Глава тринадцатая This Is The Only Life To Me[44]

Глава тринадцатая

This Is The Only Life To Me[44]

Люди боятся со мной знакомиться, они думают, я собираюсь их съесть.

Но под этой маской я очень застенчивый и робкий, и очень немногие знают, какой я на самом деле.

Помню, было время, когда я, конечно же, хотел, чтобы меня замечали, поэтому и одевался соответствующим образом. Я носил одежду от Зандры Роудс и красил ногти в черный цвет, подводил глаза и отращивал длинные волосы. Я надевал женские блузки, а потом врывался в компанию и отставлял всех от ума. Это один из способов заявить о себе, так почему это не сделать? Вы можете делать подобные вещи, находясь в таком положении. Но теперь, пройдя через все это, я хочу уединения.

Я терпеть не могу тусоваться с людьми из шоу-бизнеса. Я могу изобразить из себя Рода Стюарта и присоединиться к толпе, но я предпочитаю держаться подальше от всего этого. Я не из тех, кому нравится ходить на пресс-конференции, потому что больше всего на свете я не люблю рассказывать о себе. В юности мне нравилось, когда меня узнавали, но сейчас нет. Когда я не в Queen, я хочу быть обычным человеком с улицы.

Бывают моменты, когда я просыпаюсь по утрам и думаю: «Боже мой, как бы мне хотелось не быть сегодня Фредди Меркьюри!» Я все время на виду, нравится мне это или нет, но я не хочу, чтобы все, что я делаю, становилось достоянием общественности. Я — Дева, я как Грета Гарбо, я хочу, чтобы меня оставили в покое. Я немного затворник, но это не просчитанный ход. Мне нравится быть одному, и я изолирую себя от других, но я бы ни за что не хотел оказаться на необитаемом острове. Я бы этого не вынес. Мне нравится, когда вокруг меня люди, но только если это мое окружение. У меня много друзей, которые приходят ко мне, и, может быть, это эгоистично с моей стороны, но для меня это замечательное развлечение.

Люди, конечно, важнее всего, но меня постоянно должно что-то окружать, даже если это просто произведения искусства. Поэтому я много коллекционирую, весь мой дом заполнен прекрасными образцами японского искусства и антиквариатом. По этой же причине мне нравится иметь много аквариумных рыбок и много кошек. Полагаю, это своеобразная попытка отгородиться.

В музыке я могу бесконечно идти на риск, потому что в этом мире для меня не существует никаких границ. Но в повседневной жизни я не стану рисковать. Мне нужно почувствовать уверенность в обществе, прежде чем я войду туда, и из-за этого я могу казаться очень скучным человеком. Думаю, я становлюсь более общительным, когда мотаюсь по свету, потому что мне нравится разнообразие, а Лондона в этом смысле мне маловато. Наверное, потому что это дом, и когда я здесь, я хочу оставаться дома. Но в турне я провожу лучшее свое время, потому что я вижу новые места и не боюсь испытать что-то новое. Я достаточно любопытен. О чем-то мне рассказывают, но я люблю все узнавать сам.

Я рос очень неуверенным мальчиком, возможно, потому, что меня всегда опекали. У моего дяди была вилла в Дар-эс-Саламе, всего в нескольких ярдах от моря, и по утрам меня будил слуга. Я хватал апельсиновый сок и буквально выпрыгивал на пляж. В каком-то смысле мне очень везло с самого детства. Мне нравится, когда меня балуют, это чувство просто выросло вместе со мной.

Я был развит не по годам, и мои родители решили, что школа-интернат пойдет мне на пользу. Так что, когда мне исполнилось семь лет, меня отправили на время в Индию. Это был просто какой-то переворот в моем воспитании, что, по всей видимости, действительно сработало.

Конечно, было чувство оторванности от родителей и от сестры, по которой я очень скучал, чувство одиночества, отверженности, — но делать было нечего, так что самым разумным было как можно лучше воспользоваться тем, что имелось. Я попал в обстановку, где мне пришлось заботиться о себе самому, так что я с раннего возраста прекрасно понял, что такое ответственность, и, думаю, именно это сделало меня таким дьяволом.

Уж чему действительно учит школа-интернат, так это как заботиться о себе самому, и я освоил это с самого начала. Я научился быть независимым и не полагаться на других. Все, что говорят о школах-интернатах, более или менее правда, — все эти грубости и прочее.

