БЕРИЯ И АБАКУМОВ
БЕРИЯ И АБАКУМОВ
Два коллеги, длительное время ходившие в рангах начальника и подчиненного, вдруг с 19 апреля 1943 года, когда заместитель Лаврентия Павловича Берии по НКВД СССР Виктор Семенович Абакумов стал главой самостоятельного контрразведывательного органа, нацеленного на оперативное обслуживание войск, — Главного управления контрразведки (ГУКР) СМЕРШ НКО СССР, стали часто расходиться во мнениях.
Бывший начальник стал ревнив к росту своего подчиненного
Берия оставался наркомом внутренних дел, а 35-летний Абакумов вдруг обрел пост заместителя наркома обороны, а вооруженными силами, тем более в военное время, как известно, заведовал сам Сталин. Он взял на себя функции наркома обороны страны.
Шла война, армия воевала. Оперативное обслуживание войск было естественно поручено армейской контрразведке. Это позволяло ее руководителю часто и чаще бывать с докладами у Верховного Главнокомандующего, что многих завистников, при больших партийных, военных и чекистских чинах и должностях, сводило с ума. Такова уж природа человека.
Как говорил великий бразилец Жоржи Амаду, кто в этом мире может уберечься от завистников? Чем выше стоит человек во мнении своих сограждан, чем важнее и почетнее пост, который он занимает, тем быстрее он становится мишенью для злобной зависти: на него изливаются целые потоки грязи, реки напраслин и океаны клеветы.
Оба были слепыми приверженцами авторитаризма вождя, его клевретами — приспешниками, подкаблучниками, не брезгующими ничем, чтобы угодить своему покровителю. Старший спал и видел себя преемником увядающего вождя, а младший свято верил в него, он был его совестью.
У обоих немало осталось невиновно пролитой крови на обшлагах их мундиров и пиджаков. И оба завершили свой путь трагично — оказались расстреляны в период правления Никиты Хрущева, который тоже приложился к той крови, что не течет по жилам, а вытекает из них, и в Украине и в Москве.
Это он умудрился накануне войны, буквально за несколько дней до ее начала, приволочь Сталину длиннющий список командного состава Красной Армии из Киевского Особого военного округа, предназначенных для расстрела как «врагов народа».
Даже Сталина, отца тезиса о разворачивании классовой борьбы в период строительства социализма, такой жест Хрущева поверг в шок, а потом бросил в ярость.
— Кто хозяин на Украине? — буквально взревел Сталин, видя очередную глупость партийного лизоблюда. — Посмотрите на часы!
Первый секретарь компартии Украины, не понял сталинского подтекста, бросил взгляд на часы и только потом уразумел, что имел в виду вождь, — война стучится в дверь страны.
И опять же это он потом, придя к власти не без подковерной борьбы, интриг и коварства, распорядился, как мясник, расправится со своим еще недавним другом Лаврентием Берия в подвале штаба Московского военного округа, а Генеральному прокурору Роману Руденко, поддерживавшему обвинение против Виктора Абакумова, на его вопрос: «Что делать? Как дальше быть с осужденным — суд завершился?» — гаркнет в телефонную трубку: «Кончайте его!», то есть застрелите, как скотину, как зверя. Это был не суд, а судилище.
А начальника 4-го Управления НКГБ СССР, занимающегося разведкой и диверсионными актами, генерал-лейтенанта Павла Анатольевича Судоплатова только за то, что работал с Берией и часто бывал у Сталина на докладах, упек на 15(!) лет во Владимирскую тюрьму. Лучший руководитель разведки и диверсант Страны Советов просидел в казематах весь отведенный срок — от звонка до звонка.
Он словно забыл тургеневскую притчу:
«Идите вперед, пока можете, а подкосятся ноги — сядьте близ дороги да глядите на прохожих без досады и зависти: ведь они недалеко уйдут».
Недалеко ушел и Хрущев, заклеймивший тирана, но и сам проклинаем родственниками тех, у кого обманом забрал жизнь. Таких людей было очень много, хоть он и пытался очиститься от скверны, от греха путем уничтожения своих архивов. Но, увы, — архивы не горят!
* * *
А вот еще один пример конфронтации Берии с Абакумовым.
