Эйке
Эйке
За свою недолгую жизнь Теодор Эйке создал:
1. Единую централизованную систему концлагерей довоенной Германии.
2. Единую универсальную систему физической и психологической обработки заключенных разных категорий.
3. Военизированные подразделения «Ваффен-СС» (войска СС) и самое «знаменитое» из них — танковую дивизию «Мертвая голова».
4. «Эйнзацгруппы» — для проведения карательных акций среди гражданского населения.
5. Прецедент физического уничтожения еврейских женщин с детьми «прямо с поезда». Расстрел возле готовых могил («братского рва») в лагере Маутхаузен (официально не являвшемся лагерем уничтожения. — Е.С.).
6. Проскрипционные списки подлежащих уничтожению командиров-штурмовиков. Прецедент личной расправы с соратником по борьбе — «Ночь длинных ножей», когда он сам выстрелил в Эрнста Рема, а затем добил его ударами в голову.
7. «Кровное братство» солдат СС, основанное на отречении от веры и родственных отношений со своими семьями.
8. Репутацию «великого попрошайки» в деле материального обеспечения войск СС и репутацию «мясника» даже среди своих.
Эйке погиб на Украине в 1943 году. Его похоронили возле деревни Отдохнино со всеми воинскими почестями. Отступая, эсэсовцы хотели забрать с собой останки командира «Мертвой головы», но не успели.
В книге «Командиры Третьего рейха» есть такие строчки: «В обычае Советов было ровнять с землей захоронения бульдозерами или каким-либо другим способом осквернять могилы немецких солдат, и можно с уверенностью сказать, что с могилой Эйке произошло то же самое».
Читатель, ознакомившийся с восемью пунктами «созидательной» деятельности Теодора Эйке, может задать автору сердитый вопрос — а не «осквернить» ли таким же образом и память об этом человеке, сровняв ее с пустым белым листом?
Не думаю. Если на месте эсэсовских захоронений жители деревни Отдохнино (если, конечно, солдаты Эйке всех в ней не уничтожили, а саму деревню не сровняли с землей) разбили потом вишневые или яблоневые сады, то и память, любую память, необходимо окультуривать, не давать ей зарастать наглыми, агрессивными сорняками. Ведь если мы: славяне, евреи, цыгане — вообще все те, чье будущее существование нацистская доктрина попросту не предусматривала, станем брезгливо оставлять в истории нацизма белые пятна и чистые листы, то для наших детей их шустро заполнят рассудительные заокеанские историки, земля которых не знала ни одного противотанкового или «братского» рва.
После гибели обергруппенфюрера СС Теодора Эйке Гитлер приказал увековечить его память, присвоив его имя одному из «панцергренадерских» полков. А Гиммлер и Кальтенбруннер высказывались в духе создания в СС культа Эйке, «давшего образцы» истинного мужества и служения национал-социализму.
Создание «культа» началось, по-видимому, в Вевельсбурге, средневековом замке, который Гиммлер со временем хотел видеть центром всех мистических и прочих ритуалов СС. К 1944 году в Вевельсбурге уже имелся и «круглый стол» с двенадцатью стульями для «рыцарей» СС, и алтарь для «чаши Грааля», и место «культа крови» (где происходили посвящения новых членов. — Е.С.) и т. д. А еще там была и постоянно пополнялась библиотека, в которую собирали жизнеописания «героев» СС и их «подвигов», причем не таких, как, например, геббельсовский Хорст Вессель (поэтишка, да еще и убитый евреем, тьфу!), но — подлинных, давших образцы торжества над противником и обстоятельствами, а также предложивших самые действенные методы воспитания «рыцарей» СС. Поскольку вевельсбургские архивы были уничтожены или уплыли в Южную Америку весной 1945 года, то мне придется приводить примеры по материалам учебных программ для «Орденсбурген» — высшего типа учебных заведения по подготовке нацистской элиты, в которых упоминается имя Эйке.
Внедряя беспрекословное подчинение среди заключенных концлагерей, Эйке требовал такой же абсолютной дисциплины и от своих солдат. Эти солдаты из подразделений «Мертвой головы» каждый месяц по три недели проводили в тренировочных лагерях, а неделю — «практиковались» на заключенных, выполняя функции охранников. Тех, кто не прошел такую практику, отчисляли в общие части СС (Альгемайне СС), однако «достойные» рвались в те полки, которые Эйке готовил для фронта.
