Евгений Урбанский
Евгений Урбанский
Евгений Яковлевич Урбанский родился 27 февраля 1932 года в Москве. Его отец — Яков Самойлович Урбанский — был видным партийным работником, которого в середине 30-х направили в Узбекистан на должность второго секретаря ЦК ВКП(б). Однако на этом посту проработал недолго: в 1937 году его арестовали как «врага народа» и отправили в лагерь под Воркутой. Его жену — Полину Филипповну — с детьми выслали в Алма-Ату. Там Евгений пошёл в школу, в которой проучился до 9-го класса. В 1946 году его отцу снизили срок и определили рабочим на шахту в Инте. После этого его семья в полном составе переехала к нему.
Десятый класс Урбанский заканчивал в средней школе города Инта. Учился хорошо. Помимо учёбы увлекался акробатикой и показывал неплохие результаты. Кроме этого, прекрасно читал стихи и часто выступал с ними на различных торжественных мероприятиях. Особенно удавались ему стихи В. Маяковского. Однако большого желания посвятить себя драматическому искусству у Урбанского тогда не было. Именно поэтому в 1950 году он сначала поступил в Московский дорожный институт, затем оттуда перевёлся в горный. Именно в последнем творческие устремления Урбанского внезапно нашли себе достойное применение — он стал активным участником художественной самодеятельности, впервые задумался об актёрской карьере. В конце концов эти мысли привели его в Школу-студию МХАТа на прослушивание. Несмотря на волнение, которое Урбанский тогда испытывал, был он настолько убедителен и азартен, что педагоги, слушавшие его, оказались им очарованы. «Вам обязательно надо поступать на актёрский!» — посоветовали ему тогда. Он так и поступил. В 1952 году он явился на экзамены в ту же Школу-студию, прекрасно прочитал несколько стихотворений В. Маяковского (его любимым произведением было «Во весь голос») и был принят на курс народного артиста СССР В.О. Топоркова. По словам очевидцев, первые два года учёбы в студии талант Урбанского был почти незаметен. Лишь на третьем курсе он «ожил», стал намного смелее и ярче. По словам его однокурсника О. Табакова: «Он был похож на шахтёра, каким его тогда изображали на плакатах, в кино, в театре: здоровый, кудрявый, белозубый». (Отмечу, что почти год Урбанский ходил в студию в горняцком кителе, который он получил, ещё будучи студентом горного института.)
Можно смело сказать, что свою творческую карьеру Урбанский сделал себе сам. В отличие от многих своих коллег по актёрскому ремеслу, которые по разным причинам (кто по протекции, кто по воле случая) оказались на вершине славы, Урбанский своей главной роли добился самостоятельно. Узнав в 1956 году, что на «Мосфильме» режиссёр Юлий Райзман приступил к съёмкам фильма «Коммунист», он явился на киностудию и предложил себя на главную роль. В тот же день сделали его фотопробы, которые не всем понравились. Однако режиссёр, успевший к тому времени просмотреть многих актёров, решил рискнуть с никому не известным студентом. Так Урбанский получил роль коммуниста Василия Губанова.
Натурные съёмки картины проводились в городе Переславль-Залесском. Урбанскому они запомнились не с самой лучшей стороны. Вот что он рассказывал позднее:
«Съёмки — это какая-то мука, знал бы, не пошёл. Я буквально подыхал на съёмочной площадке от ужаса, что ничего не выходит. Моя неповоротливость, неумелость угнетали меня почти физически. А Райзман был доволен. Я считал, что половину придётся переснимать, а он был доволен и после просмотра материала ходил радостный. Только увидев фильм смонтированным, я понял: всё моё — самую мою неумелость — использовал режиссёр для Губанова. Так ведь это он — молодец!»
Действительно, в самом начале работы у Урбанского практически ничего не получалось. На площадке он был чрезмерно скован, неповоротлив и стеснялся своих партнёров до неприличия. Даже главный его партнёр актриса Софья Павлова (она тоже была дебютантом и играла его любимую девушку) была им очень недовольна. Из-за своей чрезмерной стеснительности Урбанский казался ей чуть ли не мальчиком, и его зажатость в любовных сценах порой выводила актрису из себя. Да и другие участники съёмочного процесса также были недовольны молодым актёром и настойчиво уговаривали Райзмана «заменить его, пока не поздно». Но режиссёр остался при своём мнении. И оказался прав.
