«Его посадят»
«Его посадят»
В сентябре и в октябре 2003 года Ходорковский ездил в Америку. В сентябре он прилетал в Израиль. Каждый раз пресса напряженно ждала: вернется или не вернется. И каждый раз с удивлением писала: вернулся. Думаю, с не меньшим удивлением к его возращениям относились и атакующие. Похоже, Ходорковский уже сделал выбор: не бежать.
Павел Ходорковский: Папа прилетал в сентябре в Бостон, буквально на один вечер. То ли по дороге в Вашингтон, то ли по дороге из Вашингтона, уже не помню. Он хотел посмотреть университет, как я устроился. Я его встретил в аэропорту и отвез в гостиницу. Он был без охраны. Я вообще не видел его за границей с охраной.
Потом он приехал ко мне в университет. Мы зашли, посмотрели, в общежитие зашли, он хотел посмотреть, как живут студенты. Ему понравилось. Там довольно скромно. Там и девушка моя жила. Я их познакомил. Девушка была в полном смятении, но держалась молодцом. Папа был с ней на «вы». Потом сказал мне лаконично, что одобряет.
Он выглядел и вел себя совсем обычно, как будто все хороши. Может быть, он сознательно сам себя подбадривал. Улыбался, как обычно. В какой-то момент мне уже было сложно понять, все хорошо или он делает вид, что все хорошо. Вот только перед отлетом… Я тогда спросил: «Пап, что будет дальше?» Единственный был такой момент, когда он посерьезнел и ответил, что единственное, что осталось правительству, это посадить его в тюрьму. И он так спокойно это сказал, что у меня даже не возникло порыва его остановить, сказать, что ему не надо туда ехать. Я себя за это корю. Нужно было это сделать. Здесь, в Америке, его друзья пытались его переубедить.
Леонид Невзлин: Миша заехал числа 25 или 26 сентября. Остановился в гостинице David Intercontinental. Мне кажется, остался дня на два. Это было за месяц до ареста. Мы все с ним встречались — Брудно, Шестопалов, я. Мне звонили из Америки, Том Лантос в том числе, говорили: убеди его не возвращаться, его посадят. Я пытался это сделать, но это было бессмысленно. Я увидел, что — стена, каждый сам принимает для себя решение. Ну я же Мишу знаю. Хотя корю себя, что мог сказать больше, сделать больше. И я не знаю, что в этом было: решение сесть или уверенность в том, что не посадят надолго. Я говорил, что если тебя посадят, то тебя уже не вытащить при всех наших возможностях и связях… Он как-то это пропустил и ничего не сказал. Это был второй раз, когда он прилетел в Израиль. Ты знаешь, он не был грустным. Он был сосредоточенным, внутри себя. И чувствовалось, что есть стенка, которой раньше не было и которая не пробивается.
Лиля Шевцова, известный российский политолог, рассказывала мне, что она слушала выступление Ходорковского в фонде Карнеги в Вашингтоне. Это было 9 октября 2003 года. Ходорковский начал свое выступление с того, что он хочет поговорить о гражданском обществе, о чем в последнее время много говорит в России. За границей же он обычно говорит о нефти, но не в этот раз. И он заговорил о демократии, будущем страны. По тексту выступления сложно почувствовать интонацию, но Лиля сказала, что она была неприятно удивлена интонацией чрезмерно уверенного в себе человека, человека, у которого полмира в кармане. Это удивительно, если учесть, что этот месяц был таким тяжелым для Ходорковского.
МБХ: Лилия Шевцова правильно восприняла транслируемый мной «посыл». Но необходимо учитывать специфику американской аудитории. Там уверенность в успехе — обязательное условие публичной позиции. Любые наши «метания» там воспринимаются как свидетельство близкого провала. Я много работал с тамошними специалистами по PR и транслировал то, что положено.
Мне действительно покойный легендарный конгрессмен Том Лантос настоятельно предлагал не возвращаться, когда я оценил ему возможность ареста в 30 %. Он предлагал помочь мне получить вид на жительство в США, но я счел такой шаг невозможным для себя.