Один солдат (имя не называется), уже отобранный для отправки в Польшу, буквально в последний день своего «дежурства» в качестве охранника в лагере Дахау дал заключенному закурить. За это он был отчислен из своего полка и переведен постоянным охранником в лагерь. Следующим приказом за тот же проступок солдат был отчислен из войск СС и «переведен» в тот же лагерь в качестве заключенного.
Сам Эйке часто повторял, что не любит «болтать». Но вот любопытный и малоизвестный факт. В учебных материалах для «Орденсбурген» я нашла несколько своего рода «общих лекций», предназначенных, как было сказано, для «читки на открытом воздухе». Одна мне показалась странно знакомой, как будто эти жутковатые фразы я уже где-то видела. И где бы вы думали?! В материалах Нюрнбергского процесса в качестве документа была представлена речь Гиммлера, которую он произнес на совещании группенфюреров СС в Познани 4 октября 1943 года. Речь сама по себе достойна внимания, но удивило меня то, что Гиммлер, оказывается, был плагиатором, поскольку процентов тридцать позаимствовал из «общей лекции» для «рыцарей», подписанной Теодором Эйке.
Вот эта речь (документ ПС-1919/США-170). Привожу ее с несущественными сокращениями:
«Лишь один принцип должен безусловно существовать для члена СС: честными, порядочными, верными мы должны быть по отношению к представителям нашей собственной расы и ни к кому другому.
Меня ни в малейшей степени не интересует судьба русского или чеха. Мы возьмем от других наций ту кровь нашего типа, которую они смогут нам дать. Если в этом явится необходимость, мы будем отбирать у них детей и воспитывать их в нашей среде. Живут ли другие народы в довольстве или они подыхают с голоду, интересует меня лишь постольку, поскольку они нужны нам как рабы для нашей культуры; в ином смысле это меня не интересует.
Если десять тысяч русских баб упадут от изнеможения во время рытья противотанковых рвов, то это будет интересовать меня лишь в той мере, в какой будет готов этот противотанковый ров для Германии. Ясно, что мы никогда не будем жестокими и бесчеловечными, поскольку в этом нет необходимости. Мы, немцы, являемся единственными на свете людьми, которые прилично относятся к животным, поэтому мы будем прилично относиться и к этим людям-животным, но мы совершим преступление против своей собственной расы, если будем о них заботиться и прививать им идеалы, с тем чтобы нашим сыновьям и внукам было еще труднее с ними справиться. Когда ко мне придет кто-нибудь из вас и скажет: «Я не могу рыть противотанковый ров силами детей или женщин. Это бесчеловечно, они от этого умирают», я вынужден буду ответить: «Ты являешься убийцей по отношению к своей собственной расе, так как, если противотанковый ров не будет вырыт, погибнут немецкие солдаты, а они сыновья немецких матерей. Они наша кровь».
Это как раз то, что я хотел бы внушить СС и, как я полагаю, внушил в качестве одного из самых священных законов будущего: предметом нашей заботы и наших обязанностей являются наш народ и наша раса, о них мы должны заботиться и думать, во имя них мы должны работать и бороться, и ни для чего другого. Все остальное нам безразлично.
Я хочу, чтобы СС именно с данной позиции относились к проблеме всех чужих, негерманских народов, и прежде всего к русскому. Все остальные соображения — мыльная пена, обман нашего собственного народа и препятствие к скорейшей победе в войне.
…Одно является в этой войне само собой разумеющимся: лучше, чтобы умирал русский, а не немец. Лучше всего, если вы будете использовать русских поодиночке, тогда вы можете ездить с ними в танках. Один русский с двумя или тремя немцами в танке — никакой опасности. Нельзя лишь допускать, чтобы один русский танкист встречался с другим русским танкистом, тогда эти парни войдут в сговор. <…> Кроме того, — это один из самых первых уроков, которые я вам давал, — следите за тем, чтобы они смотрели всегда на вас, смотрели всегда в глаза своему начальнику. Это так же, как у животного. Пока животное смотрит своему укротителю в глаза, оно не выйдет из повиновения.
Я также хочу поговорить здесь с вами со всей откровенностью об очень серьезном деле. Между собой мы будем говорить совершенно откровенно, но публично никогда не будем упоминать об этом. Я сейчас имею в виду эвакуацию евреев, истребление еврейского народа. <…> «Еврейский народ будет искоренен, — говорит каждый член нашей партии. — И это вполне понятно, ибо записано в нашей программе. Искоренение евреев, истребление их — мы делаем это…» И вот они приходят 80 миллионов честных немцев, и у каждого есть свой порядочный еврей. Конечно, все другие свиньи, но данный еврей — первосортный еврей. Те, кто так говорит, не видел и не переживал того, что видели и пережили вы. Вы знаете, что такое 100 трупов, лежащих рядом, или 500 трупов, или 1000 лежащих трупов. Выдержать такое до конца и притом, за исключением отдельных случаев проявления человеческой слабости, остаться порядочными людьми — вот что закаляло нас. Это славная страница нашей истории.
