28

28

Интересно было бы задать тот же вопрос сэру Лоренсу Оливье, вот уж кто был шекспировский артист! Так, мол, и так, сэр Лоренс, кто, по-вашему, мог выйти на поклон вместо Шекспира? Говорят, Олег Ефремов сэру Джону Гилгуду вообще никаких вопросов не задавал, а просто похлопал по плечу и сказал неизвестно о чем: «Вот так, сэр Джон!» Но артист Р. такого со старшими себе не позволял, азийское воспитание, да и времени на встречу с сэром Лоренсом было в обрез. Как вышло, что Оливье увидел игру артиста Р.? Его величество гастрольный случай. Причем по этому поводу ему пришлось крепко поработать. Хотите узнать как? Извольте.

И.М. Смоктуновский снялся в роли Гамлета, и у английского продюсера мистера Добини возникла идея привезти его в Лондон; слух о Мышкине Смоктуновского и прежде докатывался до островов, а теперь, после выхода на английский экран русского «Гамлета», Добини стало ясно, что с этим артистом он не прогорит. Одна загвоздка: спектакля «Идиот» на это время нет, и Смоктуновский ни в каком театре не работает. Что делать?

По слухам, мистер Добини вышел на связь с мистером Товстоноговым, который ставил «Идиота» со Смоктуновским, и Мастер оказался перед выбором: звать Иннокентия Михайловича несмотря на его звездное поведение, восстанавливать спектакль и ехать в Англию или предлагать продюсеру что-то другое и возникающей поездкой рисковать. Конечно, Мастер слегка занервничал, потому что, когда Смоктуновский хотел вернуться в БДТ, худсовет ему, как помните, большинством голосов отказал. А теперь от одного Кеши зависит, поедет это большинство в Лондон или будет смотреть английские фильмы в кинотеатре «Родина»…

При чем тут артист Р.? Потерпите…

В Японии идеалом разрешения любой ситуации является компромисс, и если вы готовы идти на уступки, то можете смело рассчитывать на успех. Но умные люди живут не только в Японии. Поэтому Товстоногов предложил Добини в порядке компромисса, во-первых, включить в состав гастролей еще одно название, пьесу Н. Думбадзе «Я, бабушка, Илико и Илларион», во-вторых, показать БДТ не только Лондону, но и Парижу, а в третьих…

Впрочем, за то, что «в-третьих» было, автор ручаться не может, хотя в беседе тет-а-тет Мастер сообщил артисту Р., что «будет ставить перед англичанами условие: в очередь со Смоктуновским роль Мышкина играет молодой актер, недавно приглашенный в театр, и это — именно он, артист Р.».

Разумеется, наш Р. принял этот фантастический план как саму реальность и стал работать над ролью Мышкина с трепетом и самоотвержением. Для восстановления, а верней, для постановки второго варианта «Идиота» был приглашен не только Смоктуновский, но и режиссер Сирота, и страда началась. Без Иннокентия, потому что он где-то снимался и пока не мог. А с того момента, как он уже смог и появился на сцене, Р. тотчас оказался зрителем, что было тоже по-своему интересно.

Нет, сэра Лоренса автор не забыл…

Имейте в виду, господа, что театр — это производство. И на время европейских гастролей руководство решило работу на Фонтанке не прекращать, а, наоборот, интенсифицировать по западному образцу, дав подряд десять или двадцать спектаклей «Еще раз про любовь» Э. Радзинского. Заметим, что Р. играл в этом спектакле лучшего друга главного героя, а до главного героя дорвался наконец Миша Волков.

Главную женскую роль в пьесе Радзинского играла Таня Доронина, но ее заняли как Настасью Филипповну в «Идиоте», и вместо нее в «Про любовь» ввели артистку Эмилию Попову. Значит, в этой серии спектаклей Миша должен был любить не Таню, а Эмму…

А в это самое время сэр Лоренс Оливье готовился к своим гастролям, к поездке в Москву, и выбирал транспортные средства для путешествия. Итак, БДТ со Смоктуновским, Дорониной и большинством худсовета выезжает в Европу, Оливье — к нам, а Миша Волков с Эммой Поповой, артистом Р. и другими играют на Фонтанке «Еще раз про любовь», и еще раз, и еще, и еще…

Тут случай и вплетает в наш сюжет еще два важных обстоятельства.