Фильм «Коммунист» вышел на экраны в 1957 году и был тепло принят публикой (его посмотрели 22,3 млн. зрителей). На фестивалях в Венеции (1958) и Киеве картина получила главные призы. Кроме этого, в 1959 году «Коммунист» был назван в числе трёх лучших фильмов года по опросу читателей журнала «Советский экран».
В год, когда фильм «Коммунист» вышел на широкий экран, Урбанский закончил Школу-студию МХАТа. Его мечтой всегда была прославленная сцена Художественного театра, однако туда его не взяли. Наш герой стоял на распутье, когда актёр Театра имени Станиславского Евгений Шутов, с которым он познакомился на съёмках «Коммуниста», предложил: «Давай поступай к нам в театр!»
Е. Бабаева вспоминает: «Женя Шутов и я стоим в зрительском буфете театра, разговариваем. Мимо нас прошёл яркий, бросающийся в глаза молодой человек со светлой шевелюрой. Высокий, мощный. Я сразу подумала: актёр. „Кто он и откуда?“ — спросила я. „Это актёр Женя Урбанский. Я привёл его в наш театр, — сказал Женя и прибавил с гордостью: — Хорош, правда?“»
Первой ролью Урбанского на сцене Театра имени Станиславского был Ричард в пьесе Б. Шоу «Ученик дьявола». И так уж вышло, что в день премьеры «Коммуниста» Урбанский играл свой первый спектакль на театральной сцене.
С успехом фильма «Коммунист» к молодому актёру пришла всесоюзная слава. Люди стали узнавать его на улице, просить автографы. Многие режиссёры бросились предлагать ему роли в своих новых картинах. Однако Урбанский не торопился принимать их предложения. Видимо, помня свои муки на съёмках «Коммуниста», он боялся пережить их вновь. Ведь не каждый режиссёр смог бы, как это делал Ю. Райзман, лепить из молодого актёра звезду. Поэтому в течение двух лет Урбанский набирался актёрского опыта на театральной сцене, играя в месяц по 22–25 спектаклей. И только в середине 1958 года он наконец вспомнил о кино.
В фильме Григория Чухрая «Баллада о солдате» ему досталась роль безымянного инвалида, которого герой фильма Алёша Скворцов (актёр В. Ивашов) случайно встречает на вокзале (эпизод снимался в Ярославле). Как писала позднее критика: «Это отличная работа Урбанского, лаконичная и строгая».
Между тем вскоре после съёмок фильма в судьбе Урбанского произошло важное событие — он встретил женщину, которая вскоре стала его женой. Отмечу, что совсем недавно у него уже был роман с некой актрисой Театра имени Станиславского, который закончился разрывом. Вот что вспоминал по этому поводу коллега Урбанского по театру Е. Леонов: «Кончились гастроли театра в Кисловодске, все уехали, а мы с Женей Урбанским остались, у нас было выступление в Пятигорске. И вот Женя узнал, что его невеста, молодая актриса, на юге с другим человеком, то ли вышла замуж, то ли ещё что. Женя всё куда-то рвался, он хотел в самолёт сесть, мчаться…»
Затем Урбанский полюбил молодую актрису Татьяну Лаврову, но из этой любви ничего путного тоже не вышло: молодые прожили вместе всего лишь несколько месяцев и расстались. И только третья попытка Урбанского обрести семейное счастье увенчалась успехом. Новую любовь Урбанского звали Дзидра Ритенберг. В ту пору ей было 30 лет, она была уроженкой латышского города Лиепая и уже год как была известна широкому кругу знатоков кино. Слава пришла к ней в 1957 году, после того как она сыграла роль горьковской Мальвы в фильме с одноимённым названием. На фестивале в Венеции за эту роль ей был присуждён кубок Вольпи. Стоит отметить, что соперниками Д. Ритенберг в борьбе за этот почётный трофей были такие звёзды западного кино, как Марина Влади, Мария Шелл, Ясудзу Ямада.