Сталинградским фронтом в июле-августе 1942 года командовал генерал-полковник Василий Николаевич Гордов, который в общении с подчиненными был груб и порою даже жесток. Кроме всего прочего, от командиров разных степеней во фронтовое управление особых отделов, которым руководил генерал Николай Николаевич Селивановский, поступали жалобы об ошибках и некомпетентных решениях командующего, могущих привести к тяжелым последствиям для войск. Не раз военный контрразведчик обсуждал этот вопрос с членом Военного совета фронта Н.С.Хрущевым, но тот держал нос по ветру, уходя от обсуждения кадрового вопроса.
— Николай Николаевич, Гордов, конечно, вспыльчивый, даже злой человек и никудышный командир, но вы же должны меня понять, — я его подчиненный. Мне как-то неудобно «капать» на командующего, — хитрил Никита, понимая, что командующий назначен с одобрения Сталина.
— Но, Никита Сергеевич, понятия Гордов и боеспособность, Гордов и жизни тысяч наших солдат и офицеров туго связаны между собой. Судьбы людей и должность — это разные категории, — пытался втемяшить в крупную голову члена Военного совета фронта генерал Селивановский. — Судьба людей в настоящее время в руках командующего.
— Я понимаю, каждый бой, каждое сражение приносит нам ужасающие потери, мои политработники тоже ропщут, — крутился Хрущев как карась на сковородке.
С другой стороны он как бы подталкивал главного особиста фронта к судьбоносному действию — взять на себя смелость доложить в Москву самому назначенцу командующего.
И вдруг 25 июля 1942 года эта смелость конкретно реализовалась. Николай Николаевич, понимая всю опасность сложившейся обстановки и боясь потерять дорогое время, совершил поступок. Он решился отправить в Москву телеграмму… самому Сталину, через головы членов Военного совета фронта, непосредственного начальника Управления особых отделов Виктора Абакумова и наркома НКВД Лаврентия Берии.
Этот документ спасал Сталинград от падения, которое произошло бы в первой декаде августа, максимум в конце месяца, — обстановка свидетельствовала тому.
Шифровку в Москву готовил его подчиненный капитан М.А.Белоусов. Михаил Александрович, впоследствии ставший генерал-майором, руководителем окружного масштаба, вспоминал, что в подготовленной шифротелеграмме излагалась критическая обстановка на фронте, давалась отрицательная характеристика Гор-дову как военачальнику и человеку. Сообщалось также о негативной реакции в войсках на его назначение. В конце указывалось соображение, что при назначении Гордова, рекомендовавшими его товарищами на высокую должность допущена серьезная ошибка, которую необходимо как можно скорее исправить.
Селивановский знал, какой опасности он себя подвергает, на какой риск идет. В кругу же своих сотрудников, посвященных в содержание шифровки, был откровенен:
«Неважно, что будет со мной, что станет с нами. Главная сегодня задача — спасти Сталинград. Спасти страну. С Гордовым мы ее не спасем, мы проиграем битву и потеряем Сталинград! А с потерей Сталинграда, можем потерять и Россию. Отступать дальше ведь некуда! После возможного падения города-твердыни на Волге японцы осмелеют на Дальнем Востоке. Это очень и очень опасно».
На следующий день из Москвы пришла телеграмма. Николая Се-ливановского вызывал нарком внутренних дел.
«В Москве, — вспоминал Селивановский, — Берия долго меня ругал, заявляя, что я сую нос не в свое дело, что назначение командующих фронтами — прерогатива Ставки и Верховного Главнокомандующего».
Начальник Особого отдела фронта держался стойко и достойно. Он еще раз подтвердил свою озабоченность продолжения такой обстановки и подчеркнул, что он действовал не столько как чекист или коммунист, а как человек совсем не безразличный тому, что происходит на фронте.
— Идите, будем разбираться, — буркнул Берия и схватился за звонящую телефонную трубку…
В отличие от Берии Абакумов воспринял информацию своего подчиненного спокойно. Берия же, после встречи с Селивановским, вызвал Виктора Семеновича и начал орать:
— Какого хрена твой Селивановский лезет в жопу, суется не в свои дела? Ты что всем своим подчиненным так разрешаешь работать? Это же настоящий бардак! Нашелся полководец! — кипятился раскрасневшийся Лаврентий Павлович, меряя быстрыми шажками коротких ног красную дорожку кабинета.
