Часть V На родине

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Часть V

На родине

Бенвенуто радостно встретила сестра, его приезд был для семьи спасением: больной, фактически безработный муж и шесть дочерей, старшая на выданье, младшая у кормилицы. За пять лет пребывания во Франции Бенвенуто щедро помогал им, но семья большая, жизнь дорогая, еще болезни — понятно, одним словом.

Герцог Козимо находился в своей роскошной загородной вилле Поджо-а-Кайано. Бенвенуто ничего не ждал от этого визита, он поехал к герцогу как флорентийский гражданин, желающий засвидетельствовать почтение семейству Медичи, которое всегда ему благоволило.

Бенвенуто принял не только герцог, но и супруга его — герцогиня Элеонора Толедская. Разговор был долгий. Бенвенуто, как и в Пьяценце, забросали вопросами. Он по порядку рассказал о работах, которые делал для короля Франциска.

— Я все это слышал, — сказал герцог, — «стало быть, это правда, — и затем добавил с сочувственным видом: — О, малая награда за столь прекрасные и великие труды!»

Бенвенуто обиделся за Франциска I, он тут же рассказал, как король «извлек его из темницы», а потом дал возможность сделать «такие изумительные работы, как ни одному другому подобному мне художнику». Козимо I слушать это было явно неприятно, он все время неодобрительно поджимал губы. Потом сказал:

— Бенвенуто, если ты захочешь что-нибудь сделать для меня, я тебе заплачу такие деньги, что ты будешь изумлен.

— О, ваша светлость, но я должен объяснить, что во Франции я трудился в другом художестве и теперь охотно сделаю для вас что-нибудь в бронзе или в мраморе.

— В бронзе, — сказал герцог. — Персея.

Конечно, Бенвенуто не устоял перед таким заказом, он твердо сказал: согласен — и тут же с жаром принялся за работу. Герцог давно был одержим идеей заказать достойному ваятели фигуру юноши-победителя. Отрубленная голова Медузы горгоны должна была воплощать в себе республиканскую нечисть — врагов Медичи, с которыми ему удалось справиться. Напомним читателю историю Персея, прекрасного сына Зевса и Данаи, той, на которую бог пролился золотым дождем. Отец Данаи знал, что будет убит внуком, поэтому он запер дочь в медный терем. Но Зевс всесилен, Даная родила сына, нарекли его Персеем. Мальчик подрос и совершил массу подвигов. Один из них — убийство страшной Медузы горгоны.

Горгоны — три чудовищные внучки земли Геи и моря Понта. Две первые — Сфено и Кето — бессмертны, третья Медуза смертная. Она ужасна, ни женщина, ни птица, тело ее покрыто чешуей, а вместо волос — змеи. Но самое ужасное в Медузе — ее взгляд, он обращает в камень все живое. Персей убил Медузу, когда она спала, при этом смотрел не на нее, а на отражение нечисти в своем медном щите.

Модель Персея из желтого воска в локоть величиной была сделана за несколько недель. В угоду красоте и новому движению в искусстве, которое позднее нарекли маньеризмом, Медуза была не чудовищем, а прекрасной женщиной, змеи на голове сплелись в живописную прическу. Бенвенуто выполнил модель и стал ждать приглашения, но от герцога, хоть тот давно вернулся во Флоренцию, не было никаких вестей. Он словно забыл про мастера. Какое разительное несходство между веселым, доброжелательным и щедрым Франциском I и подозрительным, недоверчивым соотечественником Козимо I! Но Бенвенуто все-таки удалось показать герцогу свою работу. «Как только он на нее взглянул, она ему понравилась, и хвалил он ее необычайно; чем подал мне надежды, что он кое-что в этом понимает».

— Если бы ты, мой Бенвенуто, сделал с этой модели большую фигуру, то это была бы самая красивая фигура на площади. — Герцог явно желал польстить скульптору.

Речь шла о площади Синьории, на которой стояли дивные творения Микеланджело и Донателло.

«— Ваша высокая светлость, своей похвалой вы придаете мне духа и силы». Я сделаю фигуру в три раза лучше, чем эта модель. Но для работы мне нужны соответствующие удобства. Нужен дом и помещение, где бы я поставил мои горны и все прочее.

— Подайте ходатайство, — сказал герцог доброжелательно. — Я удовлетворю все ваши нужды.

Ходатайство было подано, взамен он получил новые щедрые обещания, но, избалованный прежними заказчиками, Бенвенуто не догадался заключить договор, то есть обговорить условия работы, о чем потом очень пожалел. Вскоре он приискал себе дом с землей и огородом, где решил построить себе еще мастерскую. Предстоял разговор с герцогом. Бенвенуто для себя придумал такую установку: «Я сделаю, что обещал, а вы, ваша светлость, увидите мои работы и заплатите по совести». Основываясь на этой установке, он так повел разговор с герцогом:

— Ваша светлость, я принес вам две ювелирные вещицы моей работы и прошу вас на эти вещи купить мне дом.

При этом он добавил, что просит герцога сохранить их до тех пор, пока он «своими трудами и работами» этот дом не выслужит, то есть он отдавал ювелирные изделия в залог. Герцог внимательно осмотрел «вещицы», похвалил их, но взять отказался:

— Возьми, Бенвенуто, свои прекрасные работы назад, потому что мне нужен ты, а не они. Свой дом ты получишь и так.

