень трудная вещь, но чем труднее — тем почетнее. Неудивительно поэтому, что когда в 1972 году вашингтонская фирма «Коллектор рекордс» выпустила пластинку «Песни советского подполья», напетую бывшим советским актером и режиссером Нугзаром Шарией, то перевод буклета к ней был сделан именно Алленом.

Что стало с его знаменитым собранием после смерти «патриарха», я, к сожалению, не знаю.

Как правило, представители старой школы отдавали предпочтение все-таки дореволюционным пластинкам с голосами звезд царской эстрады или эмигрантским дискам.

Делом жизни это стало для ростовчанина Михаила Ивановича Мангушева, специализировавшегося на творчестве изгнанников первой волны, москвича Ивана Федоровича Боярского, сумевшего собрать все пластинки и даже валики для фонографа с голосами Шаляпина и Собинова. Впоследствии его фонды были использованы фирмой «Мелодия» при выпуске дисков-гигантов легендарных исполнителей.

Петербуржец Николай Николаевич Калмыков сосредоточил свои усилия исключительно на розыске материалов, связанных с жизнью и творчеством Вертинского. В той же сфере лежали интересы киевлянина Альфреда Соломоновича Мендельсона, собравшего уникальное по полноте собрание.

Его коллекцию хотели даже купить дочери Александра Николаевича Марианна и Анастасия, но гордый коллекционер ответил: «Я памятью вашего папеньки не торгую». А вот киевскому Музею одной улицы поклонник Вертинского ряд материалов передал безвозмездно и с удовольствием.

«В 1953 году 10-летний Альфред впервые увидел и услышал живого Вертинского. В тот сезон Александр Николаевич дал в Киеве 11 концертов — и мальчик буквально заболел Вертинским. С нотами „Лилового негра“ он пробрался в грим-уборную Вертинского и попросил автограф. Но тот подписывать ноты не желал, ссылаясь на то, что они старые. Выручил незадачливого поклонника бессменный аккомпаниатор Вертинского Михаил Брохес, с улыбкой махнувший в его сторону дымящей сигарой: „Александр Николаевич, подпишите, что вам стоит? Юноша сейчас от огорчения в обморок упадет“.

— А через год встретился с Вертинским снова, — продолжает Альфред Соломонович. — Он приехал в Киев сниматься в картине „Пламя гнева“, где играл польского маршала Петровского. Мы же с однокурсниками подрабатывали, снимаясь в массовках. В перерыве к нам подошел Вертинский, открыл коробку папирос: „Угощайтесь“. Ребята потянулись, а я воздержался. Вертинский посмотрел на меня внимательно: „Простите, а вы студент?“ — „Да, студент“. — „Позвольте узнать, какого института?“ — „Медицинского“. — „Хм, будущий эскулап, у вас на редкость не комсомольское лицо“. Это была смелая по тем временам шуточка!» — пишет обозреватель киевской газеты «Факты» И. Копровская (21.05.2004 г.)

Также в столице Украины живет известный коллекционер и исследователь грамзаписи, автор нескольких замечательных книг об истории грампластинки Анатолий Иванович Железный.

Одной из крупнейших в мире было собрание русской и мировой музыки во всех ее проявлениях (от оперы до эстрады) Юрия Борисовича Перепелкина из Петербурга. В собрании Перепелкина хранились уникальные фотоматериалы, а также дневники артистов и мемуары, написанные специально по просьбе коллекционера. На протяжении нескольких десятилетий Перепелкин проводил у себя в квартире музыкальные среды, на которых Юрий Борисович знакомил слушателей с творчеством выдающихся исполнителей прошлых лет.

Не знаю наверняка, так ли это, но, говорят, что после смерти «патриарха» все собрание сгнило в гараже, никем не востребованное.

Одним из первых по-настоящему увлеченных людей, с кем свела меня, в ту пору совсем юного, судьба, был известный коллекционер, подвижник русской культуры, полковник в отставке Валерий Дмитриевич Сафошкин. В его небольшой подмосковной квартире хранится 15 тысяч граммофонных пластинок с вокалом Вяльцевой, Паниной, Плевицкой, Морфесси, Вертинского, Руслановой, Утесова, Козина, Юрьевой и многих других выдающихся артистов.

Как правило, увлеченные люди спешат не только отыскать артефакт, но хотят поделиться своими знаниями и раритетами. Именно таким человеком был Валерий Дмитриевич. Он вел активнейшую работу по пропаганде творчества звезд российской эстрады на радио и ТВ, сотрудничал с российскими и зарубежными периодическими изданиями, писал книги о гениях «легкого жанра», являлся одним из основателей известной программы «Романтика романса». На базе его музыкального собрания «Мелодия» в разные годы выпустила пластинки с записями Руслановой, Лещенко, Сокольского, Юрьевой… Популярная серия компакт-дисков «Золотые россыпи романса» тоже стала возможной благодаря доброй воле В. Д. Сафошкина.

О бескорыстном подвижнике сняли несколько документальных кинолент, в конце 90-х он избран членом американской Ассоциации музыкальных собраний, являлся президентом Центра возрождения и пропаганды историко-культурного наследия России. К сожалению, несколько лет назад легендарный коллекционер скончался. И теперь только его вдова и сын изредка слушают старые пластинки на граммофоне, принадлежавшем самому Шаляпину…

В Павлодаре (Казахстан) живет уникальный человек — Наум Григорьевич Шафер (р.1931 г.). Он собрал коллекцию из 25 000 пластинок, которая стала основой для создания дома-музея, куда вошла и огромная библиотека, собиравшаяся на протяжении полувека. О себе Наум Григорьевич говорит так: «Я коллекционирую музыку, а не исполнителей. И мой главный принцип отбора — хорошая это музыка или плохая. В моей коллекции все в алфавитном порядке: например, Кальман рядом с Моцартом, а талантливая частушка может соседствовать с симфонией».

Не так давно ушел из жизни крупнейший исследователь наследия Федора Ивановича Шаляпина Владимир Гурвич. С середины 70-х он жил в США, а умер в родном Петербурге. Коллекционер вышел из музея граммофонов, что на Пушкарской, и был сражен сердечным приступом.

Были и есть свои герои и среди любителей исключительно жанровой песни (хотя ей отдавал дань и тот же Сафошкин, собравший несколько тысяч пленок и дисков с записью русского шансона). Особо хочется выделить жителя Мытищ Сергея Смирнова, киевлянина Фреда Ревельсона, ленинградца Анатолия Копрова, москвичей Олега Смирнова, Вячеслава Самвелова, Владимира Цетлина, Александра Ивановича Крылова, Юрия Гуназина, зеленоградца Алексея Черкасова, петербуржцев Владимира Суворова, Павла Столбова и Александра Цаплина, нижегородца Олега Лемяскина, жителя Анапы Андрея Хекало, новосибирцев Олега Абаимова, Виктора Белавина. Можно назвать жителей столицы — крупнейшего коллекционера эмигрантской песни Николая Николаевича Марковича и Владимира Яковлевича Климачева (последний еще в 80-е записывал у себя дома Костю Беляева, Андрея Никольского и Михаила Звездинского), а также создателя клуба им. Петра Лещенко Александра Ивановича Петрова, который, не имея спонсоров, умудряется каждый год на разных площадках проводить большой отчетный концерт.

Всех перечислить невозможно, но настоящих собирателей немного и все они, так или иначе, осведомлены друг о друге.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.