16. В Новый Свет

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

16. В Новый Свет

Однажды ее спросили, играет ли она в азартные игры… «В карты нет, с жизнью – да».

Из книги Брайана Макартура[403]

Проблемы нарастали как снежный ком. Диана начала задумываться, не начать ли новую жизнь в Соединенных Штатах. Посольство Флеча де Лима в Вашингтоне стало для нее надежным убежищем – точно таким же, каким был их дом в Лондоне до отъезда в Америку. 19 мая 1994 года от лимфосаркомы умерла Жаклин Кеннеди Онассис. Ей было всего шестьдесят четыре года. Об этом событии писали все газеты. Жаклин считали «королевой Америки», и похороны ее проходили очень торжественно. Скорбящие зрители следили за ее квартирой на Пятой авеню, где собрались тележурналисты со всего мира.

После убийства в 1963 году президента Кеннеди Джеки оказалась под пристальным вниманием журналистов, как и Диана, но вдове удалось найти защиту у Аристотеля Онассиса. Колоссальное богатство, собственный остров и океанская яхта нового мужа дали ей ту приватность, о которой она мечтала. После смерти Онассиса Джеки вернулась в Америку. Друзья стали ее преторианской гвардией. Почти что королевский статус гарантировал ей уважение и защиту от папарацци (единственным исключением стал Рон Галелла). Если это удалось Джеки, то почему не удастся Диане? Джеки покинула Америку ради брака с Онассисом в 1968 году. Ей было тридцать девять лет, она была красива и элегантна. В 1975 году она вернулась столь же красивой, но ей было уже за сорок. Поклонники считали ее холодной и загадочной.

Диане было тридцать, она находилась в расцвете красоты и элегантности. Было наивно предполагать, что ее оставят в покое. У нее даже появился собственный Онассис – миллиардер Тедди Форстман, один из основателей компании Forstmann Little, председатель совета директоров Gulfstream Aerospace. С ним Диану познакомил один из близких друзей и наставников, Джейкоб Ротшильд. Лорд Ротшильд входил в консультативный совет компании Форстмана. Он представил Диане Тедди на ужине в честь Дня независимости в Спенсер-хаусе. Форстман был обаятельным, красивым мужчиной, и они быстро подружились. Тем летом они встретились вновь. В гостях у Люсии Флеча де Лима на Мартас-Виньярд Диана и Тедди часто играли в теннис.

«Он два или три раза приезжал, чтобы увидеться с ней, – вспоминала подруга. – Это были чисто дружеские визиты. Они, по-моему, даже за руки не держались. <…> У них не было романа, – продолжает она, – хотя он был ею очарован… да и она посматривала на него с интересом… Тедди был бы для нее идеальным партнером, но он оказался слишком большим эгоистом». Хотя Диана явно этого хотела, Форстман оказался не готов к подобным отношениям. Он обладал трезвым умом и не желал тех проблем, которые неизбежно привнесла бы в его жизнь Диана. «Она думала о браке, – вспоминает подруга, – но ему это было не нужно. Ей нравилась эта идея еще и потому, что у него был личный самолет. Она могла бы летать через Атлантику, чтобы повидаться с детьми, ведь ей было бы сложно с ними видеться, живи она за пределами Англии. Она, кажется, понимала, что лучший для нее вариант – это неангличанин с большими деньгами»[404].

Патрику Джефсону, который сопровождал Диану во время ее второй поездки в Америку, Форстман понравился: «Думаю, что его здравый смысл, твердость и уверенность, которые можно получить только благодаря жизненному опыту и самостоятельно заработанным деньгам, могли бы сослужить хорошую службу принцессе. <…> Кроме того, он был очень добр к ней»[405].