Первое. Оказывается, в разговоре тет-а-тет Мастер обещал артисту Волкову, что за трудовой подвиг его возьмут не то в Париж, не то в Лондон и он догонит стаю в одной из столиц. Но это обещание в связи с сутолокой отъезда невольно забывается.

И второе. Сэр Лоренс решает плыть из Лондона на корабле, высадиться в Ленинграде утром и, проведя день в городе, ночной «Стрелой» убыть в Москву. Вечером же этого дня великий артист хочет смотреть спектакль БДТ, с которым успел (или не успел) познакомиться в Лондоне. Конечно, этот визит умные люди пытаются предотвратить: стоит ли, сэр Лоренс, театр в основном в Европе, а здесь идет скромный современный спектакль, но сэр уперся: «Хочу в БДТ, и баста!».

А в БДТ полная паника. Причем не из-за сэра Лоренса, а из-за Миньки Волкова, потому что он внезапно заболел. Как заболел? Так заболел. Будет играть? Не будет играть. И не надо видеть в этом премьерские закидоны. Он не будет играть не потому, что его не взяли в Париж или Лондон, а потому, что за-бо-лел. Вот — доктор, а вот — бюллетень. И, несмотря на то что, вернувшись из гастролей, сам Гога будет кричать ему: «Премьер! Премьер!», автор держится мнения, что прав был все-таки доктор.

Как быть? Отменять? Или кланяться в ножки больному: «Не щади здоровья, выручай театр!» Такие подвиги у нас приняты как норма.

Был ли звонок в Париж или Лондон, автор не знает, но знает, что этот форс-мажор накрыл артиста Р. Аврал! Вводить на роль главного героя «лучшего друга», артиста Р., а на роль «лучшего друга» другого артиста! Когда вводить? А сейчас вводить! Ночью учить роль с Юрой Аксеновым, утром репетировать с партнерами, а вечером — играть!.. Вот какие узоры плетет иногда гастрольная судьба, и на глазах великого актера должны любить друг друга не Доронина с Волковым, а Попова и Рецептер.

Читатель, не переживший наших штормов, должен знать, что такие случаи в театре вообще нередки, а БДТ хоть и лучший театр всех времен и народов, но все же — театр. И Товстоногов всю жизнь предпочитал резкий ввод и форс-мажорную встряску плановой подготовке второго исполнителя. За редкими, конечно, исключениями, которых мы тоже успели коснуться…

Кроме того, нужно понять, что в данном эпизоде, идя на поводу у артиста Р., автор сосредоточился, конечно, вынужденно, не на передовых и ударных частях, покорявших Европу, а на тыловой, оборонительной линии наших рубежей. Не все же Р. скакать по Япониям и Аргентинам, надо и дома посидеть и посмотреть, каково достаются эти посиделки тыловым арьергардным частям, которые могут надеяться в лучшем случае на трофейную щедрость победителей, то бишь на скромный сувенир из рук вернувшегося товарища. Но как раз в данном случае — не знаешь, где найдешь, где потеряешь — Р. был награжден личной встречей с великим английским артистом, который, сам того не зная, приехал его смотреть…

Правду говоря, думали, что после первого акта он уйдет. Но ни сэр Лоренс, ни еще двенадцать артистов, включая молодую Ванессу Редгрейв, по свидетельству Юры Аксенова, который показывал Оливье световой занавес и получил от него настенное блюдечко «Веджвуд» с барельефом артиста Шекспира, никуда не ушли, а после сэр Лоренс двинулся за кулисы.