Том Лантос был очень хорошим человеком, он очень любил Россию. Всегда рассказывал, как советские солдаты освободили его из концлагеря. Но он ненавидел диктатуру во всех ее проявлениях, и лично Путин стал для него врагом.
Что же касается американской политической машины, то она мне показалась весьма эффективной (конечно, небеспроблемной, но эффективной). Особенно мне понравился парламентский законодательный и контрольной процесс. Красиво!
Возможно, если выбирать «политическую одежду», то комитет в американском конгрессе — это та машина, которую бы мне хотелось перенести на российскую почву. Я даже пытался начинать. Мы организовали несколько «публичных слушаний» по ТЭК (у нас). Но теперь, увы, парламент — не место для дискуссий.
Алексей Кондауров: Почему МБХ не видел риска? Я не знаю. Леня Невзлин сказал в интервью, что он недооценил Путина. Согласен. Потому ли, что он сам недооценил, или потому, что его убеждали, что все будет классно. Не знаю. Я ему говорил про Путина. А в ответ: «Не волнуйтесь, все схвачено». Вот позиция была. И им казалось, что все схвачено, Сурков на каком-то этапе опять вернулся, появлялся на днях рождениях, на корпоративах, с Волошиным хорошие отношения, с Касьяновым, в Думе все в шоколаде — там Дубов, там Шахновский, там Кондауров. Вы знаете, был, конечно такой момент эйфории. Все получается! Цена на нефть поднимается. И у меня эта эйфория была в какой-то момент. Почему нет? Работал в лучшей компании. И все получалось. У всех все получалось. Классная команда, высочайший интеллект. Если уж я поддался, то что говорить о других.
Михаил Борисович очень критичный человек и трезвый, но когда о тебе все пишут, ты встречаешься с президентами… И слияние, и через шаг — транснациональная компания. Да супер! Очень большими становились. Я помню, когда ко мне негативная информация пошла, я пытался говорить, но им казалось — ну кто на них наедет. А самое любимое изречение было, я его потом тоже усвоил, «мелкий вопрос».
Ладно, что было, то было. Такой шанс открывался для всех, для страны. И все были на подъеме. Вектор был разрушен, вот что обидно. И когда я это тогда сказал после ареста Михаила Борисовича, меня не поняли. Ну ладно, Ходорковский арестован, ну неприятно, а кому-то приятно, но не более. А страна изменилась. Она стала другой. Не сразу поняли. Теперь это никому и доказывать не надо.
По странному стечению обстоятельств Ходорковского арестовали на следующий день после дня рождения Абрамовича, которому 24 октября исполнилось 37 лет. Он его праздновал в Лондоне на трибуне — был матч Chelsea. Кстати, о покупке Абрамовичем Chelsea, по не менее странному стечению обстоятельств, было объявлено в день ареста Платона Лебедева.
Михаил Брудно: Я прилетел в Лондон и встречался с Абрамовичем. Точно, не по моей инициативе. Сидели там на трибуне, на стадионе… Швидлер все время обрывал телефон, Рома хотел поговорить — они хотели взять на себя управление компанией. Но они не могли мотивировать, почему мы должны им передать управление. Я спрашивал: ну предположим, передали, и что тогда? Они ничего определенного сказать не могли. Просто передайте нам управление.
Леонид Невзлин: В ноябре 2003 года Абрамович позвонил и сказал, что он в Израиле и хочет встретиться. Мы пришли с Дубовым и Брудно в Hilton в Тель-Авиве. Он был со Швидлером и еще несколькими менеджерами. Поговорили о ситуации. Рома рассказал, что утром в день его рождения позвонил Путин поздравить его, в 11 утра. Он в душе мылся. О Ходорковском разговора не было. Просто поздравил с днем рождения. Потом он улетел в Лондон, там была важная игра какая-то. Мне было понятно, что, несмотря на то что арестовали человека, с которым он последние полгода плотно работал вместе, не дружил, может быть, но тесно общался, его эмоциональное состояние не пошатнулось ни на йоту.
Компании уже были практически объединены, мы уже выплатили часть денег, была сделана большая работа, интенсивно шли переговоры о слиянии с ChevronTexaco и ExxonMobil. Они хотели продолжать. От ответа на вопрос, что они, «Сибнефть», могут сделать в сложившейся ситуации, как могут помочь, они ушли: мол, помочь Мише уже никак нельзя, что Путин уже принял решение, его не отменишь.