— Нет, это наши общие дела, они касаются судьбы страны, а насчет жопы, это вы слишком неосмотрительно указали на Кремль, — последовал дерзкий ответ набиравшего силу и авторитет начальника военной контрразведки.
Берия понял свою роковую оплошность. По мясистым ушам ударила кровь. Бледные раковины стали наливаться пунцовым цветом.
— Что ты мне хреновину несешь, патриоты дешевые нашлись, как сговорились, — продолжал злиться Берия из-за того, что Селиванов-ский вышел на Верховного напрямую. Гремел словами он недолго, а потом стал сдавать в напоре дерзких определений. Он действительно перепугался вылетевшего невзначай язвительно-опасного слова.
— Разрешите идти? — обратился к наркому Абакумов.
— Идите, — торопливо проговорил Берия и стал размышлять, одновременно пугая и успокаивая себя:
«Вот будет выволочка, если Абакумов заложит меня Иосифу. Думаю, хозяин не поверит ему. А может Виктор и не скажет. Надо признаться, он порядочный в этих вещах. Так что, спокойно, Лаврентий, спокойно, не подавай вида этому молодому начальнику, что испугался. Он же еще мой заместитель в НКВД».
Абакумов знал, что Гордова назначил сам Сталин по рекомендации Тимошенко, а поэтому поначалу осторожно относился к информации своего подчиненного. И все же в конце июля 1942 года намеревался доложить о взрывоопасной обстановке в войсках. Но случилось то, что случилось.
Телеграмма попала в цель. Уже на следующий день после доклада Селивановского в Ставке был издан приказ № 227 под названием «Ни шагу назад», содержание которого приведено ниже.
Сталин среагировал в своем характере:
— Товарищ Абакумов, в таком случае, поезжайте с комиссией от моего имени в Сталинград и разберитесь там. Переговорите с командирами и политработниками, подключите свои возможности, хотя то, что нам доложил Селивановский, очень меня насторожило. Ставке нужна, правда и только правда. Сами понимаете, как говорят, душой измерь, умом проверь, тогда и верь. Вам я поручаю установить истинную причину фронтовой грызни, и есть ли опасность разрушения принципа единоначалия?
Сталин замолчал, попыхтел притушенной трубкой. Потом стал раскуривать ее, пока не показались две струйки сизого дыма из ноздрей, и добавил:
— Имейте в виду, товарищ Абакумов, — операция секретная. Особенно не афишируйте, возможно, мою с Тимошенко ошибку.
— Ясно, товарищ Сталин, — отчеканил Абакумов…
Но Сталин не был бы Сталиным, если бы не перепроверял информацию. Он считал, что во всех делах полезно разумное недоверие. И в то же время вождь хорошо знал наказ Демокрита — не относись ко всем с недоверием, но будь со всеми осторожен и тверд.
Параллельно с комиссией Абакумова 12 августа 1942 года он послал на Сталинградский фронт и группу военных во главе с начальником Генштаба А.М.Василевским. И вот когда по возвращении их в Москву он свел информацию, стало ясно, — Василия Николаевича Гордова надо непременно снимать с должности, менять обстановку. От напряженной многодневной работы под огнем и недосыпаний у него возник нервный срыв. А в Сталинграде нужно было иметь стальные нервы или не иметь никаких. Его назначили заместителем командующего фронтом.
Новым командующим Сталинградским фронтом стал генерал-полковник А.И.Еременко при старом члене Военного совета фронта Н.С.Хрущеве. Они вызвали на беседу Чуйкова.
Вспоминает В.И.Чуйков:
«Мне объявили, что меня назначают командующим 62-й армией, и поставили задачи. Смысл установок сводился к следующему. Немцы решили любой ценой взять город. Отдать Сталинград фашистам невозможно, отступать дальше нельзя и некуда. Командарм 62-й армии генерал Лопатин считает, что его армия город не удержит.
Наконец командующий фронтом спросил:
— Как вы, товарищ Чуйков, понимаете задачу?
Я не ожидал, что мне придется отвечать на такой вопрос, но и раздумывать долго не приходилось: все было ясно, понятно само собой. И тут же ответил:
— Город мы отдать врагу не можем, он нам, всему советскому народу, очень дорог; сдача его подорвала бы моральный дух народа. Будут приняты все меры, чтобы город не сдать…
Я приму все меры к удержанию города и клянусь оттуда не уйду. Мы отстоим город или там погибнем.