В октябре Диана приехала в Соединенные Штаты на пять дней. Этот визит увенчался грандиозным успехом. После явной враждебности британского высшего света и охлаждения к ней интереса британской прессы в Америке Диана наслаждалась восторженным приемом. Здесь ее никто и не думал критиковать. Нью-йоркский художник Нельсон Шенкс, автор лучшего портрета Дианы, устроил в ее честь ужин в Национальном художественном клубе. Там Диана встретилась с одним из самых больших своих почитателей – Лучано Паваротти. Она остановилась в отеле «Карлайл». Управляющий отеля, Джеймс Шервин, постарался устроить ее так, чтобы она чувствовала себя как дома. Затем она вылетела в Вашингтон на личном самолете Форстмана «Гольфстрим IV». Там Диана встретилась со своими друзьями Флеча де Лима. На ужине в ее честь, устроенном самой влиятельной дамой Вашингтона, Кэтрин «Кэй» Грэм, владелицей газеты Washington Post, ее спутником был Тедди Форстман.

Кэй Грэм познакомилась с Дианой, когда та приехала к ней на Мартас-Виньярд вместе с Флеча де Лима. Позже она вспоминала, что сразу была очарована «естественным обаянием» Дианы. «Мы сразу понравились друг другу, – писала она. – Во время долгих прогулок по пляжу мы вели задушевные разговоры». Диана с любовью рассказывала о своих сыновьях: «Я хочу, чтобы они росли, зная, что в мире есть не только дворцы, но и хижины бедняков». «Стоило пообщаться с ней, – продолжала Кэй Грэм, – как сразу чувствовалась ее необыкновенная сила в сочетании с удивительной хрупкостью и потрясающим чувством юмора. <…> Как-то я спросила ее, не собирается ли она поступить в колледж. Мой вопрос очень ее удивил. Она иронично ответила: „Я уже получила образование“. Друг Кэй Грэм, который познакомился с Дианой на Мартас-Виньярд, поинтересовался, играет ли Диана в азартные игры. „В карты нет, – ответила она. – С жизнью – да…“»[406]

В августе, сразу после приезда на Мартас-Виньярд, Диана узнала, что на острове живет Элизабет Глейзер. Диана переписывалась с этой женщиной, больной СПИДом. Естественно, что она отложила все дела, чтобы навестить ее. В октябре в Вашингтоне Диана пыталась определить, в какой сфере приложить свои силы. Она получила множество предложений, но пока так и не решила. «Выбирайте то, что важно для вас, – посоветовал ей один из друзей. – Иначе вы не сможете заинтересовать этим других»[407]. Диана говорила Кэй Грэм, что ей нужно сначала самой хорошо разобраться в проблеме, все обдумать. Она предпочитала заниматься только теми делами, в которых ее участие приносит ощутимую пользу[408].

На следующий день британский посол, сэр Робин Ренвик, с супругой давали обед в честь Дианы. Рядом с принцессой сидели люди, которые играли важнейшую роль в общественной жизни Америки: супруга президента Хилари Клинтон и герой войны в Персидском заливе генерал Колин Пауэлл. Генерал только что покинул пост председателя Объединенного комитета начальников штабов. Диана и Колин Пауэлл сразу же нашли общий язык. После обеда Диана уединилась с Хилари Клинтон, с которой познакомилась еще в июне, на праздновании Дня высадки союзных войск в Европе. У них было много общего. «Мы говорили о проблемах публичной жизни, о том, как защитить наших детей от жестокости мира, – вспоминала Хилари. – Она рассказывала мне о своих надеждах и планах. Диана хотела использовать свое положение для того, чтобы привлечь внимание к проблемам страждущих. Хотя она была не уверена в будущем и не знала, как в дальнейшем сложится ее жизнь, я почувствовала в ней огромный запас твердости и упорства. Эти качества помогали ей управлять собственной жизнью и помогать другим людям, несмотря на все препятствия». Позже Диана с поразительной откровенностью говорила Хилари об ужасной «болезни» – ощущении себя нелюбимой[409].

