Сказочная свадьба номер три

Сказочная свадьба номер три

В мраморном дворце было все приготовлено к грандиозной свадьбе. В третий раз должен был жениться персидский шах на молодой девушке в надежде наконец теперь, почти в 40 лет, дать династии наследника. Эскиз платья для невесты сделал французский кутюрье Ив Сен-Лоран, а изготовлено оно было у Диора. Платье было простого покроя, сверху надевалась вышитая персидскими мотивами накидка, оставлявшая плечи оголенными. Венчала наряд белая вуаль, закрепленная драгоценной диадемой. Кроме того, из драгоценностей на невесте были серьги и колье. Это были как раз те вещи, которые по настоянию Сорейи в начале пятидесятых годов изготовил нью-йоркский ювелир Гарри Уинстон. Одна только диадема весила два килограмма, и парикмахеры Фары должны были пустить в ход все свое искусство, чтобы это красивое, но тяжелое украшение укрепить на голове будущей шахини. Весь день на протяжении свадебной церемонии и затем во время празднования диадема должна была оставаться на ней, и понадобилось три часа, чтобы наконец это драгоценное украшение было водружено на прическу и сидело безупречно.

Какой же красивой была невеста! А по пути ко дворцу Фара с ужасом обнаружила, что забыла обручальное кольцо для мужа. Да, в суматохе подготовки к свадьбе просто забыла! По иранским традициям невеста должна приготовить кольцо для мужа. Но и на этот раз ее выручил Ардесхир Цахеди, адъю тант шаха. Отсутствие кольца не должно стать препятствием для брака. Адъютант, он же зять шаха, снял свое собственное кольцо с пальца и передал его Фаре.

Свадьба была традиционной, но в то же время более скромной, чем когда-то у Сорейи. Когда жених и невеста проезжали по улицам Тегерана, их приветствовали толпы народа. Фара теперь заняла место своей предшественницы Сорейи. «Только много позже я подумала о том, что заняла место шахини, которую они точно так же любили и приветствовали… И все-таки пришли тысячи людей».

Как и Сорейя, Фара не ждала, пока ее три раза спросят, согласна ли она вступить в брак. Она ответила моментально, против традиций, с первого раза, посеяв в рядах придворных беспокойство и смятение. А в небо уже взлетали белые голуби, ознаменовав заключение брачного союза. Теперь все ждали только желанного наследника трона.

Фара, знавшая, что у ее предшественницы Сорейи при дворе была совсем не легкая жизнь, старалась избегать ошибок и смягчать падения. Очень медленно осваивала она свои позиции хозяйки, но чувства, что она справляется со своими обязанностями, у нее не было. «Тут нет никого, кто тебе объяснит, в чем состоит твоя роль, – рассказывала позднее Фара Диба. – Если имеешь привилегии, нужно признать, что в этом есть и проблемы… Нельзя проявлять свои чувства, и если тебя часто показывают в телепередачах, то все, что ты говоришь, слышит каждый. Поэтому надо быть очень осторожной и в разговорах, и в поведении».

Она старалась решать государственные задачи. Ее областями были здравоохранение, образование, гигиена, культура, к этому у нее лежала душа, и здесь, как ей казалось, она могла быть полезной.

Когда через несколько недель после свадьбы Фара все еще не была беременной, она досадовала сама на себя. Молодая женщина даже не задумывалась над вопросом, а может ли она вообще забеременеть. Она же сознавала теперь, что счастье ее брака зависит от рождения у них с шахом ребенка. И ребенок обязательно должен быть мальчиком. Уже снова начала проявлять активность принцесса Шамс, настаивая, чтобы прибыл знаменитый гинеколог из Швейцарии. Он якобы мог посоветовать, как сделать так, чтобы родился именно мальчик.

Однако, когда профессор приехал, Фара была уже беременна. 31 октября 1960 года шахиня родила ребенка. И это был мальчик! Теперь династия Пехлеви имела наследника трона, и это меняло все.

«20 лет шах ждал сына. Мусульманин ждет сына 20 лет! Это большая редкость, – объясняет иранский журналист. – Рождение у шаха сына было подобно взрыву бомбы! Чтобы продемонстрировать близость династии народу, Фара рожала не в элитной клинике, а в больнице бедного района на юге Тегерана. В иранском народе это вызвало настоящую истерию, души и сердца людей были глубоко тронуты. После рождения сына Фара стала гораздо более значительной фигурой, чем Асхраф – сестра-близнец шаха».

Отныне шах заботился о том, чтобы его жена стояла во главе феминистского движения страны, создавая Ирану современный имидж, в котором права женщин играли не последнюю роль.

