Вместо заявки

Вместо заявки

В классической режиссуре замысел постановки должен рождаться конкретно, естественно вытекая из того, что продиктовано материалом. Хорошо поставленный спектакль, даже предста-вление, рассчитанное на мюзик-холл, — это прежде всего композиция, размещение, ритмическое и пространственное построение сцен или номеров, заранее существующих. Однако, как и во всяком деле, здесь нетрудно найти сотни прекрасных и теперь уже вполне законных отступле-ний, благодаря которым на сцену в форму традиционного спектакля вторглась импровизация, а массовые зрелища, да и просто уличные шествия обрели строгие режиссерские рамки.

Седая история сохранила в назидание русским режиссерам свидетельство о зимнем праздни-ке, дирижером которого был основатель нашего театра, первый из первых, великий Волков. И уже тогда, во времена становления актерского дела на Руси, режиссура органически переплелась с учением, вернее, с воспитанием актера, где ремесленные навыки и приемы были только основой, только элементарной грамотой для будущей многотрудной сценической жизни. А уже в недавние времена актерские школы исповедовали свои принципы, начисто отвергающие все существующие рядом направления. Станиславский, Вахтангов, Мейерхольд, Таиров — это уже не только ярчайшие спектакли, но и целые эстетические школы с преданными, как паломники, актерами.

Точно так же пришли в режиссуру и те дополнения, сперва в виде просцениумов, массовых сцен и пантомим, которые, постепенно вторгаясь в ткань пьесы, стали демонстрировать публике не столько то, что хотел сказать автор, сколько то, что думает по поводу пьесы сам режиссер. Теперешние вольные композиции и всяческие извлечения из романов, по существу, не что иное, как продолжение этого, давно начавшегося вторжения режиссуры в суть всего происходящего на сцене.

Кино и вовсе родилось сперва как зрелище, совсем не зависимое от чернил, и только потом, более с корыстными, чем просветительскими целями обратилось к литературе. Правда, научив-шись разговаривать, оно надолго завязло в тех же пьесах и диалогах из книг, и потребовалось немало усилий и всяческих постановочных ухищрений, чтобы уже в новых одеждах оно получи-ло звание режиссерского кинематографа, то есть как раз того, который впервые завоевал мир фильмами Чаплина, Эйзенштейна.

Сегодня поводом для создания фильма может служить любое событие или биография, книга и архивные документы, научное открытие — да всё, что может быть выстроено в экранное повествование. Вот почему очень трудно хоть сколько-нибудь связно рассказать о том, откуда, почему и как берутся режиссерские замыслы кинематографистов, особенно когда это не постановка нормального сценария или не традиционная экранизация классики.

Чтобы не быть совсем голословным и не прибегать к пересказу того, что еще не получило никакого воплощения, я предлагаю тебе, мой любезный читатель, одну из обычных заготовок, которые, как я думаю, во множестве имеются у каждого, кто занимается сочинением и постанов-кой всяческих фильмов. Я надеюсь, что мой рассказ, снабженный конкретной иллюстрацией, будет убедительнее, чем рассуждения о том, как вообще когда-то и где-то отыскивается матери-ал, который постепенно обретает форму замысла, потом заявки на фильм и, наконец, сценария с действующими лицами и событиями, пригодными для съемки. Речь пойдет о детском сеансе, о детском кинематографе, о восприятии мира и кинематографа современными ребятами, наконец, о том, как проверить все эти соображения и ощущения на полотне экрана в живой ребячьей аудитории.

Я всегда с радостью работал и работаю для детей — будь то радиоозвучание мультфильма, постановка елки к Новому году или экранизация сказки. Сама возможность говорить о простых и вечных вещах, пользуясь формой сказки, или живого наблюдения, или фантастики, всегда казалось мне завидным делом, тем более когда речь обращена к детской, невероятно восприим-чивой, экспансивной, во всяком случае, нетерпеливой аудитории.

Давно известно, что в детской литературе, как в детском театре и детском кино, есть и не могут не быть всякие ограничения, связанные с тем, как ребята воспринимают произведение, и с их возрастом, и с временем, и еще с множеством разных требований. Конечно, все это постепен-но меняется, пересматривается, уточняется, но одно для меня наиважнейшее остается незыбле-мо. Я убежден, что всякое действо для ребят должно быть празднично и в конце концов прино-сить им радость. Это весьма простое убеждение тем не менее не так-то просто укладывается в практическую работу хотя бы уже потому, что невозможно все фильмы или разные сказки насильно заполнять карнавальной мишурой, дабы получить нарядный вид. Но главное, что современное подрастающее поколение еще с соской во рту обречено на просмотр множества маминых или бабушкиных, а то и папиных телепрограмм, где реальность предстает в самом что ни на есть подлинном виде, и таким образом, еще не выходя за пределы своего двора, мальчиш-ка или девчонка могут узнать о мире столько, сколько не знал до самой смерти сам Миклухо-Маклай. Кроме того, и лирическая история и самые простые события из дворовой жизни не могут быть отторгнуты от детского кино, поскольку именно в таком материале юные граждане впервые как зрители могут посмотреть на себя, а точнее — на своих сверстников.

Такого рода соображения и всякие наблюдения за детской аудиторией, вроде того, что дети легко переключаются с восприятия смешного на самые серьезные вещи и даже устают, теряют внимание, если слишком долго эксплуатируют их сосредоточенность, привели меня к мысли, что сегодня надо искать какую-то форму кино, кинозрелища, которая могла бы оказаться сразу и подлинной, и серьезной, и смешной, и праздничной.