Вернувшись в Лондон и находясь под впечатлением от поездки, Диана написала Патрику Джефсону записку, в которой благодарила его за «силу и поддержку» и писала об ощущении восторга от осознания «нового пути, на который мы вышли»[410]. Джефсону казалось, что считать обычный отдых большим успехом, который сулит светлое будущее, – это большое заблуждение, но хотя бы позитивное. После года отказа от любой общественной деятельности (Диана отказалась даже принимать участие в работе Международного комитета Красного Креста) Диана с прежним энтузиазмом вернулась к благотворительности. Она посетила две психиатрические лечебницы – Карстерс в Шотландии и Бродмур на юге Англии. В Карстерсе ее сопровождала Джейн Зито – жениха Джейн убил шизофреник, которого по ошибке выписали из больницы. В Бродмуре Диана присутствовала на заседании совета пациентов – одна! «Я видел, как она заняла свое место на заседании совета пациентов, – писал Джефсон. – Ее окружали мужчины, которые представляли серьезную опасность. Когда двери закрылись, я услышал ее голос, а потом веселый, радостный смех»[411].

В конце года Диана отправилась в Париж как президент фонда «Барнардос». Она занималась благотворительностью в бедных районах города. Закончился визит грандиозным банкетом в честь Дианы в Зеркальном зале Версаля. Диане удалось очаровать не только президента Миттерана: когда она уезжала, ей аплодировали девятьсот гостей. Было совершенно ясно, что Диана продолжает завоевывать мир.

А тем временем осенью Джонатан Димблби начал публикацию биографии принца Чарльза в Sunday Times. Вернувшись, Диана обнаружила, что публика занята не ею, а мужем, и это ей не понравилось. Естественно, что хорошо написанная и вполне авторитетная книга отражала лишь одну точку зрения: во всем, что в жизни Чарльза было плохо и неправильно, винили других – чрезмерно занятую официальными обязанностями мать, сурового отца, который «не мог или не хотел… проявить любовь и теплоту», столь необходимые его сыну. Брак с Дианой рухнул исключительно из-за неврозов молодой жены. Только Камилла удостоилась теплых слов от принца, охваченного острой жалостью к себе. Как замечал один из рецензентов, Камилла была представлена в биографии принца как героиня мелодрамы: «Ее теплота, полное отсутствие честолюбия и хитрости, прекрасное чувство юмора и мягкость характера сделали Камиллу всеобщей любимицей…» – писал Димблби.

В середине сентября перед публикацией книги у Чарльза возник серьезнейший конфликт с королевой. Елизавета узнала о том, что принц передал Димблби множество личных бумаг, причем не только свои детские дневники, но и государственные документы, даже не удосужившись проверить их содержание. Перед этим он провел несколько дней у своей бабушки в Беркхолле. «Он приехал только на один день», – сообщила королева. «Принц выбрал для этого день бала, когда времени для серьезных разговоров не было», – добавил один из придворных[412]. И члены королевской семьи, и люди, входившие в ближний круг, считали, что «эта книга была серьезной ошибкой. Человек, занимающий подобное положение, не должен полоскать свое грязное белье на глазах у всех. Это настоящая глупость. То, что раньше члены королевской семьи никогда не общались с журналистами и не давали интервью, было очень правильно». «С этого момента ситуация осложнилась, но потом все как-то успокоилось»[413].

«Помню, мы долго беседовали с Чарльзом о его детях и о том, что он не должен своими поступками причинять им боль. И как он поступил?! Он издал эту книгу – самое ужасное, что только можно было сделать»[414]. Чарльз публично обвинил отца и мать во всех своих проблемах. Это было жестоко и несправедливо. Принцесса Анна и ее братья позвонили Чарльзу, чтобы высказать свое неодобрение: с родителями так поступать нельзя, «а он неделями на них дулся», – вспоминал один из помощников принца[415]. Все вокруг винили в неосмотрительном поступке Чарльза Ричарда Эйларда, которому досталась роль козла отпущения.

Монархисты, которые после выхода книги Мортона обрушились на Диану, с еще большей яростью напали на Димблби. Даже отъявленный монархист Чарльз Мур заявил: «Когда принц и принцесса разошлись, я написал целую колонку в Spectator, где осуждал принцессу за то, что она потакала „стремлению к личному счастью“. Свою статью я закончил словами: „Как знать, не страдает ли и принц от столь же неприемлемого стремления? Неизвестно, но, поскольку он – наш будущий король, мне не кажется, что мы должны обсуждать этот вопрос“. Теперь же, когда появилась надежда, что все уже кончено, он вынудил нас вновь вернуться к обсуждению его самого и его несчастий»[416].

