3

3

Заводские инженеры самым активным образом включились в работу. Они сделали заранее хорошо обоснованные коррективы. Замечания эти, их набралось около шестидесяти, были немедленно посланы Брандту. Ответа не последовало…

Контора Брандта умышленно затягивала ответ, выжидая получения договорных сумм. Таким образом, обещание Брандта закончить реконструкцию в 16 месяцев, поразившее Лихачева, безусловно, не могло быть выполнено. Понимая, что ему, директору завода, ехать в США для выяснения обстоятельств дела несвоевременно, да и несолидно, пока американцы на заводе, Лихачев наскоро сколотил группу инженеров, которую Автотрест отправил в Нью-Йорк. На этот раз среди них был и Чернушевич, который давно мечтал о такой поездке.

Первые же письма, полученные Лихачевым от Чернушевича из Нью-Йорка, подтвердили подозрения по поводу «фирмы» Брандта. История этой «фирмы» была довольно обычной историей в том мире, который невозможно понять, не изучив «азбуки капитализма».

Брандт был неплатежеспособен. Куча долгов заставила его заняться московской реконструкцией. Да… У него был респектабельный вид, но это было все, что у него осталось.

«Капитализм достаточно силен, — писал Чернушевич. — Мы должны у него учиться. Но, конечно, американцы вовсе не заинтересованы нас учить. Им нужно на нас заработать».

Брандт, по словам Чернушевича, предусматривал в договоре минимальные суммы на строительство и кузницу собирался разместить… в стакане. Зато максимум денег выжимал на оборудовании. Это оборудование он закупал у фирм, которые платили ему как маклеру куртажные. Естественно, что стоимость оборудования завышалась непомерно. Тут нужно было держать ухо востро.

Лихачеву и раньше было трудно поверить, что Брандт — крупный специалист в области современного автомобилестроения. Он уже видел таких специалистов, В далекую Россию они — чаще всего просто неудачники — ехали в поисках работы. Если когда-то ехали французы и нанимались гувернерами, теперь ехали американцы, называвшие себя инженерами. По заводу издавна ходила легенда об одном таком американском «инженере», который пристроил руль к автомобилю задом наперед.

Лихачев понимал, что Брандт хотел «подработать», но в то, что Брандт будет помогать Советской власти строить социализм, конечно, поверить не мог. Контора Брандта была всего лишь посреднической конторой, не внушавшей большого доверия. Она могла быть полезной, если бы в Автотресте сами твердо знали, чего хотят, доверяли бы заводу, держали в руках эту контору и диктовали ей свои условия.

Но созданная Сорокиным двойственность руководства реконструкцией — УРРА и завод — вызывала неисчислимые столкновения и многочисленные жалобы в Моссовет, МК партии, в ЦК и ЦКК.

Слова «рутинерство», «невежество», «безграмотность» расходовались Автотрестом в астрономических количествах.

Лихачев знал цену этим словам, да и многие заводские коммунисты склонны были расценивать их скептически. Те, кто держался линии Лихачева, возмущались обвинениями в его адрес. Секретарь парткома Игнатов возражал Сорокину в таком непримиримом тоне, что его останавливали.

Невыносимое положение это продолжалось до конца года.

Председатель Автотреста Сорокин принимал сердечные капли и дважды подавал заявление об уходе. Возбуждение росло с обеих сторон, и Ципулин сказал тогда Лихачеву в не свойственной ему патетической интонации:

— Все эти враждебные и слепые страсти могут запутать тут все на свете.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.