Уча Дадиани

Еще одним возможным убийцей Распутина едва не стал светлейший князь Уча Дадиани, флигель-адъютант Николая Второго.

В 1916 году, за несколько месяцев до убийства, Феликс Юсупов во время игры в карты осторожно поинтересовался у светлейшего князя Дадиани, согласится ли тот принять участие в заговоре.

Уча, не раздумывая, ответил отказом.

– Почему? – спросил Юсупов.

– Потому что быть палачом – это унижение, – ответил Уча. – Из-за одного человека не стоит терять собственное достоинство.

– А как же тогда устранить человека, который мешает всем?

– Надо дать ему пощечину и вызвать на дуэль.

Уча Дадиани был уникальной личностью. В Петрограде о нем ходили легенды.

…На торжественный прием в Зимнем дворце собрался весь цвет Российской империи. Фрейлины императрицы выстроились в два ряда, ожидая выхода Александры Федоровны. Ровно в пять часов двери, ведущие в покои императрицы, распахнулись, и Ее Величество вступила в зал в сопровождении шести пажей. По мере того, как шествие приближалось, фрейлины склонялись в поклоне. Императрица Всея Руси приветливо осматривала ряды приглашенных. Неожиданно чинную церемонию нарушил чей-то смешок. Процессия остановилась.

«В чем дело?» – царица обернулась в сторону церемониймейстера. Оказалось, что один из пажей, поравнявшись с любимой фрейлиной императрицы, внезапно коснулся губами ее щеки и поцеловал.

«Кто это сделал?» – грозно спросила Александра Федоровна. Огромный зал дворца с замиранием следил, что будет дальше.

«Я, Ваше императорское Величество», – ответил один из пажей и поклонился царице.

Это был светлейший князь Уча Дадиани, племянник последнего владетеля Мигрелии светлейшего князя Давида Дадиани.

После окончания кадетского корпуса в Тифлисе и пажеского корпуса в Петербурге Уча остался в столице. Его рискованные, порою казавшиеся безрассудными, выходки сделали его настоящим героем в глазах не только царских адъютантов, но и самих монарших особ. «Хватит проказничать, Уча», – то и дело говорила ему императрица. «Угомонись уже, князь Уча», – вторил ей император.

Так что выходка светлейшего князя во время торжественного приема, по большому счету, особо никого не удивила. Всех, скорее, интересовали детали. Через несколько минут любопытство гостей было удовлетворено.

Уча Дадиани признался, что согласился на пари, предложенное графом Витгенштейном – во время официального выхода императрицы поцеловать ее фрейлину. За несколько месяцев до этого подобный трюк попытались проделать двое других пажей, за что были разжалованы в рядовые и высланы в удаленный от столицы гарнизон.

Уча попытался отказаться от пари: «Я не стану целовать фрейлину!» Тогда граф пригрозил рассказывать всему корпусу, что знаменитый князь Дадиани на самом деле – обыкновенный трус. «Но у такого поцелуя нет вкуса», – пытался оправдаться Уча. «Зато вкус есть у шампанского, два ящика которого я тебе поставлю, если ты выиграешь», – стоял на своем граф Витгентшейн.

В конце концов они ударили по рукам, и князь выполнил условие спора, поцеловав фрейлину, которой благоволили и царь, и царица.

– Уча, я тебя накажу, – сказала императрица признавшемуся пажу. – Подойди ко мне. И дай свое ухо.

Однако не успела Александра Федоровна дотронуться до уха провинившегося князя, как он поцеловал ее руку.

– Какой ты, право, несносный, – уже более тепло произнесла императрица. – Еще раз так сделаешь, второе ухо подставишь.

– Это будет для меня вторым счастьем, – ответил князь Дадиани. – И еще двумя ящиками шампанского.

И князь хитро посмотрел в сторону графа Витгентшейна…

Во время следующего выхода императрицы за князем Дадиани пристально следили все собравшиеся. Об инциденте, имевшем место во время предыдущего бала, говорила вся столица. Когда шествие благополучно завершилась, царица подозвала к себе Учу:

– Ну как, больше пари не заключаешь?

– Никак нет, Ваше Величество, – ответил Уча и поцеловал руку Александры Федоровны.

– А сейчас с кем поспорил?

– Честное слово, великая государыня, ни с кем, – поклонился князь. – И поверьте, никто из нас больше не посмеет заключать пари. Простите нас. Нас всех.

В итоге растроганная императрица позволила вернуть из ссылки провинившихся пажей. А князь Уча заслужил еще большее благоволение царской четы.