Книга Димблби обострила конфликт между Букингемским и Сент-Джеймсским дворцами. Война между принцем и принцессой раздражала и смущала Букингемский дворец. То, что Чарльз позволил Диане манипулировать прессой и даже сам провоцировал ее на это, а потом потерял моральное превосходство, страшно мучило королеву. «Думаю, что подавленность, гнев и разочарование королевской семьи были направлены исключительно на принца, – говорил один из помощников Чарльза, – и порой эти чувства казались абсолютно оправданными»[417]. Создавалось ощущение, что ситуация окончательно выходит из-под контроля.

Да, Диане действительно удалось завоевать господствующие высоты. Гуру в области связей с общественностью, Гордон Риз, на которого безусловно полагалась Маргарет Тэтчер, познакомил Диану с редактором Daily Mail Дэвидом Инглишем. Компания Associated Press, которой принадлежала газета, приносила извинения представителям принца, оправдывая решение поддержать Диану исключительно коммерческими причинами. Диана помогала продавать газеты, принц – нет. Влиятельнейшие издания Мердока, The Times, Sunday Times, Sun и News of the World, тоже приняли сторону Дианы по тем же совершенно понятным причинам.

«Диана поддерживала прекрасные отношения с самим Мердоком, – рассказывал некий эксперт в области средств массовой информации. – Они переписывались, часто встречались»[418]. Мердок не был монархистом и ненавидел наследственные привилегии. Неудивительно, что с Чарльзом он не общался. В конце восьмидесятых годов бывший греческий король Константин организовал встречу Мердока и Чарльза, но эффект оказался не тот, на который он рассчитывал. «…Мердок окончательно убедился в том, что принц – чудаковатый тип с „левыми“ убеждениями, если не сказать больше…

В выражениях он не стеснялся! Принц же стал считать Мердока фашистом, одержимым манией величия. Из их встречи ничего хорошего не вышло. Думаю, что у News Corporation имелась собственная программа, и Диана идеально в нее вписывалась. В коммерческом отношении она была очень успешна»[419].

Самая консервативная и промонархическая корпорация, The Telegraph Group, в то время принадлежала медиамагнату Конраду Блэку. «Конрад Блэк и принц Уэльский никогда не ладили, – вспоминает помощник принца. – Макс Хастингс в бытность свою редактором [Daily Telegraph] буквально не выносил принца Уэльского. Он считал, что Чарльз недостоин быть королем и должен отречься в пользу Уильяма… Дружественно к принцу была настроена только группа Express Newspapers. Диана командовала журналистами – в этом не было ни малейшего сомнения. Достаточно было одной ее фотографии, чтобы мгновенно распродать тираж»[420]. Принц общался с репортерами через своих помощников, Диана же все делала сама. Она изо всех сил старалась очаровать редакторов – и высоколобых изданий, и таблоидов. Перед ней не могли устоять такие влиятельные журналисты, как Оберон Во и Пол Джонсон, и знаменитости вроде Клайва Джеймса.

Диана сумела обворожить даже одного из самых безжалостных редакторов таблоидов, тридцатилетнего Пирса Моргана из Daily Mirror. После смерти принцессы он рассказал о ее любопытных методах. Они встретились на благотворительном вечере детского фонда в отеле «Савой» в январе 1996 года. Диана с улыбкой спросила Моргана, как могут редакторы утверждать, что знают о ней все, если ни разу с ней не встречались. «„У вас есть возможность просветить меня, ваше королевское высочество“, – ответил я. Она посмотрела на меня исподлобья: „Да? Боюсь, у меня сейчас нет времени… – А потом рассмеялась и добавила: – Или желания!“». Диана отправилась общаться с другими гостями, оставив восхищенного Моргана. «Даже просто наблюдать за ее работой было сущее удовольствие, – писал он. – Все вокруг, и я в том числе, буквально таяли в ее присутствии. Она была блестящей, сексуальной и очень непосредственной. При общении с ней возникало ощущение, что в этот момент для нее не существует никого, кроме тебя. Это был высший класс»[421].

