Пакт

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Пакт

В разгар этого творческого штурма произошло событие, которое несколько смешало работу советских правительственных органов и привело в сильнейшее замешательство. Каждый советский человек – от пионера до пенсионера – знал, что главным врагом Советского Союза на современном этапе является гитлеровский фашизм. Рано или поздно между этими глубоко враждебными идеологиями должна произойти схватка, в которой фашизм будет повержен (разумеется, с помощью германского пролетариата), и социализм уверенными шагами пойдет по угнетенным капиталом странам Европы, а там, – чем черт не шутит! – пойдет и дальше, повсюду освобождая трудящихся из-под железной пяты империалистов.

Так или примерно так в сжатом виде выглядело содержание всех политзанятий в любом трудовом коллективе Советского Союза.

Для тех, кто еще не осознал серьезность положения, во всех изданиях Советского Союза публиковались материалы прошедшего в марте ХVIII съезда ВКП(б). С особым удовлетворением прочитал Яковлев выступление на съезде летчика С. Денисова, которого в свое время присылал к нему сам Сталин: «Мы, летчики, хорошо поняли исторический доклад т. Сталина на XVIII съезде партии и его слова о капиталистическом окружении. И если фашистские любители чужого добра осмелятся напасть на мирный труд нашего 170-миллионного народа, на крыльях Советов мы понесем смерть фашистским поработителям, понесем свободу и счастье рабочим страны агрессоров. Мы сделаем все, чтобы полностью стереть с лица земли зарвавшихся империалистов и отучить этих господ от наглых агрессий против нашей Родины».

Каждый день в том 1939 году нес угрозу новой войны, и эта война, как внушалось на политбеседах, которые повсеместно были введены после прошедшего съезда, придет из Германии. Постановлением Фрунзенского райкома партии г. Москвы, куда входила парторганизация ОКБ-115, было предписано каждому руководителю персонально раз в неделю выступать перед коллективами с политбеседой. Несмотря на то, что Александру Сергеевичу такая инициатива не пришлась по душе, он тщательно (как, впрочем, и ко всему остальному) готовился к этим беседам. После его выступления каждый рабочий знал о том, что Гитлер захватил демилитаризованную зону Рура, потом пришла очередь Саара, молниеносно осуществил аншлюс Австрии, расчленил Чехословакию, и это указывало, что в ближайшее время он приступит к реализации тех планов, которые он изложил в «Майн кампф», – завоевать жизненное пространство на востоке. Мюнхенское соглашение, которое, по мысли его творцов, должно было остановить Гитлера, только раззадорило его, и в Европе стала зреть мысль о системе коллективной безопасности. А получалось, что без участия Советского Союза ее создать было невозможно.

Можно было понять, с какой надеждой в Советском Союзе встретили приезд военных делегаций Великобритании и Франции для выработки условий совместного союза против фашизма. Это уже расценивалось, как естественный ход событий. О ходе этих переговоров наши газеты писали довольно скупо, но, тем не менее, настроения в обществе были на стороне будущего союза: фашизм надо остановить. Идеологически-культурное пространство Советского Союза было полно произведений, посвященных будущей войне с Германией. А.С. Яковлев в своей книге пространно цитирует самую знаменитую книгу того времени «Первый удар (повесть о будущей войне)» Ник. Шпанова, в которой по дням и часам расписывается начало великой схватки. Он цитирует ее столь пространно, что нет надобности повторять эти цитаты. Но смысл книги сводился к тому, что отмобилизованная и оттренированная Красная Армия сжалась как железная пружина, ожидая вероломного нападения коварного фашистского зверя. И вот оно наконец свершилось: танковые клинья и армады самолетов попытались пересечь нашу границу, и тут началось! Со всей пролетарской яростью воины Красной Армии обрушились на захватчиков и неудержимо железной поступью пошли по земле Европы, неся на своих штыках… Ну и так далее.

К войне готовились, и уж точно война не была неожиданностью.

Были кинофильмы, театральные постановки на эту тему, по радио звучали песни, стихи, прославляющие будущий освободительный поход против фашизма.

Климу Ворошилову письмо я написал:

«Товарищ Ворошилов, народный комиссар,

В Красную Армию в нынешний год,

В Красную Армию брат мой идет.

Товарищ Ворошилов, а если на войне

Погибнет брат мой милый, пиши скорее мне.

Товарищ Ворошилов, я быстро подрасту

И стану вместо брата с винтовкой на посту.

Овсей Дриз

А 24 августа 1939 года все советские газеты напечатали сообщение, которое повергло в шок всех жителей одной шестой части планеты. Впрочем, и остальные части планеты были изумлены и озадачены случившимся. В сообщении говорилось о том, что вчера, 23 августа 1939 года, в Москве был заключен договор о ненападении между Советским Союзом и… Германией!