С Урбанским Ритенберг познакомилась совершенно случайно — во время кинопраздника в Москве в 1960 году. Дзидра приехала на него из Риги вместе с подругой — актрисой Вией Артмане. Вечером они сидели в тёплой киношной компании, как вдруг отворилась дверь и в комнату вошёл шикарно одетый мужчина. Это был Урбанский. Чуть позже он первым подошёл к Дзидре и сказал: «А я вас знаю». Та ответила: «И я вас тоже». Так состоялось их знакомство.
Буквально через три недели после их первой встречи Ритенберг легла в больницу — ей должны были сделать операцию на сердце. И Урбанский чуть ли не ежедневно навещал её. А как только Дзидру выписали, он немедленно повёл её в загс. Почему он так спешил? Он боялся, что, если не сделает этого, Дзидра уедет к себе в Ригу и их роман завершится.
Первоначально молодожёны жили в 6-метровой комнатке общежития Театра имени Станиславского. И лишь позже благодаря хлопотам М. Яншина им удалось получить отдельную 16-метровую квартиру возле метро «Сокол».
Однако вернёмся к творчеству Е. Урбанского. Чуть раньше съёмок в фильме «Баллада о солдате» он начал работу над своей второй крупной ролью в кино. Это была картина Михаила Калатозова «Неотправленное письмо», в котором он должен был сыграть роль таёжного проводника Сергея. Сюжет фильма был незамысловат: пожар в тайге отрезал четверых геологов от лодок с продовольствием и снаряжением, и им пришлось спасать друг друга от разбушевавшейся стихии. Однако настоящей удачей для Урбанского эта роль так и не стала. Как писал критик И. Лищинский: «Героя Урбанского в „Неотправленном письме“ мы запомнили плохо. Произошло это, думается, не только оттого, что в этом на редкость богатом талантами фильме нет верной соразмерности художественных средств, а поразительная фотография Урусевского заслонила актёров. Важнее то, что сам образ Сергея не обладает художественной самостоятельностью. Движение образа преднамеренно, его построение нарочито. Неотёсанный, диковатый таёжник и его тонкая, фатальная любовь к городской девчонке, которая больше всего любит Москву, бабушку и мороженое (в этой роли снялась Т. Самойлова. — Ф.Р.); нарочитый контраст мощи Сергея и угловатой беспомощности его соперника в любви — молодого геолога, щуплого и узкогрудого (первая роль в кино Василия Ливанова. — Ф.Р.).
Внешний облик Сергея Урбанский передал точно и убедительно: властная повадка, свободные и вместе с тем рассчитанные движения охотника, тяжёлая хозяйская походка. Но внутренний мир Сергея скрыт от нас. Урбанскому — столь внимательному к духовной жизни своего персонажа — здесь как будто не за что было ухватиться».
Эта неудача заметно отразилась на творческой карьере Урбанского — в течение последующих полутора лет он отвергал все другие предложения сниматься в кино. И лишь в 1960 году согласился сняться у режиссёра, которого искренне уважал, — у Г. Чухрая.
В отличие от «Баллады о солдате», где у Урбанского был короткий эпизод, в новом фильме Чухрая «Чистое небо» ему досталась главная роль — Героя Советского Союза, лётчика Алексея Астахова. По своей драматургии эта работа была одной из самых сложных в творческой биографии актёра. По сюжету картины его герою пришлось пережить самые разные жизненные коллизии: успех на службе, внезапную любовь, вражеский плен, изгнание из партии, неверие в людей и, наконец, медленное обретение веры в себя, в любимого человека. Всё ли удалось Урбанскому в этой роли? Всё тот же И. Лищинский писал:
«Полной удачей роль Алексея Астахова не назовёшь. Во многих эпизодах Урбанский не преодолел (да и мог ли?) декларативность и прямолинейность драматургии. Видно, и политический фильм требует неповторимых психологических решений, внутренней подлинности мыслей и поступков. Этой подлинности актёр добивается не всегда».
