Глава I ХАРИЗМА ПОЛКОВОДЦА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава I

ХАРИЗМА ПОЛКОВОДЦА

Приобрел ли Цезарь талант завоевателя или родился с ним? Несомненно, он с должным пылом занимался устроением своей карьеры и уверенно проходил все ее ступени, умея в трудное время избегать подводных камней. Итак, на пять лет он стал проконсулом Косматой Галлии, не оценив полностью все подстерегающие его там опасности, которые соответственно угрожали и его положению в государстве. Ему предстояло оказаться лицом к лицу с необходимостью завоевывать страну, которую он плохо знал. Ему предстояло помериться силами с отважным и многочисленным противником. Волей непредвиденных обстоятельств ему суждено было преподнести в дар Риму провинцию, которой тот не ожидал, а самому Цезарю эта провинция должна была обеспечить власть и славу, то есть те два рычага, без которых нельзя было подчинить себе государство.

Сенатор по определению должен иметь склонность к командованию армией и обязан откликнуться на любое предложение сената подавить восстание местных племен, а порой и вести войну на уничтожение, даже если его военный «багаж» весьма невелик. Высшее политическое сословие в государстве оставалось также высшим военным сословием. Конечно, каждый промагистрат[75] имел свой совет (consilium), в который входили военные трибуны и центурионы, по большей части старые вояки, заработавшие отличия на полях сражений, а не в кулуарах сената или в укромных уголках альковов. Так что решения могли и даже должны были приниматься с их участием. Цезарь, конечно же, созывал свой совет, излагал перед ним в подробностях сложившееся положение и сообщал о своем решении. Совет удовлетворялся тем, что одобрял решение своего руководителя, который и брал на себя полную ответственность за военные действия и поручал легатам исполнение своих приказов194. Однако чаще всего он действовал сам, например195, он сам принимает решение продвигаться в направлении Скальдиса (Шельды), и это главенство военачальника выражается в том, какое значительное место занимает сам Цезарь в тексте «Записок о Галльской войне». Как главное действующее лицо он является движущей силой каждого события, решение о котором он принимает в одиночку, но это не значит, что необдуманно.

Он не жалеет времени на предварительные расспросы, например, находясь у треверов, справляется о путях доступа196; поручает убиям разослать многочисленных разведчиков, чтобы получить от них донесения197; при случае сам опрашивает пленных198. Так что Цезарь никогда не принимает необдуманных решений, он приходит к ним логичным и рациональным путем. Например, у Цезаря было «немало оснований» ожидать еще более серьезного восстания в Галлии199. «По двум причинам» он решает переправиться через Рейн200. Он умеет выиграть время, чтобы подумать201. Иногда он решает отложить сражение202, но обычно, если идея сражения уже ясно сформулирована, он без колебаний наступает203. Цезарь сообщает легатам и квестору о своем решении ни на день не откладывать сражение204; иногда быстрые действия оказываются единственным средством спасения армии205. Если бой начат, его следует энергично закончить206, ибо успех, по мнению Цезаря, зависит от стремительности207 и неожиданности.208 Цезарь предпочитает передвигаться быстро, и этому обязан большей частью своих успехов:209 он никогда не дает передышки побежденному противнику.210

Такая стремительность, такое воодушевление в бою требовали от Цезаря исключительного физического напряжения. Будучи отличным наездником, он, чтобы нагнать свое войско, преодолевал верхом невероятные расстояния. Умея без устали ходить, он продвигался вперед днем и ночью,211 и во время сражения он постоянно был на виду как у противника, так и у своих войск: его красный плащ командующего212 привлекал к себе удары первых и надежды последних. Будучи смелым до безрассудства, он личным примером поддерживал храбрость в своих людях; он рисковал собственной жизнью для того, чтобы показать войску, что жизнь солдат ценнее его собственной жизни.213 Он без колебаний вырвал щит из рук одного из солдат и выступил на передовую линию.214 Во время битвы при Мунде215 в Дальней Испании все видели, как он один ринулся вперед с обнаженной головой, отражая щитом брошенные противником дротики, и приблизился к вражескому строю на расстояние шести метров! Увидев столь безумную храбрость, римские легионеры перестроились и вновь пошли в атаку. Требовательно относясь к самому себе и никогда не отдыхая,216 он мог требовать жертв и от других, но старался при этом беречь своих людей и избегать бессмысленных потерь.217