Решили, что продолжаем работать, продолжаем переговоры с американцами. И они сделали предложение: для того, чтобы сохранить сделку и «ЮКОССибнефть», давайте мы возьмем менеджмент компании на себя. То есть не Ходорковский и его команда, а Абрамович и его команда. Председателем совета директоров он предложил Волошина, а президентом компании Швидлера. И это означало, как они говорили, что компания будет лучше защищена в России. Я спросил, как это связано с Мишиным освобождением. Рома сказал, что никак не связано, что мы вот это сделаем, постепенно все успокоится, начнем потихоньку говорить с Путиным и когда-нибудь, может быть, удастся вытащить ребят. Но сразу нет.
Мы переглянулись. Мы пошли бы на то, чтобы этим активом играть, если бы у нас была гарантия, что мы это делаем для того, чтобы ребята вышли. А у них позиция наоборот: не выходят, а там когда-нибудь может быть… Мы взяли время подумать, посоветоваться с Мишей.
Потом был звонок Швидлера, если не ошибаюсь, о том, что у него был разговор с главой администрации президента, им тогда был Медведев, что начинаются думские выборы и поэтому надо объявить о приостановлении сделки «ЮКОССибнефть». Я немного побесился по этому поводу. У нас люди сидят, а у них выборы и приостановленные сделки…
Потом встретились еще раз в декабре. Мы сказали, что не согласны с их предложением взять управление компанией без каких-либо обязательств с их стороны.
Михаила Ходорковского арестовали рано утром в субботу, 25 октября в аэропорту Толмачево в Новосибирске. Умно: уик-энд, период информационного затишья. Накануне поздно вечером он позвонил Невзлину. Это был странный разговор. Он сказал, что он в Нижнем Новгороде, собирается в Новосибирск, но что-то рейс все откладывается. Невзлин почувствовал какой-то подтекст, стал задавать вопросы. Ходорковский намекнул, что их разговор прослушивается. И как будто хотел что-то сказать и не мог. Как бы говорил: догадайся сам. Невзлин считает, что он знал, что произойдет, и звонил попрощаться.
На первых же торгах после ареста акции ЮКОСа упали более чем на 14 %, за первые, три минуты торгов сводный индекс ММВБ потерял 11,83 %. К 11.00 акции ЮКОСа подешевели на 20 %, компания подешевела на $6 млрд. Акции РАО ЕЭС и «ЛУКойла» упали на 11 %. В целом обвал акций снизил капитализацию российского фондового рынка на $15 млрд, по данным на 27 октября. Переговоры ЮКОСа с американцами были приостановлены.
Все гадали, сколько времени понадобится Ходорковскому, чтобы договориться — пару недель, месяц? Все отлично знают, как это делается в России и как это делается за деньги и за большие деньги. Все ждали стандартного варианта. А он вошел в клетку.
Михаил Брудно покинул Россию 5 июля 2003 года. Живет в Израиле, занимается бизнесом.
Леонид Невзлин уехал 31 июля 2003 года. Он живет в Израиле. Занимается инвестиционными проектами через офисы в Нью-Йорке и Лондоне. Ему принадлежат 20 % акций израильской газеты Haaretz. Вкладывает деньги в благотворительные проекты, связанные с еврейской идентичностью. Вместе с другими акционерами Группы МЕНАТЕП много работает с адвокатами в связи с предстоящим разбирательством в Гааге по иску акционеров к России на $100 млрд по линии Энергетической хартии.
Владимир Дубов улетел в Израиль 28 октября 2003 года и вывез с собой архив Группы МЕНАТЕП. Его исключили из списка кандидатов в депутаты парламента от правящей партии «Единая Россия» и тем самым, как он смеется, спасли его репутацию. Занимается бизнесом, с особым удовольствием — винодельческим.
Василий Шахновский уехал в 2004 году в Европу, где живет и сейчас.
Алексей Кондауров живет в Москве. Был свидетелем защиты Ходорковского и Лебедева. Занимает открытую оппозиционную позицию по отношению к нынешней российской власти.