Между тем широкому зрителю фильм понравился. Свидетельством этого было то, что в прокате 1961 года он занял 2-е место, собрав на своих сеансах 41,3 млн. зрителей. В том же году он собрал целый урожай призов на фестивалях в Москве, Мехико и Сан-Франциско. По опросу журнала «Советский экран» он был признан лучшим фильмом года.
Не менее интересно складывалась и театральная судьба Урбанского. За восемь лет своего пребывания в Театре имени Станиславского он сыграл на его сцене 14 ролей. Он играл Мышлаевского в «Днях Турбиных» М. Булгакова, Джона Проктора в «Сейлемских ведьмах» А. Миллера, чекиста Лациса в «Шестом июля» М. Шатрова, Пичема в «Трёхгрошовой опере» Б. Брехта.
И всё же, несмотря на то что к середине 60-х годов Урбанский был одним из ведущих актёров Театра имени Станиславского, ни одну из сыгранных им ролей в театре он не считал до конца удавшейся.
В повседневной жизни он был довольно общительным и взрывным человеком. Он прекрасно играл на гитаре, пел, о чём есть немало свидетельств людей, близко знавших его в то время. Например, его пению завидовал сам Владимир Высоцкий, который в те годы делал свои первые шаги в песенном творчестве.
Ю. Никулин вспоминал: «Урбанский был незаменимым человеком в компании. Как он пел — никто не мог. Я любил петь под гитару, старался, но никогда не мог, как он, вот эту, знаменитую: „Эх, кабы знала бы, да не гуляла бы тёмным вечером, да на бану. Эх, кабы знала бы, да не давала бы чернобровому, да уркану“, и потом: „Вышла я да ножкой топнула, а у милого терпенье лопнуло“. Когда он это пел, мороз шёл по коже, все готовы были кричать от восторга…»
Различные творческие вечера, в которых ему приходилось участвовать, Урбанский не любил. Причём в этом не было ни грамма пренебрежения к зрителям, которые пришли на встречу с любимым кумиром. Просто актёр не считал себя кем-то выдающимся, откровенно стеснялся своей славы и, чтобы скрыть это своё состояние, порой дерзил со сцены наиболее ретивым зрителям.
Совершенно другим человеком Урбанский был в семейной жизни. По словам его жены Д. Ритенберг, он был добрым и хорошим мужем, называл её ласковым именем Джуника.
В театре одним из близких его друзей был тёзка — Евгений Леонов. Вот что он вспоминал позднее об Е. Урбанском:
«Мы дружили очень с Женей… Он любил приходить к нам на Вторую Фрунзенскую, но мы с ним часто ссорились…
Я его вводил в „Ученика дьявола“, и однажды он мне сказал: „Ты актёр трюковых приёмов, трюкач, нам, героям, сложнее…“ И меня это так обидело… Конечно, он это сказал в запале, он был отходчивый и потом всё время ко мне приставал: „Чего ты сердишься, за что ты сердишься?“ А я не объяснял…»
В 1962 году в жизни Урбанского произошло два важных события. Во-первых, он был удостоен звания заслуженного артиста РСФСР. Во-вторых, его приняли в ряды КПСС. Это было вполне естественно, если учитывать те роли, что он сыграл в кино, — Василия Губанова и Алексея Астахова.
В 1963 году он впервые выехал за границу — в Мексику.
В том же году он принял очередное предложение сняться в кино. Это был фильм режиссёра Василия Ордынского «Большая руда», в котором актёру досталась главная роль — Пронякина. Однако когда актёр увидел смонтированный материал, он расстроился. Урбанский вдруг понял, что роль ему не удалась, да и сам фильм его огорчил. В эти минуты он, видимо, вспомнил о том, что в том же году у него сорвалась роль, которая могла принести ему совсем другие чувства. Речь идёт о фильме «Председатель». Вот что вспоминает об этом М. Ульянов: «На роль Егора Трубникова пробовали и Евгения Урбанского… Он был актёром резким, могучим, с настоящим сильным темпераментом и очень выразительной, прямо скульптурной внешностью. Казалось, и сомнения быть не могло, что Урбанский более подходит к образу Егора Трубникова, к его темпераменту, напору, его силе. Но режиссёры Алексей Салтыков и Николай Москаленко мне потом объяснили: Урбанский действительно подходит к роли, но может сыграть чересчур героически, очень сильно, и исчезнет Егорова мужиковатость, заземлённость».
