5
5
В романе «Страна мехов» полярную экспедицию организовала компания Гудзонова залива. На глаза Онорине как-то попалась реклама, указывавшая на «изобилие пушного зверя и рыбы» в каком-то торговом заведении. Онорина не сразу поняла: какой это пушной рыбы? Ну да, пугал ее муж, это так — северная форель обрастает мехом.
Шутка эта попала в роман.
Но быт путешественников Жюль Верн описывал просто.
«За открытой дверью виднелся несуразный письменный стол, а перед ним безобразное зеленое кресло с подновленным сиденьем, из которого торчал конский волос, закручиваясь множеством игривых завитков, как кудряшки на парике самого Клапатрона…»[36] Конечно, можно было писать и так, подобно бальзаковским картинам из «Сцен парижской жизни», но полярный форт Рейли — это не Париж.
И Жюль Верн описывал обстановку форта совсем по-другому.
«Середину залы занимала громадная печь, наполовину кирпичная, наполовину кафельная; ее большая железная труба, выведенная сквозь потолок, выбрасывала наружу клубы черного дыма. Печь пыхтела, гудела и накалялась, поглощая полные лопаты угля, которые, не жалея, подбрасывал специально приставленный к этому делу солдат-истопник. Порою в трубу залетал снаружи порыв ветра. Тогда едкий дым вырывался из топки и расползался по зале; языки пламени лизали кирпичную кладку, густое облако заволакивало лампы, свет тускнел, и сажа осаждалась на потолочные балки. Острые струйки холодного воздуха пробивались сквозь щели дверей и окон, брусья скрипели, балки стонали…»
И все же в доме было тепло.
Можно было наполнять оловянные стаканчики крепким виски.
Форты, подобные описанному, героям романа «Страна мехов» предстояло ставить по всему северу Канады. Лейтенант Джаспер Гобсон был убежден: России и без того хватает территорий, значит, в недалеком будущем она непременно уступит свои американские владения правительству Соединенных Штатов.
К лейтенанту и его солдатам скоро присоединились известная северная исследовательница Полина Барнет и астроном Томас Блэк, мечтающий увидеть полное затмение солнца. Произойти затмение должно было 18 июля 1860 года, — Жюль Верн любил точность. К сожалению, Томас Блэк был человеком рассеянным, да и силы воли у него не было никакой. Потерпев неудачу с наблюдениями (не по своей вине), он уединился в своей комнате, и его больше почти не видели.
Новый форт поставлен.
Переговоры с конкурентами завершены.
Правда, земля безымянного перешейка, на котором поставлен форт, выглядит несколько диковато — даже для Крайнего Севера. Никаких валунов, крупных камней, даже гальки нет, только глинистая земля и однообразная бедная растительность. Кочующие эскимосы с непонятной опаской относятся к месту, на котором разбит форт. Только девушку Калюмах ничто не пугает, так сразу и необыкновенно она привязалась к Полине. «Молодая туземка казалась ей если не более развитой, то, во всяком случае, более цивилизованной, чем прочие члены ее семейства, — замечает писатель. — Это особенно бросилось в глаза, когда, закашлявшись, она подносила руку ко рту согласно элементарным правилам учтивости».
Конечно, цивилизованность эскимосов — проблема. Но, скажем так, существуют проблемы и более серьезные.
К лету в форт не приходит всеми ожидаемый отряд поддержки.
А еще раньше происходит сильное землетрясение, и по какой-то причине полностью прекращаются приливы и отливы. Это странно. Этого быть не может. Но это так. Луна появляется каждую ночь, а приливы и отливы нулевые.
Неужели форт за время зимовки каким-то образом переместился?
Появляется солнце, и наблюдения показали, что основанный лейтенантом Джаспером Гобсоном форт действительно находится уже не на 70-й параллели, как полагалось бы, а на 73-й! Это открытие ставит лейтенанта в тупик и радует только солдат, ведь время службы, проведенное ими севернее 70-й параллели, оплачивается по двойным ставкам.
В конце концов Томас Блэк и лейтенант Гобсон приходят к выводу, что форт Рейли был поставлен не на материковой земле, а, видимо, на огромной льдине, занесенной за время ее существования песком и глиной, в которой оказались семена неприхотливых северных растений. Тема ледяных островов — после Жюля Верна — еще не однажды всплывет в книгах самых разных фантастов, в том числе советских; назовем хотя бы «Архипелаг исчезающих островов» Л. Платова и классическую «Землю Санникова» В.А. Обручева.
Волшебные пейзажи.
Мистика полярной ночи.
Метельные пространства, освещаемые только ночным светилом.