Командующий и член Военного совета сказали, что задачу я понимаю правильно».
Это все общеизвестные факты, но мне хочется остановиться на роли Абакумова в этой поездке и беседе со многими военными — офицерами и генералами. В том числе и с генералом Гордовым. Нашлось время пообщаться и со своими подчиненными. Был разговор также и с Чуйковым, который в своей беседе привел ряд фактов, свидетельствующих о бестактности и упрямстве Гордова, а также о частых его непродуманных решениях, которые могли обернуться поражением наших войск и большой кровью.
Заглянул он, естественно, и в Особый отдел фронта. Начальник Отдела Николай Николаевич Селивановский доложил Виктору Семеновичу о проделанной работе за месяц. Результаты были впечатляющими. Эту справку Абакумов забрал с собой для доклада Сталину.
* * *
После образования 19 апреля 1943 года Главного Управления контрразведки — ГУКР СМЕРШ НКО СССР во главе с генерал-лейтенантом Виктором Семеновичем Абакумовым и подразделений Главка на местах (фронтах, округах, армиях и дивизиях), армейская контрразведка стала выходить на просторы большей самостоятельности.
Командиры разных степеней заговорили о том, что без разведки армия слепа, а без контрразведки — беззащитна. Виктор Абакумов стал чаще бывать на докладах у Сталина, как истый и первый защитник армии.
Лаврентия Берию это злило.
Он часто рассуждал примерно так:
«Теперь все «сливки» с фронтов будут миновать его и через молодого руководителя, выпестованного им, станут ложиться на стол Хозяину первыми. Ничего, ничего, я на него управу найду. По глиняной жиже бегает, занесет на повороте и шлепнется».
Что ж, в этих раздумьях Лаврентия Павловича были пророчества Кассандры в штанах. Не без его «помощи» эти пророчества нашли дорогу, с которой взошел на эшафот Виктор Семенович Абакумов.
После 1943 года Берия уже не приказывал Абакумову зайти к нему в кабинет, а унизительно для своей чванливой натуры просил совершить шаги в сторону его кабинета. Это изменение в поведении бывшего шефа Виктор Семенович почувствовал, когда перед и в период проведения Тегеранской конференцией группа сотрудников СМЕРШ, проинформировав свое руководство, предложила командованию 131-го мотострелкового полка пограничных войск НКВД, который был задействован в охране наших объектов в иранской столице, откомандировать в СССР ряд военнослужащих по оперативным соображениям. Берия курировал этот полк, а поэтому болезненно отнесся к операции смершевцев.
В беседе с Меркуловым он не раз поднимал вопрос о зазнавшемся Абакумове. Меркулов холуйски кивал в знак согласия с доводами своего патрона.
Когда в 1946 году генерал-полковник В.С.Абакумов согласился возглавить Министерство государственной безопасности (МГБ), то первое, что он сделал в новом своем ведомстве, — начал глубокую и широкую чистку центрального аппарата от соглядатаев главного эмвэдэшника. Он стал изгонять бериевцев.
Абакумов даже умудрился завербовать начальника личной охраны Берии полковника госбезопасности Рафаэля Семеновича Саркисова, который использовался своим шефом, кроме основных функций, также в качестве сводника, поставлявшего ему женщин для утех. А потом он занимался организацией помощи жертвам насилия своего шефа — устраивал их в клиники для проведения анонимных абортов.
У Абакумова собралась уже целая картотека женщин, изнасилованных сталинским паладином. Саркисов во второй половине 1953 года был арестован. Находясь в тюрьме, сошел с ума, но, тем не менее, в 1959 году был осужден на 10 лет лишения свободы по обвинению в измене Родине.
Берия, практически второе и самое приближенное лицо в государстве к телу вождя, не раз жаловался Сталину, что Абакумов неуправляем.
Но Сталин исповедовал одну из максим римского сената, приписываемых итальянскому мыслителю Никколо Макиавелли, — «разделяй и властвуй». Он понимал, что стратегия поддержания власти путем разделения большой концентрации той самой власти или дробления на группы, которые индивидуально имеют меньше власти, приносит успех.