Мог ли такой военачальник, столь близкий своим солдатам, не стать популярным? Он обращается к центурионам, называя каждого по имени.218 Он лично поздравляет их и трибунов.219 Возможность получить отличие из рук главнокомандующего воодушевляла солдат, и во время сражений каждый соперничал с другими в храбрости и отваге. Каждый был убежден, что сражается на глазах у Цезаря, как если бы император видел все, что происходит.220 Похоже, что даже в отсутствие Цезаря солдаты, которых он столько раз вел к победе, были убеждены в том, что он присутствует при сражении.221 Можно ли себе представить нечто более действенное, нежели подобная харизма военачальника?

Цезарь постоянно проявлял заботу о снабжении войск, а значит, об их благополучии, и старался беречь их силы для сражений. Разумеется, союзники римского народа, например эдуи, непременно должны поставлять официально обещанное ими зерно. Если новый урожай еще не созрел, они должны были привозить зерно из своих зернохранилищ.222 От регулярности поставок зерна для людей и фуража для коней — представьте себе число повозок, необходимое для каждого легиона! — зависел моральный дух войска. Добывание провианта проходит лейтмотивом через каждую главу «Записок»: Красс запасает зерно в Анжу;223 VII легион посылается на жатву хлебов;224 в 54 году Лабиен остается на континенте, чтобы поставлять зерно;225 в 53 году Цезарь сам следит за поставками зерна.226 Эти поиски пропитания настолько важны, что в 52 году Верцингеториг в окрестностях Аварика занимался тем, что подстерегал посланные на поиски фуража и зерна отряды и уничтожал их.227 В 52 году приходится добывать зерно в окрестностях Алезии.228 Цезарь продолжал заботиться об этом и после сдачи Верцингеторига во время последних всплесков восстания в Галлии в 51 году.229

Независимо от того, доставляли ли провиант — добровольно или по принуждению — союзники римского народа или это делали отдельные подразделения легионов, в любом случае армия Цезаря жила за счет страны. Цезарь вел поиск провианта как нескончаемое сражение, все время возобновляющееся и неизбежно увенчивающееся победой: речь шла о здоровье людей, о мощи животных, а следовательно — об эффективности военной силы. Это снабжение войск могло бы открыть огромные возможности для обогащения наименее щепетильных поставщиков. Однако они здесь почти не заметны, потому что зерно и фураж давали очень низкую прибыль. Куда выгоднее были операции по ввозу вина из Италии; растительное масло, рыбный соус и соль также приносили больше прибыли. Почтенный римский всадник Г. Фуфий Цита230 получил от Цезаря поручение надзирать за поставками продовольствия; мулов и повозки поставлял Вентидий Басс.231 Может быть, допустимо даже говорить о некоем лобби обосновавшихся в Галлии римских торговцев, влиявшем на военные замыслы Цезаря? Такое представление было бы ошибочным, ибо, даже если император был падок на деньги, он слишком любил самолично пользоваться прерогативами главнокомандующего, чтобы позволить каким-то купцам, которых зачастую ненавидело местное население, диктовать, как ему себя вести. Он ограничивался тем, что на полях сражений мстил за них.

Можно ли точно обозначить качества Цезаря как стратега и тактика?