8 мая Диана пригласила Моргана на обед в Кенсингтонский дворец. Морган был счастлив, как школьник. «Диана – главная звезда нашего мира, и я получу личную аудиенцию… Bay!!!»[422] А уж когда за обедом к ним присоединился Уильям, восторгу Моргана не было предела. Разговор был честным. Морган получил возможность задать принцессе любые вопросы, несмотря на присутствие Уильяма. В мемуарах Морган писал: «Уильям совершенно свободно чувствовал себя в ее причудливом мире. Он вполне привык к мужчинам, которые время от времени появлялись рядом с ней»[423]. Но, несмотря на кажущуюся откровенность в общении, Морган отлично понимал, что все козыри на руках у Дианы. «Она знает, чего хочет, – писал он позднее. – Если я желаю получить от нее больше, то должен играть по ее правилам»[424].

С редактором The Times Питером Стотхардом, который, не поддавшись ее чарам, относился к ней, напротив, крайне неодобрительно, Диана встретились в мае 1994 года. Она была обеспокоена утечкой информации о ее расходах, которые составляли более трех тысяч фунтов в неделю. «Мой муж рассказал об этом на прошлой неделе за ужином, – сказала Диана Стотхарду. – На ужине были Росс Бенсон и Найджел Демпстер…»[425] С интеллектуалом Стотхардом Диана общалась совсем не так, как с Пирсом Морганом. Стотхарду она показалась изысканной и знающей. «Она точно знала, как может использовать газеты и как газеты могут использовать ее».

Интервью проходило на ее условиях, по строгим, хотя и удивительным, правилам. Стотхарду польстило, что Диана не стала уклоняться от разговора «о тех аспектах жизни, которые большинство людей предпочитает не обсуждать с журналистами. Она говорила о муже, его любовнице, его родителях, собственной неуверенности. Через несколько минут я уже чувствовал, что разговариваю с человеком, которого хорошо знаю. Когда она справилась с заказанными фуа-гра и ягнятиной, я знал о ней то, чего не знал о самых близких друзьях… Скорость, с которой она обсудила все важные вопросы, сделала бы честь президенту банка, опаздывающему на поезд в Аскот»[426].

Потрясенный изысканностью Дианы, Стотхард совершенно забыл о той истории, которую Диана ему приготовила, – о том, как она спасла бродягу, чуть было не утонувшего в Серпентайне. Хотя она потащила его с собой в университетскую больницу, где лежал спасенный бродяга, Стотхард так ничего и не понял, до тех пор пока эта история не появилась во всех газетах, включая его собственную, но к этой статье он не имел никакого отношения. Диана решила использовать образ доброй самаритянки, чтобы вытеснить из общественного мнения образ транжиры.

Диана совершенно не представляла, что ей делать в качестве «полуотстраненного члена королевской семьи», и полностью положилась на близких друзей, в том числе на Люсию Флеча де Лима, хотя та находилась в Вашингтоне. Камердинер Дианы, Пол Баррел, говорил, что Люсия стала для Дианы лучшей подругой, матерью и психологом в одном лице. Несмотря на разницу во времени между Англией и Америкой, что заметно осложняло общение, их дружба крепла с каждым днем. Люсия в Вашингтоне заводила будильник на три часа утра, чтобы поговорить с Дианой в самом начале дня. «Если принцессе нужен был совет или хотелось излить душу, она звонила Люсии», – писал Баррел[427]. Люсия отвечала подруге в любое время. «Я отправлял ей бесконечные факсы», – продолжал Баррел. Диана постоянно твердила, какая замечательная женщина Люсия и как без нее тяжело, не раз называла Люсию второй матерью[428].

Баррел отлично знал всех членов «суррогатной семьи» Дианы – Люсию, леди Аннабел Голдсмит, Розу Монктон, Сьюзи Кассем и врача Дианы доктора Мэри Лавдей. Ричард Кей стал не просто звеном, соединяющим Диану со средствами массовой информации, но доверенным лицом. Она сообщала ему все, что считала нужным, а он помогал ей писать речи и письма. В это время Диана была близка и с Сарой Фергюсон. Сара рассталась с Эндрю, но еще не развелась. Вместе с дочерями Беатрис и Юджинией она жила в Роменда-Лодж, Вирджиния-Уотер. Диана часто приезжала к ним на обед, особенно по выходным. Когда мальчики были дома, она брала их с собой, чтобы они пообщались с кузинами. Диана обожала девочек Йорк. Их рисунки украшали стены ее комнаты. В то время Сара и Диана часто звонили друг другу, сплетничали, жаловались на неприязнь королевского окружения и журналистов или обсуждали последние советы своих гуру.