Козимо тут же подписал ходатайство, в котором было написано: «Посмотреть сказанный дом, и от кого зависит, продать, и цену, которую за него спрашивают; потому что мы хотим пожаловать им Бенвенуто». А дальше начались неприятности. Бенвенуто не учел, что у Козимо были повадки не герцога, а купца, он во всем искал свою выгоду, в его поступках не было никакой «широкости» (любимое словечко Достоевского).

У герцога был майордом Пьер Франческо Риччи, популярная тогда во Флоренции личность. Когда-то он сподобился быть «учителишкой» отрока-герцога, а теперь стал его доверенным лицом. Вазари упоминает его в своих сочинениях, и часто неодобрительно. Этому Риччи герцог поручил устраивать дела Бенвенуто, и с первой же встречи началась у них вражда. Бенвенуто подробно объяснил майордому все про куплю дома и строительство мастерской, и тот прислал подрядчика Латтанцио Горини, «человечишка с паучьими ручонками и комариным голоском». Мало того что Латтанцио был неприятен на вид, он был еще крайне необязателен, медлителен и явно подворовывал на строительстве. Бенвенуто на свои деньги выкорчевал деревья и лозу, наметил план мастерской и все время «поддувал в задницу этому Латтанцио, чтоб дело шло», но рабочих не было, а кирпича и извести привезли столько, что этого строительного материала хватило бы разве что на голубятню. А меж тем друг Бенвенуто Тассо, архитектор и резчик по дереву, уже делал «некие деревянные остовы» для будущего Персея. С этим Тассо Бенвенуто в юности совершил побег в Рим, у Тассо был легкий характер, он, как мог, подбадривал Бенвенуто. А где им работать-то? Неизвестно.

Из Франции потоком шли письма верного Гвидо Гвиди. И вроде в тех письмах не было ничего плохого: мол, отдохни, Бенвенуто, но и хорошего ничего не было. Король, оказывается, интересовался: «Где Бенвенуто?», а негодники юноши, Асканио и Паголо, докладывали их величеству: «Бенвенуто теперь работает на флорентийского герцога и очень успешно, так что неизвестно, когда он вернется в Париж».

Из-за всех этих неприятностей Бенвенуто постоянно находился на взводе, и тут вдруг его вызвал к себе майордом Риччи для разговора. Бенвенуто подошел к нему «с величайшей почтительностью», на что тот ответил величайшей сухостью. И началось!

— По какому праву ты, Бенвенуто, стал строить мастерскую? Откуда у тебя такая самонадеянность? — Дальше шла куча бранных слов и эпитетов.

Бенвенуто удивился, но перечислил всех лиц, которые разрешили ему строительство, — герцога, самого Риччи и «улитку» Латтанцио Горини.

— Все это ложь!

«— О, майордом, пока ваша милость будет разговаривать со мной в соответствии с тем саном, каким она облечена, я буду говорить с ней почтительно», — бешенство в груди Бенвенуто так и клокотало, — в противном случае я забуду ваш сан и буду говорить с Пьер Франческо Риччи.

Бедный Пьер Франческо вначале онемел от негодования. Спустя семь лет этот бедный человек потеряет рассудок, и Бенвенуто пишет, что в этот момент ему показалось, что Риччи «упредил срок» и уже впал в состояние больного.

— Кто ты такой? — наконец завопил майордом. — Я сам себе удивляюсь, что удостаиваю тебя беседы!

Тут Бенвенуто «напустил на себя некоторую заносчивость»:

— Теперь я скажу, Пьер Франческо Риччи. «Такие, как я, достойны беседовать с папами, и с императорами, и с великими королями, таких, как я, ходит, может быть, один на свете, а таких, как вы, ходит по десять в каждую дверь». У меня нет теперь охоты служить герцогу, лучше я вернусь во Францию.

«Этот скотина остался ошарашен и земляного цвета, а я в бешенстве ушел, с намерением уехать себе с Богом…» Только надо было уладить кой-какие дела с сестрой и девочками, а дальше он упакует весь свой скарб и больше никогда не вернется в эту Флоренцию. Но прошло время, герцог прослышал про его обиду. Майордом вежливо и смиренно пригласил Бенвенуто на разговор, сказал, что в дальнейшем будет вести себя как добрый христианин и теперь от имени герцога спрашивает, какое Бенвенуто хочет иметь жалованье. Тот не торопился с ответом, потом сказал:

— Я хочу иметь такое жалованье, какое получают у его светлости достойные люди моего художества.

— Ваятель Бандинелли получает 200 скудо. Если ты этим довольствуешься, считай, что жалованье тебе назначено.

Вот и состоялся ожидаемый договор. Скульптор Бандинелли — вечный соперник Бенвенуто. Сейчас Бандинелли, или Банделло, пятьдесят восемь лет, он прославленный скульптор и художник, он служит верой и правдой семейству Медичи уже тридцать лет, сам император Карл посвятил его в рыцари Святого Яго. А кто такой Бенвенуто — выскочка и скандалист. Мина между двумя скульпторами была заложена. Но об этом речь впереди.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.