Я ненавидел крикет и бег на длинные дистанции; я был совершенно не способен ни к тому, ни к другому! Но я мог пробежать спринт, хорошо играл в хоккей и просто блистал на боксерском ринге: хотите — верьте, хотите — нет.

У меня был странноватый воспитатель, который преследовал меня, но это меня не шокировало, потому что в школах-интернатах такие вещи не становятся неожиданностью — ты просто постепенно начинаешь понимать что к чему. В то время я был молод и зелен. Я был увлечен этим воспитателем и мог бы сделать для него все, что угодно. Через это проходят все школьники, и у меня были свои школьные шалости, но я не намерен развивать эту тему.

Я брал уроки фортепиано, и мне это действительно нравилось. Это была идея моей мамы. Она убедилась, что я серьезно учусь, и у меня были четверки по классике, практике и теории. Сначала я занимался только потому, что она хотела, но потом игра на инструменте действительно стала доставлять мне удовольствие. Вообще-то я играю на слух и не умею читать с листа. Да мне это и ни к чему. Пусть это делают другие. Я ведь не Моцарт. Так мы доступнее для многих.

Насколько я помню, мне всегда нравилось петь, но я никогда не смотрел на это как на будущую профессию. Маленьким ребенком я участвовал в хоре, и мне просто это нравилось. Я подражал Элвису Пресли, а потом вдруг осознал, что могу сам писать песни и сочинять собственную музыку. Назовите это природным даром или как-нибудь еще.

Позже я поступил в художественную школу в Илинге — через год после того, как ее закончил Пит Таунсенд[45]. Мы все учились на разных факультетах, но в свободное время занимались музыкой — эта школа была просто питомником музыкантов. Я получил свой диплом и решил попробовать себя в качестве свободного художника. Через пару месяцев я подумал: «Боже мой, с меня хватит!» Мне это было просто не интересно, зато музыка увлекала все больше и больше. В конце концов я сказал себе: «Я делаю решительный шаг и выбираю музыку». Я из тех людей, кто считает, что нужно делать то, что интересно. Музыка — потрясающе интересная штука!

Тщеславен ли я? До определенной степени — да. Есть у меня такая черта. Мне нравится выходить из дома, чувствуя, что я хорошо выгляжу. Я думаю, это внутреннее счастье. Оно должно идти изнутри. Для меня счастье — самая главная вещь на свете. Когда я счастлив, это сразу видно, потому что это отражается в моей работе. Мое счастье может проявляться по-разному. Просто купить кому-нибудь подарок — это прекрасно, но выступление перед публикой дает абсолютное удовлетворение. Я не был бы в этом бизнесе, если бы мне это не нравилось.

Мне кажется, что такие люди, как я, постоянно проходят через какие-то периоды, и иногда мне выпадает ужасно черная полоса. Но сейчас у меня не так много проблем; как раньше, когда я, бывало, буквально в них увязал. Я привык бороться с каждой проблемой, которая возникала. Для меня это было очень важно, мне обязательно нужно было взять барьер, иначе я бы не пережил этого, я не смог бы ничего сделать. Думаю, теперь я повзрослел и научился справляться с ними. Я не позволяю им беспокоить меня, потому что это отнимает здорово много времени, а я живу сегодняшним днем — это действительно так.

Безусловно, я яркая личность, и мне нравится жить на полную катушку. Конечно, чтобы иметь эту возможность, я чертовски много работаю, и я хочу получать удовольствие от жизни. Такого может больше не повториться, так что я хочу немного повеселиться. Меня не волнует, что время от времени я попадаю в дерьмо, потому что я наслаждаюсь жизнью.

Скука и однообразие — самые страшные болезни в мире. Никто не скажет, что жить со мной скучно. Крайности — часть моей натуры, мне действительно необходимы опасность и возбуждение. Меня часто предупреждали, чтобы я держался подальше от клубов, потому что там очень опасно. Но я наслаждаюсь этим. Я не боюсь влезать в опасные ситуации. Я создан не для того, чтобы сидеть и смотреть телевизор. Мне нравится окружать себя странными и интересными людьми, потому что они дают мне ощущение полноты жизни. Исключительно правильные люди утомляют меня до смерти. Мне нравятся чудики. По своей природе я беспокойный и взвинченный человек, так что из меня не выйдет хорошего семьянина.