Сталин хорошо усвоил типичные элементы техники такого руководства. Оно заключалось в создании или не в предотвращении мелкой вражды и ссоры среди меньших игроков. Такие отношения в его понимании, как неприязнь, взаимная ненависть, недоброжелательные отношения истощают ресурсы и предотвращают союзы, способные бросить ему вызов. Он считал, что надо помогать тем, кто желает сотрудничать с ним за счет непослушных чиновников и создавать обстановку недоверия и вражды между подкаблучниками, стремящимися объединиться и т. д.
Таким оружием политического шарлатанства владели практически все великие правители и в первую очередь — диктаторы. Сталин был одним из мастеров стравливания своих подчиненных.
Когда после ареста своей жены Молотов обратился к Сталину с вопросом, кто и за что ее посадил, и не может ли он посодействовать в ее освобождении, вождь ухмыльнулся и сначала кивком головы, а потом и перстом показал в сторону Лубянки, намекая, что это сделал Абакумов.
Скажите, после этого мог бы быть союз, дружба или товарищеские отношения между Вячеславом Михайловичем и Виктором Семеновичем? Хотя команду «фас» на арест Полины Жемчужиной, жены недавнего второго лица в государстве, естественно, дал хозяин Кремля.
То же самое делал со своими подчиненными в своем аппарате НКВД и верный последователь Сталина Лаврентий Берия — стравливал, сталкивал, снимал, арестовывал, сажал и расстреливал своих же коллег.
Абакумов при всей жесткости своего руководства, этих экспериментов не делал. Он всегда защищал своих подчиненных. Он был мужиком!
Не без влияния Лаврентия Берии писались пасквили-справки его выдвиженцами, заместителями в разное время Всеволодом Меркуловым и Иваном Серовым на быстро растущего своего коллегу Виктора Абакумова.
Но и по Берии вскоре ударил Сталин. После казни главных обвиняемых «по ленинградскому делу» в октябре 1950 года начались новые перестановки сил в органах Госбезопасности и Министерстве внутренних дел. Не доверяя больше Берии, Сталин сфабриковал дело о новом «националистическом заговоре», целью которого якобы было присоединение Мингрелии, одного из районов Грузии, где родился Берия, к Турции. Берия вынужден был «принять меры» к своим землякам. Он начал «чистку» грузинской компартии — снимал, сажал, расстреливал свидетелей.
12 июля 1951 года арестовывается Абакумов как лидер и «мозговой трест» якобы еврейского националистического заговора в органах МГБ в маленковско-рюминской трактовке.
В октябре того же года Сталин нанес еще один удар по Берии, заставив его арестовать старых сотрудников прокуратуры и госбезопасности еврейского происхождения.
Начались аресты…
Вот только несколько имен: Наум Эйтингон, Леонид Райхман, Лев Шварцман, Лев Шейнин, Иван Майский…
Со смертью Сталина прекратилось пополнение списка его жертв. Продолжил этот список уже «дорогой и любимый» Никита Сергеевич Хрущев, но это уже другая тема из другой истории и может другая книга.
И все же главная причина немилости Сталина к начальнику генерала Кравченко — Абакумову завязана, скорее, не на обвинениях Рюмина, а в неожиданно появившейся трусости министра госбезопасности войти в клинч с Берия.
Как известно, в начале 50-х Сталин понимал, что могильщиком его может быть только один человек — Берия, ведь предают и продают только близкие, а поэтому дал указание Абакумову произвести аресты среди земляков Берии — выходцев из Мингрелии.
Существует слух, что во время инструктажа он намекнул однозначно на Берию, заявив:
— Ищите в заговоре Большого мингрела.
Абакумов должен был и сам понять, кого подразумевал вождь в образе «Большого мингрела».
Сталин ждал, проходили дни-недели, но результатов — никаких. Дело продвигалось слишком медленно, что объясняло боязнь или жалость Виктора Семеновича подводить под расстрельную статью Лаврентия Павловича, с которым в последнее время он постоянно конфликтовал.
Когда Сталин это понял, Абакумов был обречен. Он уже не доверял и ему, несмотря на то, что для Виктора Семеновича Иосиф Виссарионович был не только вождем, но и самой совестью.
«Не хочешь мне помочь, — подумал вождь, — сам сядешь. Струсил, а еще министр госбезопасности! Ну, тогда пеняй на себя».
Так и получилось!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.