Возражая против недавно высказанного Кристианом Гудино положения, отводящего в судьбе Цезаря слишком большое место случаю и недоразумению, приведем следующее высказывание полководца:232 «Цезарь предвидел, что Верцингеториг именно так и поступит, то есть выступит из области битуригов по направлению к стране арвернов». Это предвидение ни в коей мере не было результатом божественного откровения или «неземной» интуиции, а основывалось на наблюдениях и размышлениях над полученной информацией. Таким образом, стратегический план разрабатывался рационально, а для того, чтобы быть отличным стратегом, нужно обладать воображением, и К. Гудино, хотя и отрицает наличие у Цезаря макиавеллиевского плана, приписываемого ему Ж. Каркопино, признает, что он обладал блестящей интуицией: никакой хитрости и коварства, но все же…

У Цезаря прекрасное чувство местности. Он понимает преимущества топографии и выбирает хороший наблюдательный пункт, чтобы следить за тем, как разворачиваются действия во всей их полноте. У командующего должно быть глобальное видение происходящего, даже если речь идет всего лишь о небольшой стычке с противником233. Цезарь действует в соответствии с данными, полученными в результате наблюдения234, и часто принимает решение действовать осторожно235.

У Цезаря имелась осадная техника, и, судя по его описанию, осада им галльских столиц, таких, как Кенаб,[76] Аварик,[77] не говоря уж об Алезии,[78] — может считаться и подвигом, и проявлением мужества. Что до мостов через Рейн, то они давно вызывают восхищение специалистов военно-инженерного искусства и изображены на прекрасных гравюрах в труде Наполеона III. Цезарь оказался замечательным флотоводцем, он приказал построить целый флот для того, чтобы перевезти его легионы в Британнию, и в этом деле еще более, чем прежде, не оставлял никакой инициативы легатам: здесь он тоже сам решал и сам приказывал236, например, сосредоточить корабли флота в гавани Ития (Portus Itius)237. Его присутствие подогревало и, даже можно сказать, разжигало храбрость войск.

Ясность мысли, храбрость, личное участие, умение строить человеческие взаимоотношения — Цезарь был наделен всеми этими добродетелями, которые ведут военачальника к победе. Оказавшись в трудном положении, он отступал, нередко нарочно уступал поле боя238, а затем снова начинал тревожить противника. Благодаря харизме присутствие полководца служит самой надежной гарантией упований солдат. Солдаты были уверены, что звезда удачи не покинет их, как не покинет она Цезаря. Однако в отсутствие главнокомандующего гарантии успеха больше не было, и в 54 году римская армия оказалась разбита эбуронами239.

Ни разу Цезарь не взывает к миру богов — даже самых официальных богов Римского государства — с просьбой о том, чтобы его армии даровали еще больше шансов на победу. Цезарь поминает только Фортуну, не столько как случайность, сколько как богиню, которая управляет судьбой человека240 и порой подтверждает предвидения человеческого ума241. Цезарь отдавал предпочтение уму, который, можно сказать, укрепляет руку Фортуны. «Помоги себе сам, и тебе поможет небо». Так заклинают силу судьбы, роль которой в военных событиях велика242, и Цезарь не мог исключить неожиданные вмешательства случая в ход войны243, в особенности когда речь шла о том, что его легаты оказались разбиты в пух и прах, как это случилось в 53 году с Кв. Цицероном. Чтобы не подчеркивать вину этого несчастного и не упрекать его в неправильной оценке ситуации, Цезарь облегчает сердце, говоря о вмешательстве всемогущей Фортуны244. Его призывы и благодарности небу не достаются. Заклиная судьбу и пытаясь подчинить ее себе, Цезарь рассчитывает только на самого себя: фортуна ведет к счастью (felicitas)245.

Небо не могло оказать никакой помощи в завоевании Галлии. Однако будучи искусным и осторожным завоевателем, Цезарь старался по возможности меньше проливать кровь своих легионеров и сопровождал военные действия дипломатическими кампаниями, которые, несомненно, не всегда были удачными, но он всегда умел обеспечить себе надежных и верных союзников.