Да, судя по блюдечку с барельефом, вопроса о том, кто выйдет на поклон вместо Шекспира, ему можно было даже не задавать…

У нас, «тыловиков», имелось одно важное поручение: если появится какая-нибудь звезда, заставить ее расписаться на потолке в гримерке Юрского-Басилашвили-Гаричева. Олег даже вел такую телепередачу — «С потолка», где в связи со знаменитыми автографами рассказывал разные истории и размышлял о жизни. Так вот, Юрский и Гаричев были в Европе, а Басик — с нами, так как он играл в «Про любовь» неудачливого соперника и бывшего сослуживца главного героя. Озаботиться автографом Оливье было его прямым делом. Но после спектакля Басик вдруг забастовал и даже сказал, что сэр Лоренс не такой уж хороший артист.

— Ты что?! — изумился Р. — Он — фантастический артист!.. Как он умирает в «Леди Гамильтон»!..

— Нет, — сказал Бас. — Он играет так, что видно, что он хорошо играет. А играть нужно так хорошо, чтобы этого не было видно. — Сказал и ушел домой, так что расписка Оливье целиком зависела теперь от артиста Р.

И сэр Лоренс запросто пришел за кулисы вместе с переводчицей и фотокором, Р. поднес ему на выбор два пузырька с красной и синей краской и кисточками, О. выбрал синий и вывел на потолке свое бессмертное имя.

И разговор у них тоже состоялся, потому что артист Оливье, прежде чем ставить автограф, сказал артисту Р. комплимент. Тот и раньше хорошо запоминал относящиеся к его игре комплименты и легко забывал замечания, а на этот раз сам Бог ему велел.

Теперь комплимент. На этот раз автор даже не станет советоваться с критиком Р., а без всякого совета его приведет. И не только потому, что читатель должен наконец узнать, каков у нас один из героев повествования на самом деле, а потому, что из всякого факта должна родиться правдивая легенда, а иначе зачем писать гастрольный роман?..

Так вот, пожимая руку артисту Р., артист Оливье сказал:

— Wonderful! — и добавил, с трудом произнося приготовленную по-русски фразу: — Вы пуэквасный а-а-тист!..

И артист Р. не остался в долгу, а тут же при помощи переводчицы отфутболил сэру Лоренсу, что он — абсолютно потрясающий артист, и какой у него трубный голос в «Генрихе V», и какой настоящий принц его Гамлет, и как прекрасно он умирает в «Леди Гамильтон»…

Тут милая переводчица нашла нужным сообщить господину Оливье, что артист Р. тоже играет «Гамлета», причем один и все роли, а Р. посетовал, что О. видел не Гамлета, а современную роль, на что артист О. сказал, что, судя по тому, что он видел, артист Р. должен быть настоящим Гамлетом…

И эту возвышенную беседу дважды запечатлел фотокор. Вот улыбающийся сэр Л. О., с большим ухом, глубокой, выразительной вертикальной морщиной на правой щеке, в крепких очках с темной оправой и двуцветным значком на лацкане. А вот — с другой точки — сэр Л. О. уже слева по кадру, сильно в профиль и слегка размыт, а на него с восторгом и обожанием смотрят милая переводчица и артист Р. К несчастью, в эйфории он не запомнил имена переводчицы и фотокора, приславшего карточки, так что, если та или другой прочтут эти страницы, автор просит их написать ему прямо в знаменитый журнал «Знамя», где он воображает напечатать гастрольный роман.

С этого, в сущности, незначительного эпизода Р. испытывал по отношению к Л. О. неоправданно горячее чувство и известие о его смерти воспринял как личную потерю. Идя по Фонтанке в сторону Невского, он держал перед глазами тот малый поворот головы и меркнущий свет в единственном глазу адмирала Нельсона, который запечатлелся в нем на всю жизнь. И по своей дурацкой манере рассеянный пешеход шевелил губами:

— Надеюсь, вы не очень страдали, сэр Лоренс. Вы умели умирать, как никто. Надеюсь, вы сыграли свою смерть так же хорошо, как смерть героев. Прощайте. Прощайте. «Дальше — тишина…»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.