«Над северным горизонтом более чем на сто географических градусов раскинулась в небе великолепная радуга северного сияния. Верхушка ее, совпадающая с магнитным меридианом, окрашивалась во всевозможные цвета, среди которых явственно преобладал красный. От этого кое-где созвездия казались залитыми кровью. Из недр свечения исходили такие неожиданно яркие лучи, что некоторые поднимались выше зенита и заставляли бледнеть Луну…»
Но люди продолжали работать. В сущности, они теперь строили классический фаланстер, в котором всем — ради выживания — всё должно было выдаваться поровну. И одежда, и продукты, и табак. Абсолютно всё, кроме… реальной информации. Ведь, скажем, известие о том, что форт оказался на дрейфующей льдине, а не на твердой земле, совсем не обязательно доносить до всех.
Тревожная нотка звенит, бесконечно тянется.
Правда, время от времени ее портит некая театральность.
«— Дорогая моя госпожа, — вскрикнула вдруг эскимоска Калюмах, — я знала, что вы придете мне на помощь! Бог спас меня вашими руками!
— Нет, — вскричала миссис Барнет, указывая на удаляющегося от них огромного полярного медведя, — тебя спас этот благовоспитанный зверь! И если когда-нибудь он вновь к нам вернется, отнесись к нему, как к истинному твоему спасителю».
Конечно, юность, проведенная в парижских театрах и в литературно-художественных салонах, близкое общение с Александром Дюма и его сыном, с друзьями-музыкантами Жаком Оффенбахом, Аристидом Иньяром, Мишелем Карре, с «холостяками» Делиу, Давидом Пифолем, Анри Касперсом, Эрнестом Буланже, Адрианом Талекси и многими другими так легко не забудешь. Жюль Верн все еще держал в глубине памяти волшебные театральные подмостки, он не забыл о страстях благородных героев, не зря время от времени строгий Этцель напоминал ему: самое это плохое дело для писателя — писать на уровне любителей.
На одинокой, оторванной от материка льдине лейтенант Джаспер Гобсон и его верные спутники медленно дрейфуют вдоль северного американского побережья.
Как бы Жюль Верн ни любил Север, невозможно писать о нем, ни разу не повторившись. Из романа о капитане Гаттерасе в «Страну мехов», злобно рыча, перебежали целые стаи огромных белых медведей. Повторялись заново северные сияния… Трещали чудовищные морозы… Длилась бесконечная полярная ночь… Увлекающийся автор вдруг начинал уверять читателей, что при температуре ниже минус пятидесяти градусов человек вообще немедленно погибает… Но все же главное было схвачено верно.
Жюль Верн прекрасно знал отчеты северных путешественников.
В его картотеке хранились извлечения из трагического дневника русского штурмана Софрона Хитрово, одного из выживших членов экспедиции командора Витуса Беринга. Прочтя эти выписки, можно понять, каков полярный Север на самом деле.
«19 ноября, — писал русский штурман, — я еще оставался на борту с семнадцатью людьми, в большинстве тяжело больными, и с пятью мертвецами. У меня на борту было лишь четыре ведра пресной воды, а шлюпка находилась на берегу. Я дал сигнал бедствия, поднял на вантах грот-мачты красный флаг, а на гафеле вывесил пустой бочонок из-под воды и одновременно дал несколько выстрелов из пушки. Из этих знаков находившиеся на берегу люди могли усмотреть, что я нуждаюсь в пресной воде; однако ветер дул с такой силой от моря к берегу, что они никак не могли на шлюпке выгрести и добраться до корабля. На наше счастье ночью выпал такой обильный снег, что можно было собрать его с палубы и заменить им пресную воду…»
И далее.
«Я оставался на корабле до 21 ноября, когда с берега, наконец, прибыла лодка.
Меня на руках перенесли в нее, а затем доставили в землянку, где находились остальные больные. Хорошо, что за несколько дней до этого я переселился, ради тепла, в корабельный камбуз, и не раз видел, как многие из наших людей, как только их головы показывались из люка, немедленно умирали, словно мыши, — из чего мне стало ясно, какой опасности подвергаются больные, попадая из духоты на свежий воздух. Памятуя увиденное, при переезде на берег я покрыл свое лицо теплой и плотной шапкой, а другую шапку надел себе на голову. И все же на пути от камбуза до фалрепа трижды терял сознание…»
Мы радуемся, когда герои Жюля Верна добираются, наконец, до Алеутских островов. Конечно, открытые ими полярные мысы, бухты, озера никогда не станут достоянием официальной полярной картографии, тем не менее победа — за отважными путешественниками. Даже растерявшийся было астроном Томас Блэк понимает, что всё еще впереди. «Друзья мои, — говорит он, опять впадая в некоторую, впрочем, здесь, кажется, объяснимую театральность, — меня постигла неудача во время затмения тысяча восемьсот шестидесятого года, но такое же затмение должно произойти в этих широтах в тысяча восемьсот восемьдесят шестом году. А посему назначаю вам, сударыня, и вам, мой храбрый лейтенант, новую встречу у берегов Северного Ледовитого океана — ровно через двадцать шесть лет!»
Что ж, Северо-Западный проход тщетно пытались пройти многие знаменитые путешественники. Но первым пошел им Жюль Верн.
По-другому и быть не могло.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.