Конечно, на протяжении всех «Записок» Цезарь осуждает непостоянство галльских племен. Данное слово подкреплялось выдачей заложников, обычно вождей или их сыновей. Однако при первом же удобном случае союзы разрывались, и предательства, поначалу тайные, становились явными. Цезарь научился пользоваться разногласиями между галльскими племенами, амбициями одних, обидами других, и мастерски вел эту игру. Вот он создает видимость того, что слово остается за собранием племен, и созывает, согласно установленному им же самим правилу246, всеобщее собрание представителей всей Галлии (concilium totius Galliae247). Он предпочитает правовые методы для обуздания честолюбивых, могущественных и богатых.

Он с упорством248 ведет эту двойную политику и неоднократно, причем зачастую в решающие моменты войны, созывает этот concilium Galliarum249: он располагает представительным органом галльских племен и считает вождей (principes) законными посредниками. Этому собранию он объявляет о своих намерениях, о своих указаниях и создает видимость открытости для того, чтобы лучше укрепить свой авторитет: не правда ли, это похоже на то, как он ведет себя в своем совете? С другой стороны, такая дипломатия позволяет опираться скорее на цезарианскую, нежели на проримскую партию и внутри одного племени оказывать поддержку одному клану в противовес другому. Разделяй и властвуй. Цезарь всегда следовал этому девизу, столь же древнему, как и сама история Рима; он настойчиво и успешно применял его.

Цезарю было абсолютно необходимо собирать сведения для составления плана кампании, и дружественные племена или расположенные к нему члены кланов оказывались в его распоряжении как осведомители. Он располагал целой сетью давних сторонников, ибо Рим не скупился на титул «друга римского народа», дав его эдуям, арвернам в Кельтике, нитиоброгам и лакторатам в Аквитании. Каждый раз, когда восставшее племя просило у него прощения, Цезарь, требуя заложников, пресекал любую измену и даже подозрительную нерадивость. Систематически забирая заложников, он предупреждал любые возможные восстания в первую очередь потому, что заложниками становились в основном сыновья вождей, как в случае с племенем ремов250. Пощадив по просьбе эдуев союзных им белловаков, Цезарь потребовал шестьсот заложников251. Часто такие заложники служили гарантией мира, обретенного благодаря жесту милосердия со стороны Цезаря, который только выигрывал, заставляя верить в то, что верные Риму племена будут обладать в Галлии высшей властью. Адуатуки не напрасно взывали к его милосердию252: подобная дипломатия прощения часто обеспечивала ему союзников. В 55 году253 он склонял каждого из вождей треверов к союзу с Цингеторигом: он был заинтересован в усилении доверия к человеку, проявившему исключительную преданность, а также в том, чтобы подорвать доверие к Индутиомару, в верности которого сомневался.

Наконец, чтобы удержать в зоне римского влияния народы, склонявшиеся к измене или виновные во враждебных действиях, Цезарь прибегал и к террору. Он велел убить всех венетских сенаторов,[79] потому что венеты с неуважением отнеслись к статусу римских посланников.254 Он приказал убить эдуя Думнорига, предавшего его в 54 году во время экспедиции в Британнию,255 а в следующем году — сенона Аккона, зачинщика заговора сенонов и карнутов;256 позднее он приговорил к смерти карнута Гутуатра.257

Подобная гибкая дипломатия, менявшаяся применительно к тому или иному племени в зависимости от момента, соединялась с искусством ведения войны. Чтобы доказать свою добрую волю, привлеченные на сторону римлян племена должны были поставлять сведения. Таким образом Цезарь всегда был в курсе намерений каждого и в случае необходимости мог изменить первоначальный план кампании. Иной раз сражения бывали выиграны благодаря вмешательству посланников, и это значительно повышало престиж Цезаря. Анализ политической ситуации соединялся с военной интуицией, и это придавало еще больший блеск харизме Цезаря. Несмотря на несколько неудачных сражений, — от которых сам он зачастую оставался в стороне, — его репутация непобедимого военачальника привлекала к нему и солдат, и общественное мнение как в Галлии, так и в Риме.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.