…Что касается победоносного окончания войны, то все мы должны осознать следующее: войну нужно выиграть духовно, напряжением воли, психически — только тогда как следствие придет ощутимая материальная победа. Лишь тот, кто капитулирует, кто говорит: у меня нет больше веры в сопротивление и воли к нему, — проигрывает, складывает оружие. А тот, кто до последнего проявит упорство и будет сражаться в течение часа после наступления мира, — выиграл. Здесь мы должны применить все присущее нам упрямство, являющееся нашим отличительным свойством, всю нашу стойкость, выдержку и упорство. Мы должны, наконец, показать англичанам, американцам и русским, что мы упорнее, что именно мы, СС, будем теми, кто всегда устоит. Если мы сделаем это, многие последуют нашему примеру и также устоят. Нам нужно, в конечном счете, иметь волю (и мы ее имеем) к тому, чтобы хладнокровно и трезво уничтожать тех, кто не захочет идти вместе с нами. Пусть лучше мы столько-то и столько-то человек поставим к стенке, чем впоследствии в определенном месте возникнет прорыв. Если у нас будет все в порядке в духовном отношении, с точки зрения нашей воли и психики, то мы выиграем эту войну по законам истории и природы, — ведь мы воплощаем высшие человеческие ценности, самые высокие и устойчивые ценности, существующие в природе.
Когда война будет выиграна, тогда — обещаю вам — начнется наша работа. Когда именно война придет к концу, нам неизвестно. Это может произойти внезапно, но может быть и нескоро. Одно могу предсказать вам сегодня: когда внезапно смолкнут орудия и наступит мир, пусть тогда никто не думает, что он может почивать на лаврах. <…>
Ориентируйте всех своих командиров, всех фюреров СС на следующее: лишь тогда, господа, мы по-настоящему будем бодрствовать, так как именно тогда немало людей почиет на лаврах. Я так разбужу СС, буду держать их в таком состоянии максимального бодрствования, чтобы мы смогли немедленно приступить к переустройству Германии. Немедленно начнется работа по «германизации», так как именно к тому времени поспеет урожай и его можно будет отправлять в зернохранилища. Мы издадим закон о мобилизации ряда призывных возрастов. Затем мы немедленно приведем все наши соединения войск СС в наилучшую форму в плане снаряжения и подготовки. В течение первого полугодия после войны мы будем продолжать работать так, как будто бы на следующий день назначено наступление большого масштаба. Если Германия во время переговоров о мире или перемирии сможет располагать оперативным резервом в 20, 25 или 30 свежих дивизий СС, это будет весьма авторитетный фактор[5].
Когда мир будет окончательно установлен, мы сможем приступить к нашей великой работе на будущее. Мы начнем создавать поселения на новых территориях. Мы будем прививать молодежи устав СС. <…> Само собой разумеется, что наш орден, цвет германской расы, должен иметь самое многочисленное потомство. <…>
Я уже сегодня обратился к фюреру с просьбой, чтобы СС, — если мы до конца войны выполним свою задачу и свой долг, — было предоставлено преимущественное право стоять на самой дальней восточной германской границе и охранять ее. Полагаю, что этого преимущественного права у нас никто не будет оспаривать. Так мы будем иметь возможность практически обучать обращению с оружием молодежь каждого призыва.
Мы будем диктовать Востоку наши законы. Мы будем рваться вперед и постепенно дойдем до Урала. Я надеюсь, что это успеет сделать наше поколение, что любая наша дивизия каждую вторую или третью зиму будет проводить на Востоке. <…> Тогда у нас будет происходить здоровый отбор на все будущие времена. Этим мы создадим предпосылки к тому, чтобы весь германский народ и вся Европа, ведомая, упорядоченная и направляемая нами, на протяжении поколений смогли выстоять в борьбе за свою судьбу — с Азией, которая, несомненно, снова выступит. Нам неизвестно, когда это будет. Если в то время с другой стороны выступит людская масса в 1–1,5 миллиарда человек, то германский народ, численность которого, я надеюсь, будет составлять 250–300 миллионов, а вместе с другими европейскими народами до 700 миллионов, к тому же имея плацдарм, растянувшийся до Урала, а через сто лет и за Урал, выстоит в борьбе с Азией за существование…».