Долгое время занимаясь другими, совершенно недетскими делами и работами, я все-таки нет-нет да и возвращался к мысли придумать что-то в этом направлении или хотя бы наткнуться на подходящий материал. Но всё было напрасно. Сказки, приключения, кинотрюки, животные — всё это само по себе интересно, но там этого не хватает, тут того не достает. А из простого смешения никогда ничего хорошего не выходило. И, как это часто бывает, вдруг самое, разумеется, простое, примитивное решение подсказал случай.

На одном из фестивалей я по долгу службы попал во Дворец пионеров, где выступали разные кинематографисты, каждый с каким-то отрывком из своих работ, соответственно от актерского цеха был я. Очередь моя оказалась в самом конце, и я, дожидаясь своего выхода, невольно оказался в числе зрителей. На экране шли отрывки из хороших, но очень разных по характеру и стилю картин, мгновенно сменялась тональность экрана и настроение публики. Далее я опускаю всяческие описания этого вечера, успеха выступавших создателей фильмов и хочу только сказать о собственном, заметьте, далеко не детском ощущении. Я сам, правда, не без помощи настроения всего зала ощутил, что праздничность вечера во многом заключалась в разнообразии, в резкой смене кинематографического материала. И хотя рядом стоявшие отрывки сами по себе были не столь уж мажорные и необязательно внешне нарядные, но их близость, их столкновение порождали ощущение разнообразия и полноты впечатления. Хроника, игровая сцена, научное открытие, мультипликация, фокусы комбинированных съемок — все это сменяло одно другое мгновенно, освещая самые разные стороны современной жизни.

Почему же не попытаться превратить нормальный утренний детский сеанс в такую встречу ребят с кинематографом и с теми разными явлениями жизни, которые попадают в объектив. Притом, продумав подобную программу заранее, вполне возможно найти и дополнительно действующую, неназойливую связь между совершенно разными частями. Так сам собой сложился план экспериментального фильма, вернее, детского сеанса для показа в любом кинотеатре в самый обычный день. Некоторые организационные сложности, которые связаны с тем, что фильмы должны производиться на разных студиях, не стоит считать неодолимым препятствием, поскольку такие фильмы все равно делаются постоянно, а объединение их в единую ленту только расширяет их дорогу к зрителю, никак притом не исключая при необходимости раздельного традиционного показа.

Намереваясь сделать фильм, который непременно обладал бы элементами увлекательного современного зрелища, прежде всего нужно было найти какую-то единую точку, предмет или существо, которые притягивали бы ребят своей романтичностью и давали бы возможность связать с ним события реальной жизни, притом события чрезвычайные, яркие, обладающие внутренним героизмом, смелостью и силой.

Как известно, добрыми намерениями уже устлана дорога в ад, но все-таки, не поставив себе максимально строгое, точное задание, невольно попадаешь в целое море всяких вариантов и комбинаций, где все вроде бы мило и симпатично, но, по существу, необязательно и потому плохо сочетаемо.

В результате бесчисленных прикидок главным связующим звеном предполагаемого фильма стал вертолет. Современная, многоликая, прочно связанная с реальностью машина, воплотившая в себе самые увлекательные идеи воздухоплавания, свободная в пространстве и обладающая, если можно так выразиться, несколько особенным птичьим взглядом на мир.

Таким образом определился сам собой первый документальный фильм «Современные вертолеты». Перед ребятами на экране должны появиться захватывающие дух подлинные кадры о самых разных возможностях вертолета. Вертолет в снежных неприступных горах. Вертолет над лесными пожарами. Атака боевых машин. Вертолет, поднимающий опору. Спортивные состязания, где вертолет по узкому коридору проносит ведро с водой и ставит его, не пролив, на стол. Морская десантная операция с участием вертолетов авианосца. Ночная пограничная служба воздуха. И так далее. Всё, что сегодня можно увлекательно и впечатляюще рассказать о героических делах вертолета, о его фантастической свободе и многообразии.

Встык к этому фильму, через специально сделанные титры и соответствующую музыкаль-ную отбивку, идет мультипликация. Детская бесхитростная сказочка, в которой, однако, хотелось как-то сохранить пусть в самом забавном преобразованном виде, но все-таки что-то связанное с воздухоплаванием, с самой этой позицией висящего над миром человека. Только что получив от просмотра первого фильма ясное, эмоционально очень конкретное ощущение полета, зрители станут воспринимать и смешные рисованные кадры несколько иначе, хотя, может быть, никакой логической связи тут и не будет. И, конечно, хорошо было бы хоть на мгновение, пусть между прочим показать в мультипликации рисованный фантастический вертолет…

Одна из читанных когда-то по радио сказок показалась подходящей для такого дела, и она легла в основу сценария «Зайчонок и Муха».

Завершающий программу фильм должен вернуть зрителей к настоящему вертолету, явивше-муся в самой благородной, гуманной своей должности в разгар события, подобно тому как в пьесе являются герои. Конечно, событие должно быть вполне реальным и возможным, но притом необходимо, чтобы герои прошли через настоящее испытание, разрешить которое без помощи спасательного вертолета действительно невозможно или почти невозможно.

Так появились первые очертания и второго сценария, который в окончательном виде получил название «Пират».

Итак, представьте себе, что вместе с последними кадрами документального фильма о вертолетах зазвучала музыка, переходящая в увертюру к следующей части программы, и зрители мгновенно перенеслись в мир мультипликации.