Александр Волошин ушел в отставку 30 октября 2003 года. Вскоре после этого закрытым указом президента был награжден орденом «За заслуги перед Отечеством». До 2008 года возглавлял совет директоров РАО «ЕЭС Россия», с 2010 года возглавляет совет директоров открытого акционерного общества «Уралкалий». В феврале 2011 года стал председателем совета директоров ОАО «Первая грузовая компания».
Игорь Сечин продолжает перемещаться за Владимиром Путиным. Когда Путин стал премьер-министром, Сечин был назначен вице-премьером. С лета 2004 года до весны 2011 года возглавлял Совет директоров «Роснефти». После короткого перерыва, когда по решению тогда еще президента Медведева чиновники обязаны были выйти из советов директоров госкомпаний, Сечин вернулся в «Роснефть» 23 мая 2012 года теперь уже в качестве президента. Ни у кого нет сомнений, что в любом качестве Сечин остается одним из наиболее доверенных лиц президента Путина.
Владислав Сурков в декабре 2011 года назначен вице-премьером правительства России, до этого работал в Кремле первым заместителем главы администрации президента. Один из кремлевских источников мне рассказал, что уже после того, как «Роснефть» завладела основными активами ЮКОСа, новые владельцы обратились к Суркову за PR-советом — слишком уж плохо пахла история с их заходом в ЮКОС. Сурков посоветовал, как можно быстрее избавиться от названия «ЮКОС».
Роман Абрамович в сентябре 2005 года продал 72,7 % акций «Сибнефти» государственной компании Газпром за $13,1 млрд. При разрыве сделки о слиянии выплаченные «Сибнефти» $3 млрд ЮКОСу возвращены не были, как мне сказали источники в компании. В связи с «делом ЮКОСа» Абрамович не подвергался никакому уголовному преследованию в России.
2003-й стал годом, когда Путин и его «питерская команда» реально пришли к власти. В тот момент, когда было принято решение «мочить» Ходорковского, страна под названием «Россия» начала трансформироваться в нефтегазовую корпорацию под названием «Россия» со всеми чертами, присущими крупной нефтегазовой корпорации. В ней есть свой главный, который занимается общей стратегией и обеспечением интересов корпорации внутри и вовне. Именно поэтому политика в России выглядит столь странно — она полностью подчинена бизнес-интересам корпорации. Группа сотрудников КГБ повторила славный путь запуганных или уничтоженных ею олигархов — она точно поняла, что главным активом России являются нефть и газ, и взяла этот актив в свои руки.
* * *
Мне лично понадобилось написать эту книгу, чтобы понять, что Ходорковский выбрал тюрьму и выбрал дорогу. Это его сознательный выбор. Ему можно за этот выбор предъявить миллион претензий — человеческих, бизнесовых, философских, личных — каких угодно. Можно с основанием упрекнуть в ошибках в расчетах, в неточном считывании оппонентов. Но за восемь с лишним лет в тюрьме он никому — ни друзьям, ни врагам — не оставил шанса отнестись к его выбору неуважительно. Я не знаю, куда ведет избранная им дорога, но понимаю, что это не конец пути, а просто иной путь. И иной человек идет по этой дороге. Человек, которого никто из нас не знает…
Инна Ходорковская: У меня такие странные сны были в том году, в 2003-м. Валились огромные дома, падают на землю и падают, какие-то полки в шлемах, какие-то цунами. Но я с детьми все время спасалась. Собственно, все и рушилось…
МБХ: Я не очень понимаю, что такое слабость. Ощущение безысходности? Невозможно что-либо сделать? В такую ситуацию меня умеет загонять только моя жена! Знаю, что нужно сделать по-другому, но настоять не могу, отделить себя от ее ошибки не могу. Вообще ничего не могу! И тогда начинаю вопить. Можете представить меня вопящим?! Зрелище, достойное пера.
Обычно я спокоен, так как либо вопрос мне безразличен, либо я знаю, как обратить ситуацию «в своем интересе». Тогда действую. Даже если действие означает для меня угрозу жизни — места для безысходности нет. Есть риск, есть шанс — выиграл, а если неудача — то что ж, никто и не собирался жить вечно.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.