Я ничего не делаю наполовину. Я очень легко перехожу от одной крайности к другой. Я не люблю середину. Серый никогда не был моим любимым цветом. Я меняюсь день ото дня, как хамелеон. Каждый день для меня как новый, и я всегда смотрю вперед, потому что не хочу изо дня в день оставаться одним и тем же.

Я не могу весь день валяться в постели и ничего не делать. Я почти не читаю книг, потому что для меня это напрасная трата времени. Мои способы отдыха не понятны большинству людей. Я могу проспать всего 20 минут в самолете и чувствовать себя превосходно. Мне этого достаточно, чтобы отдохнуть, я могу спать всего три-четыре часа в сутки. Мне этого хватает. За это время я перезаряжаю свои батарейки — и снова на ногах.

Мне надо что-нибудь делать каждый день. Я хочу отрабатывать свои деньги. Я не могу долго сидеть на месте, и, если тебе все время необходимо выступать, ты получаешь, что хочешь. Возможно, я просто жаден, но я артист… Это у меня в крови. Я актер — так что дайте мне сцену. Но в определенном смысле я создал чудовище, мне с ним и жить. Возможно, через несколько лет я сойду с ума. Я стану одним из этих чокнутых музыкантов.

Я живу работой, и буду работать, пока хватит сил. Наибольшее удовольствие я получаю, когда от меня требуется полная отдача: двенадцатичасовой рабочий день и бессонные ночи. Я не один такой. Думаю, Фил Коллинз[46] — замечательный образец: он настоящий трудоголик.

Меня считают настоящей… это слово начинается на «п», но я его не скажу, что это… хотя это не «праведник»! Со мной очень трудно иметь дело, и для некоторых людей я настоящая сука. На самом деле мне нравится быть сукой. Мне нравится, когда меня окружают суки. Я не ищу идеальных людей, потому что мне с ними скучно. Я помешан на развлечениях, и мне нравится получать от жизни удовольствие. Но сейчас меня больше беспокоит, чтобы люди понимали, что я обычный человек. Так противно, когда о тебе думают: «А, Фредди Меркьюри! Да он не станет со мной говорить!» Но, знаете, это отличная разделительная линия, потому что, когда люди видят, что ты при всех своих деньгах и успехе хочешь остаться их приятелем, они тебя растаптывают. Тогда ты останавливаешься и говоришь: «Я все еще долбаная звезда! Но я имею право выпить с вами чашку чая и повеселиться». Все дело — как себя держать.

У каждого есть определенное представление о том, кто он такой на самом деле. Я считаю, что мой характер на сцене совершенно другой, чем за сценой. Это разные стороны моей личности. Думаю, вообще-то я довольно мил, но я могу впасть в скверное настроение и стать просто отвратительным. Я думаю, любой характер не прост, и я здесь не исключение. Со мной невозможны полумеры, и это может быть рискованным, потому что кто-то может вытереть об меня ноги, что уже случалось много раз. Но иногда я сильный, мужественный, сексуальный и очень самоуверенный. Тогда никто не может меня использовать.

Я не совершенство во всех смыслах, но я живу честно. Иногда я слишком мягок и терпим, в этом моя проблема. Я собственник, но я хочу все и сразу. Если я обнаруживаю, что кто-то меня предал, я становлюсь монстром. Внешне я очень твердый, но я крайне мягок внутри — что-то вроде шоколадного батончика Black Magic.

Образы, которые я создавал в течение стольких лет, — своего рода игра. Я надевал разные костюмы, создавал разные ситуации и изображал разные характеры, но за всем этим скрывался я настоящий. Все это время я играл; надевал бананы на голову, носил блестящую одежду и выезжал на сцену у кого-нибудь на плечах. Мне нравится смеяться над собой, и вообще, я не воспринимаю себя слишком серьезно. Я бы никогда не надел все это, если бы я был серьезным. Единственное, что поддерживает меня в жизни, это моя самоирония. Все это притворство. Под этими масками я всегда остаюсь музыкантом.