Во внешней политике тоже наметился прогресс. Последовали поездки в Европу, и было очевидно, что шах гордится своей молодой женой. Династия Пехлеви казалась защищенной, и властитель сидел на троне, который был сейчас прочнее, чем когда-либо.

Вскоре после рождения наследника шах и шахиня посетили с государственным визитом Францию, и Фару здесь очень сердечно принимали.

«Генерал де Голль и его супруга укрепили мое впечатление тем, что постарались смягчить праздничную церемонию приема и уделить молодой монархине, какой я тогда была, дружеское, почти заботливое внимание. Я вспоминаю маленький анекдот, который мне кто-то рассказал несколькими годами позже:

Когда журналист спросил у де Голля:

– Кто из Первых леди нравится Вам больше всех?

Генерал ответил:

– Фара Диба!

– А как же Джеки Кеннеди?

– Она тоже привлекательна, – возразил де Голль, – но Фара не только хорошо выглядит, в ней еще есть и хитринка, и она этого не скрывает».

Так вот рассудил Шарль де Голль, выступив тут в роли молодого Париса, присудившего свое яблоко «Прекраснейшей».

Властитель в парадной униформе, его красавица-жена, богато украшенная драгоценностями, – таким был блестящий фасад этой сказки. Да вот только в Иране царили нищета и коррупция. Люди зарабатывали мало, социальной защищенности недоставало. Деньги из Вашингтона, поддерживающего режим шаха после аферы Моссадека, куда-то растворились.

Это было в то время, когда в Америке стоял у власти молодой президент Джон Кеннеди, оказывающий давление на шаха с требованием от него реформ. В 1962 году шах и шахиня посетили Вашингтон.

«Президент и его жена оказали нам сердечный прием, – рассказывает Фара Диба. – Джеки занималась мной, водила вдоль и поперек по Белому дому, потом мы долго гуляли в парке, и я вижу ее, как сейчас, с коляской, в которой лежал Джон-Джон. В то время уже многие молодые иранцы учились в американских университетах. В большинстве своем это были люди, получавшие стипендии, что не мешало им протестовать против монархии и принимать участие в демонстрациях».

Дома, в Иране, в народе тоже росло недовольство уровнем жизни. Большинство людей жило в нужде – в деревнях или в бедных районах городских окраин. Под все возрастающим давлением шах наконец решился на программу реформ, так называемую «белую революцию». Смысл ее состоял в перераспределении земли, в основном принадлежащей крупным землевладельцам. Женщины тоже получали активные и пассивные избирательные права. Предусматривалась и модернизация инфраструктуры страны с уклоном в индустриализацию.

Что касается США, то для них Иран был надежным поставщиком нефти и оплотом антикоммунизма. С помощью США шах хотел уничтожить оппозицию. Но не только коммунисты были врагами режима. Политика шаха вызывала протесты и у шиитского духовенства, так как вследствие земельной реформы многие духовные лица теряли огромные участки земли и доходы.

В народе, подстрекаемом муллами, недовольство все возрастало. Горели кинотеатры и кафе, в стране царил настоящий разгул криминала. В результате «белой революции» ножницы между богатством и бедностью только увеличивались. Шах реагировал на беспорядки в стране с возрастающей твердостью. Насилие нарастало по спирали.

3 июля 1963 года протесты духовенства достигли высшей точки. 63-летний Айятолла Хомейни призвал народ к свержению шахского режима.

По стране прокатилась мощная волна демонстраций против шаха и его реформ, возглавляемых муллами. Шах вначале колебался с ответными мерами, но по настоянию премьер-министра отдал войскам приказ стрелять. Было много убитых. С этого момента духовенство не просто возненавидело шаха, но почувствовало к нему отвращение.

Оставаться в городе становилось опасно, и Фара, у которой к тому времени родился второй ребенок (девочка), вынуждена была уехать с детьми под эскортом солдат в деревню. Все закончилось тем, что Айятолла Хомейни был в конце концов арестован, а затем покинул Иран, став лидером шиитской оппозиции и ее символом. Что касается шаха, то миру пришлось признать: из нерешительного регента Мохаммед Реза Пехлеви превратился в диктатора.

«Он хотел быть политиком западного стиля и в то же время восточным деспотом, – заметил его биограф. – Это был мягкий человек, который хотел выглядеть твердым. Он играл не свою роль, этот хороший человек, живший в плохое время. Подобная личность не годится для такого рода политики. Если в странах ислама прибегнуть к насилию, то столкнешься с самоубийством или насилием еще во сто крат большим».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.