Александр Сергеевич читал газету, дожевывая утренний бутерброд, и едва не поперхнулся остывшим уже кофе: дружба и взаимопомощь с Германией! Как это понимать? Что задумал Сталин?

Наш герой почти бегом скатился с лестницы и велел шоферу гнать в КБ. Ему казалось, что его место сейчас там, у телефона, на диске которого привинчен герб Советского Союза.

«Пакт о дружбе с Германией?»

Звонков не было – ни по «козырному» телефону, ни по обычным городским, и эта тишина действовала на Александра Сергеевича почему-то особенно угнетающе.

В кабинет заглянул Синельщиков и вопросительно взглянул на шефа. Яковлев отрицательно помахал в воздухе ладонью: не до тебя сейчас. Он вышел из кабинета и зашел в зал, где за чертежными досками сидели десятки конструкторов. Но тишина в зале стояла такая, что можно было подумать, что в нем никого нет. И из-за каждого рабочего стола – недоуменные взгляды на патрона, который еще недавно на политзанятиях говорил о звериной сущности германского фашизма, о невозможности вести с ним диалог и т. д.

То, что пакт дело рук Сталина, в этом Яковлев не сомневался ни секунды, но он терялся в догадках, зачем тот это сделал.

Потом были сообщение по радио, пространные статьи в газетах, в которых Германия называлась дружественной страной, воздавалась хвала ее лидерам и мудрой политике.

Яковлев понял бесплодность своих попыток разгадать тайны большой политики и всецело погрузился в работу. Сроки поджимали, а в проекте, как всегда, была куча неувязок, там вес лез выше нормы, там радиатор имел большее сечение, чем планировалось, там шасси не вписывались в обводы.

А потом случилось то, о чем советские газеты твердили неустанно: Германия должна была пойти на Восток, и она пошла! На Польшу. Ровно через неделю после подписания договора (который очень скоро стал именоваться пактом Молотова – Риббентропа, по фамилиям министров иностранных дел двух стран) началась война. Германские части ранним утром 1 сентября 1939 года без объявления войны напали на Польшу. Танковые клинья, поддержанные штурмовой авиацией, расчистили дорогу наступающим частям вермахта. Польская армия покатилась назад, к западной границе. И тут случилось то, чего уж никто не ожидал: 17 сентября в войну вступил Советский Союз. На стороне Германии (а как же, союзники!). Красная Армия вошла в пределы Польши, и очень скоро Польша как суверенное государство перестало существовать на карте Европы. На землях, оккупированных Германией, было организовано Генерал-губернаторство, а те районы, которые заняли наши войска, вошли в состав Украины и Белоруссии.

А между тем победители встретились в городе Бресте…

Было от чего пойти голове кругом. Яковлев с ожесточением отбрасывал газеты с репортажами о демонстрации германско-советской дружбы и все больше загружал себя работой в КБ.

Но вот в октябре, когда наступали самые жаркие недели работы по И-26, из наркомата пришла неожиданная команда: готовиться к месячной командировке… в Германию.

Яковлев раньше с удовольствием ездил за границу – он много брал от таких поездок, профессионально изучая чужой опыт, да и после аскетизма советской жизни кричащая роскошь европейских столиц отнюдь не казалась ему избыточной. Но сейчас он, не колеблясь, отказался. Яковлев был полон решимости выиграть конкурс на лучший истребитель. Ведь никто из конкурентов, участвовавших в конкурсе, в эту командировку не направлялся, и Яковлев боялся потери темпа. Даже второе место в конкурсе его не устраивало, быть всегда первым – таковым было его кредо.

Он тотчас позвонил в Наркомат обороны и добился приема у самого Ворошилова. Нарком, однако, не склонен был обсуждать этот вопрос:

– Какой же вы руководитель, если боитесь на месяц оставить свой коллектив. У вас, что, плохие помощники? Да и вообще, список делегации утверждался там, – нарком устремил палец в потолок. – Радуйтесь, что делегацию возглавит Иван Федорович Тевосян. Наш человек, мы все с Гражданской дружили, и Иосиф Виссарионович ему доверяет.

Слово «все» Ворошилов произнес словно ненароком, но Яковлев знал, что Тевосян со Сталиным и Ворошиловым работал еще в Царицыне, хотя сейчас это, после только что прошедших в Колонном зале процессов над старыми большевиками, ровно ничего не значило. Он понял, что его включение в группу, отправлявшуюся в Германию, вопрос, решенный окончательно.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.