В результате на роль утвердили М. Ульянова.
К сожалению, малоудачная роль в фильме «Большая руда» оказалась последней крупной ролью в творческой судьбе талантливого актёра Урбанского. Вскоре нелепая случайность оборвала его жизнь. Произошло это при следующих обстоятельствах.
Режиссёр А. Салтыков (тот самый, который не утвердил Урбанского на роль Егора Трубникова) в очередном своём фильме — «Директор» — предложил ему главную роль. На этот раз актёру предстояло перевоплотиться в директора автомобильного завода Зворыкина, прообразом которого был основатель ЗИЛа Иван Лихачёв. Съёмки картины должны были проходить как в Москве, так и в пустыне Каракумы под Бухарой (там снимались кадры автопробега).
Е. Бабаева вспоминает: «Все говорят — из театра уходит Урбанский. Да нет же! Собирается на съёмки фильма „Директор“, дал согласие. Многие не советуют, говорят, сложный фильм, другие советуют, он дал согласие, т.к. в театре работы не было. В общем, уезжает. Две недели назад выдавала зарплату и премию за Баку и Сочи. Урбанский получил четыреста рублей. Расписался и говорит: „А вы говорите — не уходите, разве это зарплата?“ — „Женя, — говорю я, — с вас удержали налоги, алименты“ (от первого брака у него была дочь Алёна. — Ф.Р.). Вдруг он достаёт из внутреннего кармана целую пачку двадцатипятирублёвых кредиток и, раскрыв их веером, говорит: „Это первая часть, две с половиной тысячи, ещё три такие части получать — это за кино…“»
Между тем натурные съёмки в столице закончились в конце октября 1965 года, и в начале ноября все участники группы вылетели в Узбекистан. 4 ноября Урбанский и его партнёр по фильму актёр Иван Лапиков отправились на встречу со зрителями в Бухарский гарнизон. Встреча прошла удачно, и вполне удовлетворённые её итогами актёры за полночь вернулись в гостиницу. Утром должны были начаться съёмки. Стоит отметить, что все рискованные трюки в картине Урбанский исполнял не сам, за него это делал дублёр — спортсмен Юрий Каменцев. Но в тот роковой день Урбанский сам сел за руль. Далее послушаем рассказ спортсмена Ю. Маркова, который в тот роковой момент находился в одной машине с Урбанским:
«На съёмочную площадку, в сорока километрах от Бухары, мы выехали рано утром… Снимали проезд автоколонны по пескам. Согласно сценарию машина Зворыкина должна промчаться прямо через барханы, обогнать колонну и возглавить её. Наиболее сложный кадр в этой сцене — прыжок машины с одного из барханов. Опасного в этом не было ничего, но мы всё же предложили, чтобы снимался дублёр. Женя подошёл к кинокамере, посмотрел в глазок и сказал, что получится отличный крупный план и он его ни за что не уступит. Первый дубль прошёл нормально. Но второй режиссёр, который вёл в этот день съёмку, предложил сделать ещё один дубль…
Машина легко рванулась с места, промчалась по настилу, на миг повисла в воздухе и вдруг накренилась и стукнулась передними колёсами о песок. В следующее мгновение меня оглушила тупая боль… Чьи-то руки тащили меня по песку. Когда я открыл глаза, увидел перевёрнутый „газик“, а под ним — Женю…»
Е. Бабаева вспоминает: «Получили радиограмму: погиб Женя Урбанский. Прошло всего две недели, как он получил зарплату… У нашего директора Рафика Герегиновича Экимова собрались работники театра, все плачут, не укладывается, что Жени нет. Вспоминалось всё: особенно Сочи, здоровый Женя, идущий на пляж своей чудесной, крепкой, вразвалочку походкой… Усталые, измученные душой, наплаканные, вернулись с кладбища. Актёры готовились играть, мы — принимать публику…»
Гибель Урбанского породила массу всевозможных сплетен и пересудов. Одни судачили о том, что актёр захотел заработать лишние 70 рублей и согласился исполнить опасный трюк самостоятельно (ходили слухи, что накануне у Урбанского украли и его зарплату — 800 рублей — и он хотел таким образом восполнить пропажу), другие — что он и вовсе был пьян. Но было ли это правдой? Послушаем коллег погибшего артиста.