Помимо ближнего круга у Дианы было немало и других советчиков – например Клайв Джеймс. Они часто обедали у нее в Кенсингтонском дворце и с удовольствием давали советы, когда она о них просила. В отношениях с друзьями и знакомыми существовала строгая иерархия. Кто-то приезжал по ее приглашению в Кенсингтонский дворец, с другими она встречалась наедине в ресторанах. Диана точно знала, что и как следует сказать каждому из них, она всегда полностью контролировала отношения с друзьями. Все ее советчики были мужчинами – единственное исключение составляла Рейн де Шамброн, – это были знающие, успешные люди. Очарованные Дианой, они стремились, как могли, поддержать и защитить ее.

Клайв Джеймс всегда был поклонником Чарльза, но даже он не устоял перед шармом Дианы. «До встречи с ней я считал, что она умелая интриганка… При любой провокации она выходила из себя, а когда давление на нее усиливалось, то впадала в ярость, – вспоминал он. – Но, даже имея такое нелицеприятное мнение о принцессе, я был абсолютно очарован. Все, что я узнал от нее самой – особенно рассказы о ее промахах и ошибках, – только увеличивало мою симпатию…»[429] Джеймс прощал ей даже откровенную ложь: в свое время она заявила, что не имеет никакого отношения к книге Мортона. «„Лишь когда друзья договорились с ним о книге, мне пришлось помочь“, – сказала она, глядя мне в глаза. Мне оставалось только удивляться, насколько убедительна она может быть, даже сообщая заведомую неправду»[430].

Еще одним другом и доверенным лицом Дианы был Дэвид Патнем. Именно он организовал ей встречу с медиамагнатами в 1994 году. Вместе с Патриком Джефсоном он посоветовал ей создать Фонд принцессы Уэльской для финансирования благотворительной деятельности. (Позже она отказалась от этой идеи, по-видимому, по совету Колина Пауэлла – чтобы ее фонд не противопоставляли любимому детищу Чарльза, Фонду принца.)

«Она мгновенно втягивала вас в свою жизнь, – говорит один из ее друзей. – Диана делилась с друзьями малейшими подробностями своей жизни, полагая, что человек никогда ее не предаст. Вы становились членом ее тайного общества»[431]. О своей личной жизни Диана могла говорить более чем откровенно, раскрывая собеседнику «порой… самые мучительные детали».

Диана обожала кино и сравнивала себя с некоторыми кинозвездами, в частности с Мэрилин Монро. «Она любила Мэрилин Монро, очень любила, – вспоминала подруга принцессы. – Мне прислали из Америки потрясающий документальный фильм о жизни кинодивы. Прежде чем отправить биографическую ленту Диане, я решила посмотреть ее сама. И не стала посылать. Решила, что Диане видеть этого не следует. Я понимала, что Диана – человек очень хрупкий и уязвимый. Ей было бы слишком тяжело увидеть человека, которым она восхищалась, в совершенно ином свете… Уверена, что у Дианы были суицидальные наклонности. Но люди, с которыми я об этом говорила, считали, что она слишком эгоистична и никогда не сможет покончить жизнь самоубийством – кроме того, у нее же дети…»[432]

Интересно, что Диана умерла в том же возрасте, что и Монро. (Ходили слухи, что Чарльз, который лучше всех знал о ее безрассудстве и храбрости, говаривал, что она или убьет себя, или окончит жизнь в инвалидном кресле.) Тема смерти не раз возникала в разговорах Дианы. Оглядываясь назад (а эти беседы имели место спустя восемь лет после смерти Дианы), Клайв Джеймс писал: «Я был убежден… что она покончила бы с собой»[433].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.