У меня все виды паранойи. Одиночество — один из них. Я не могу идти куда-нибудь один. Со мной всегда должен быть кто-нибудь, даже если я иду за покупками — возможно, потому, что я не люблю, когда на меня глазеют. Мне все равно, кто на меня уставился, мне просто не нравится, когда люди ведут себя бесцеремонно и фамильярно, потому что это никому не нравится.

Всем иногда хочется поважничать. Я, например, никогда не завязываю сам шнурки. Никогда. Так в рок-н-ролле не делается. Друзья мои, я самое тщеславное создание из ныне живущих. Иногда я делаю упражнения, хотя я не люблю ходить в тренажерный зал. Я немного смущаюсь, особенно, когда все эти здоровые парни смотрят, как какой-то задохлик пытается поднять гирю. Еще мне не нравится, что мои зубы выступают вперед. Я собираюсь заняться ими, но все никак не хватает времени. А во всем остальном… я — само совершенство. Если серьезно, я очень искренен внутри. Я не стремлюсь утвердиться над другими, я просто ненавижу все это дерьмо, правда. Думаю, мои ближайшие друзья знают, что они всегда могут поставить меня на место.

Это все процесс взросления. Люди растут, и по прошествии лет должно быть видно, что ты вырос, чтобы те, кто рос вместе с тобой, не могли сказать: «Боже мой, он все еще носит длинные волосы, красит ногти черным и надевает женские блузки!» Это просто смешно, и я бы чувствовал, что это смешно. До недавних пор одеваться повседневно означало сменить черный атласный костюм на синий. Я же люблю одеваться стильно.

Я всегда хотел быть сам себе начальником и всегда чувствовал, что знаю лучше, что надо делать. Это звучит слишком самоуверенно, но я всегда знал, чего хотел. И если бы завтра это все закончилось, то я бы сделал все снова и по-своему. Я знаю, что все это может закончиться в один прекрасный день, но я не собираюсь терять из-за этого сон. Это не та причина. В моих правилах — принять вызов. Я не хочу, чтобы мне все давалось легко, чтобы кто-то подавал мне все готовое на серебряном подносе. Мне бы это не понравилось. Я бы все равно от этого отказался.

Я никогда не копаюсь в себе, такие вещи я терпеть не могу, я даже не люблю, чтобы мне гадали по руке. Были случаи, когда мне говорили: «Обязательно сходи к такому-то — он здорово точно предсказывает». Но если честно, это меня пугает. Я хочу узнать все сам. Было бы очень скучно знать, что должно со мной случиться, потому что тогда я бы всю жизнь потратил на попытки этого избежать.

Я из тех людей, кто не оглядывается назад и не останавливается над пролитым молоком. Если и была какая-то ошибка, я просто думаю: «Было и было, и забудем об этом». В то же время нельзя упиваться успехом, потому что в этом бизнесе ты чего-то стоишь, пока чего-то стоит твой последний альбом. И наоборот, так что если бы я выпустил какую-нибудь дрянь, то не особенно бы волновался.

Все хотят, чтобы их хвалили — неважно, занимаешься ли ты музыкой или чем-то другим, и я здесь не исключение. Я был бы вполне счастлив, если бы прославился совершенно другим способом. Важен любой успех и ощущение этого успеха за плечами, будь ты хоть нефтяным магнатом. Я бы везде пробился к успеху, так что я не зацикливаюсь на том, что обязательно должен быть музыкантом. Это чудесный дар. Хотя… не думаю, что я мог бы стать автомехаником, и я совершенно неспособен складывать и умножать. Что касается науки, я полный бездарь, и руками я ничего делать не умею… о, нет. Я никчемный болван!

Я знаю, как раскрыть то, что есть во мне, и я всегда смог бы воспользоваться тем талантом, который имею, чтобы пробиться и прославиться. Сейчас я гораздо лучше, чем раньше, могу распоряжаться собой, потому что точно знаю, чего хочу, а чего нет. Я живу будущим. К черту сегодняшний день! Только завтра! Я не намерен слушать того, кто говорит мне, как следует поступать. Никто не говорит мне, что делать!

Я не считаю себя легендой. Я и легенда — просто две разные вещи. Я просто славный малый… Я миляга. Легенда для меня — это кто-нибудь вроде Монсеррат Кабалье. Вот она — легенда, а я всего лишь старая шлюха. Мне не нравится сравнивать себя с кем-нибудь, потому что, думаю, я вне сравнений.