Выделенный текст принадлежит Эйке — и это наиболее четкие, однозначные и как будто задающие тон фразы. Не знаю, произносил ли он их «на открытом воздухе» или просто написал, но Гиммлеру они явно пришлись ко двору, причем не для юнцов из «Орденсбурген», а для своих коллег, группенфюреров СС.
А вот какие «лекции» читал Эйке для взрослых, например, по поводу обращения с мирным населением и заключенными. Приведу один пункт из документа за подписью Эйке еще в бытность его на должности главного инспектора концлагерей. В этой «инструкции» 1937 года описываются варианты пыток «для помещений», а в пункте № 8 предлагается «гуманная возможность избежать физического контакта». Гуманная для психики палача, естественно.
Рекомендуется наносить сильные удары тяжелыми предметами не по телу, а по широкой доске, положенной на спину заключенному, причем повторять удары следует «до обильного кровотечения изо рта, носа и ушей и потери сознания».
Другой пример. Начало февраля 1943-го, Украина, бои за Харьков. Эйке отдает приказ танкистам дивизии «Мертвая голова» «наказать» нескольких сильно обгоревших советских танкистов, взятых в плен. При этом не забывая и о «воспитании» своих. Он велит посадить русских в свои танки, по одному в каждый, а экипажам проехать по мосту, на котором разложены — на этот раз на спине, лицом вверх — пленные партизаны. Затем заставляют советских танкистов «вычистить мост».
Принято считать, что личная жестокость сопровождается личной же трусостью. Жестокий трус омерзителен, но в военное время не так «продуктивен», как жестокий храбрец. Эйке был храбр. В бою он находился в самом опасном месте, под огнем, в передовом танке, в окопе. Нечувствительный к чужой боли, он казался нечувствительным и к своей. Подорвавшись на мине, с развороченной ступней, он оставался на передовой и продолжал отдавать приказы.
Дивизия «Мертвая голова» в ходе боев несла огромные потери. Эйке открыто заявлял, что командование желает сражаться за счет СС до последнего солдата. Он пошел на серьезный конфликт со своим непосредственным начальником, командующим 2-м корпусом графом Брокдорф-Алефельдом, обвинив его в том, что тот намеренно жертвует его дивизией, щадя остальные части.
Прямо и в довольно грубой форме он доложил об этом фюреру. Гитлер обещал отвести «Мертвую голову» с Восточного фронта для пополнения, но слова не сдержал. Ситуация была тяжелой, дивизию бросали в прорывы: солдаты Эйке дрались как звери — такие же храбрецы, как и их командир.
Некоторые историки полагают, что обвинения Эйке в адрес графа Брокдорф-Алефельда были справедливы. Участник заговора против Гитлера, аристократ старой закваски, граф презирал «мясников» из СС и жертвовал ими в первую очередь, что признавал позже и сам Гиммлер. Но не только старый аристократ на дух не выносил командира «Мертвой головы». Главным его ненавистником до самого конца оставался Рудольф Гесс. И он, и Геринг, и Лей, и Штрейхер и другие «старые бойцы» не простили Теодору Эйке личной физической расправы с Ремом (которого сами же и приговорили!). Несмотря на все заслуги перед режимом, фанатичную храбрость и ранения, только после того, как Рудольф Гесс навсегда выпал из окружения фюрера, Эйке получил доступ «ко двору» и наконец был награжден лично Гитлером (в день его рождения), «как полагалось»: звание обергруппенфюрера и генерала СС, Рыцарский крест с дубовыми листьями. Тем не менее утверждение другого обергруппенфюрера СС Хауссера о том, что Эйке всегда «рвался» в свою дивизию, в каком бы физическом состоянии он ни находился (в сентябре 1941 года, например, он вернулся на фронт с костылем), так как «в Берлине его видеть не хотели», мне кажется надуманным.
Теодор Эйке был плоть от плоти, и я бы еще сказала, дух от духа порожденной и воспитанной им «Мертвой головы» — образцовой дивизии СС — тех самых, особых, не входящих ни в вермахт, ни в полицию, а созданных для «выполнения специальных заданий полицейского характера» политических частей НСДАП (из приказа Гитлера от 17 августа 1938 г.).
Именно на легендарного командира образцовой дивизии СС «Мертвая голова», показывавшего всему миру «образцы» твердости и храбрости германского солдата-завоевателя, рейхсфюрер СС Гиммлер призывал равняться командирам и личному составу всех дивизий войск СС, созданных на этнической основе из того отребья, которое Гиммлер готовил для выполнения «политических функций» по отношению к их соотечественникам.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.