В один из дней Уча Дадиани удостоился беседы с Его императорским Величеством. Государь внимательно расспросил офицера о его родителях – матери, княгине Майе и отце, князе Константине. В конце разговора Уча, видя доброе расположение императора, позволил себе обратиться к нему с просьбой:

– Ваше Величество, мне бы не хотелось после пажеского корпуса служить в войсках. Моя мечта – оставаться подле вас.

– Но ведь это будет нарушением принятого порядка, – ответил государь.

– А я все время его нарушаю, и вы все время меня прощаете. Так что если вы один раз его нарушите, я вас тоже прощу.

– Какой ты оригинал, Уча, – засмеялся Николай Второй. – Что ж, пусть будет по-твоему. Оставайся, во дворце всегда много дел найдется…

О своей жизни при дворе и встречах с царской четой светлейший князь Дадиани рассказывал братьям. В свою очередь, от их потомков, живших в Тбилиси, детали придворной жизни дошли и до нас…

Итак, князь Дадиани был оставлен во дворце и до последнего дня служил императорской фамилии. Он всюду сопровождал государя. А за Высочайшим столом у него было свое место. Однажды граф Витгенштейн вновь предложил Уче пари – перепрыгнуть через царский стол. На кон граф поставил 12 бутылок шампанского. «Давай 24 бутылки и хор цыган», – ответил Уча и с этим словами перепрыгнул через стол.

Аккурат в момент прыжка в обеденную залу вошла царская семья. «Что здесь происходит?» – недоуменно спросила императрица. – «А вот что», – произнес Уча и еще раз перепрыгнул через стол.

Реакция царя была неожиданной – он засмеялся: «Ловко ты, Уча, ловко». Поняв, что наказания не последует, Дадиани обратился к государю с просьбой: «Пожалуйста, Ваше Величество, дайте деньги бедному графу Витгентшейну, который в очередной раз мне проиграл, чтобы он смог купить шампанское и пригласить цыган». Николай Второй подал знак, и шампанское было доставлено прямо к Высочайшему обеду. А развлекал гостей приглашенный хор цыган…

Любовь к пари князь Дадиани сочетал с такой же страстью к карточной игре. Однажды он сильно проигрался, оставил в залог свои эполеты и в таком виде явился к императору.

– Что случилось? – удивился тот.

– Я проигрался и в залог оставил эполеты.

– И ты посмел явиться ко мне?

– А к кому же еще, Ваше Величество? У матери копейки не допросишься.

– Не смей так говорить про мать, – строго заметил Николай Второй. – Я заплачу, раз ты так проигрался.

– А вот сейчас я, наоборот, выиграл, – ответил князь. – Я заключил пари, что посмею прийти к вам со своей проблемой.

– Какой ты несносный, Уча, – в который раз улыбнулся император.

Впрочем, однажды находчивость и бесстрашие Учи перед монархом сыграла на руку самому императору и, ни много ни мало, помогла не уронить честь державы. Писатель Чабуа Амиреджиби, вспоминал, как после аудиенции, которой Николай Второй удостоил иностранных послов, был устроен карточный турнир.

За одним столом с российским государем сидели послы Англии, Франции и Германии. Во время одной из партий фортуна отвернулась от самодержца. Рассчитываясь с партнерами, в пылу азарта Николай Второй уронил на пол один золотой. Чтобы поднять десятирублевую монету, император наклонился.

О том, что он поступил неправильно, государь понял по внезапно наступившей тишине. Игроки с недоумением и иронией смотрели на правителя громадной империи, собиравшегося искать на полу десять рублей.

Ситуацию спас светлейший князь Уча. Он подошел к столу Николая, взял с него «петровку» – самую крупную купюру в 500 рублей, поджег ее от свечей, стоявших на столе, и, наклонившись, отыскал золотой. Передавая его императору, князь произнес: «Государь, половина денег – моя. Это будет для меня самым дорогим подарком в жизни».

Николай Второй, наблюдавший за действиями своего адъютанта и усмехаясь в усы, приказал разменять монету и передал пять рублей Уче. Тот, бросив в пепельницу обгоревшую пятисотрублевую купюру, поцеловал подарок царя.

Инцидент был исчерпан. Но при этом вовсе не предан забвению – о щедрости монарха к своему офицеру вновь принялся судачить Петербург.

Особенно старалось окружение Григория Распутина, не одобрявшего подобной расточительности государя. Еще бы – ведь сама императрица, перед тем как отдать на благотворительность платья своих дочерей, спарывала с них дорогие перламутровые пуговицы.

Личный секретарь Распутина вспоминал, что широкие жесты Николая Второго находили более широкий отклик в сердцах его подданных. Тогда как поведение Александры Федоровны всеми воспринималось исключительно, как скупость. Даже вдовствующая императрица с иронией выражала надежду, что ее невестка не сильно поранила руки, лишая одеяния великих княжон дорогих деталей…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.