Ю. Никулин:
«Об артистах много врут. Вот я прочитал в газете: актёр Урбанский погиб на съёмках потому, что в его машине заклинило дверцу. Дескать, по сюжету его машина летела с обрыва, а он должен был в последнее мгновение из неё выпрыгнуть. А дверцу заклинило.
Я сидел в Союзе кинематографистов у Кулиджанова, только разлили коньяк — звонок. Кулиджанов поднял трубку и вскрикнул: „Как?! Как это произошло?“ — пришло сообщение о смерти Урбанского. Мы очень любили его…
Погиб он по-другому. Машина должна была подпрыгнуть на ходу. Урбанский снимался без дублёра, потому что за трюковую съёмку платят вдвойне. Сделали один дубль, оператор сказал: прыжок не очень смотрится, надо, чтобы машина подпрыгнула выше. Подложили кирпичей под песок. Машина никак не могла перевернуться. Потом проверяли: такой исход был вероятен в одном из тысячи случаев. Надо было, чтобы определённым образом совпали скорость движения, сила ветра, угол наклона горки, угол поворота, вес машины — и всё это вдруг совпало. И машина перевернулась. Урбанский сидел рядом с водителем. Если бы он нагнул голову — остался жив. А он откинулся назад — и перебило позвонки, в больницу привезли мёртвым…»
А. Баталов:
«Когда про Урбанского сказали, что он погиб, потому что был пьяный, ничего обиднее представить себе нельзя. Я один раз чуть не поругался с залом, чего никогда не делаю, потому что сплетня про Урбанского чудовищно несправедлива. Я-то знаю, что он был наидобросовестнейшим актёром, что если он полез в эту машину, которая стала его могилой, то только для того, чтобы эти самые зрители поверили в его героя…»
Урбанскому было всего 33 года. Он так и не смог увидеть дочь, которая родилась через несколько месяцев после его гибели (в честь отца её назвали Евгенией). Вспыхнув яркой звездой, он так и остался в памяти современников молодым и красивым мужчиной, принявшим достойную его экранных героев смерть. В 1968 году на экраны страны вышел документальный фильм режиссёра Е. Сташевской-Народицкой «Евгений Урбанский».
P.S. Гибель Е. Урбанского поставила крест на съёмках картины «Директор». Приказом председателя Госкино они были тут же запрещены, группа распущена. Режиссёра А. Салтыкова отлучили от режиссуры на полтора года. Только в 1967 году он вновь вернулся на съёмочную площадку и снял фильм «Бабье царство». В 1969 году добился разрешения вновь ставить «Директора». В роли Зворыкина снялся Николай Губенко.
Фильм вышел на экраны страны в 1970 году и был неплохо принят публикой. Однако режиссёр Григорий Козинцев, посмотрев его в мае того же года, оставил в своём дневнике такую запись:
«„Директор“ Салтыкова. Ещё одно вырождение какой-то традиции нашего кино. Доведение до абсурда и историко-революционных, и романа-биографии.
Тут и „Гран-при“ или „Адские водители“, и вестерн, и „Свадьба в Малиновке“. На дурака, про дурака, для дураков — так, что ли?
Режиссёр не без таланта, но то же азербайджанское безобразие, как „Взрыв будет на рассвете“ — так, кажется, называлась та халтура, что я смотрел в Усть-Нарве…
Польза от таких фильмов одна: понимаешь — так не было.
Как же было на деле? Пробег в Каракумах, история Лихачёва и т.п. Хочется прочитать книгу об этом не по шуточкам, песням и побасенкам о механиках-водителях, а от знающих, не лгущих людей…
Цветной фильм. Бесконечно поют романс и танцуют. Для чего? А как иначе наберёшь две серии?..»
Читая эти строки, невольно задаёшь себе вопрос: каким бы получился фильм, если бы в нём снялся Е. Урбанский?
Данный текст является ознакомительным фрагментом.