РОМАШКИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

РОМАШКИ

Ранение, полученное Малоземовым в стычке с диверсантами, оказалось намного серьезнее, чем предполагали Виктор Павлович и врачи медсанбата. Пришлось раненого офицера направить в армейский госпиталь. Пока разбирались с его ранением — пуля задела надкостницу плечевой кости правой руки, на третий день госпитализации Виктор умудрился написать письмо Лиде.

Обостренное чувство того, что он из-за лечения может долго не встретиться с нею, заставило писать письмо больной рукой. Слава богу, пальцы кисти раненой руки слушались его команды. Он им приказывал, а они выводили буквы в слоги, слоги в слова, а слова возводили предложения. Сам процесс вязки слов ему нравился из-за желания наговорить как можно больше добрых, пахучих, обнадеживающих и ласковых слов той, которую полюбил. Пообщаться с ней через бумагу.

Это было первое письмо, начинающееся со смелого признания в любви, — в эгоизме вдвоем, желании верности и в попытке мужчины удовлетвориться одной-единственной женщиной. Самой для него красивой из всех, кого он встречал в жизни.

Он писал:

«Милая Лида!

Прошло всего трое суток, но как же я уже соскучился по твоим васильковым глазам. Были бы крылья, прилетел бы любой пташкой, сел бы на ветку против твоего окна и долго бы смотрел на тебя. Мне кажется, что нам с тобой будет хорошо идти по жизни. Скорее бы кончилась война. Немцев мы, ясно, добьем! Цена может еще быть большой. Не сегодня, так завтра Красная Армия выйдет к границе, очистив нашу страну от нацистской мрази. А там и Гитлеру капут! Как не ужасна война, все же она обнаруживает духовное величие человека, бросающего вызов своему сильнейшему наследственному врагу — смерти. Береги себя и пусть Бог хранит тебя!

Желаю тебе, милая, хорошего настроения и крепкого здоровья.

Твой Виктор».

Получив и прочитав такое откровенное письмо, написанное простым карандашом на обратной стороне медицинского бланка, Лида выскочила из-за стола вся покрасневшая и бабочкой выпорхнула во двор строения, в котором размещался отдел. Это не могли не заметить коллеги Виктора.

— Не иначе, как теплое, а скорее горячее письмечишко получила наша Лидия Федоровна, — ехидно заметил следователь капитан Костя Верненко. — Посмотрите, выпорхнула, как на крыльях из хаты на улицу. Вся красненькая.

— А тебе-то что? Это ее личное, — одернул следовательскую «наблюдательность и прозорливость» капитан Груздев Виталий старший оперуполномоченный артиллерийского полка, ветеран отдела, которому перевалило за сорок пять.

— Мне? Ничего! Я просто наблюдателен.

— Ну и держи свою наблюдательность при себе. Нечего смущать такими разговорами нашу секретаршу. Насмешка — это пощечина без рукоприкладства, — неожиданно жестко отреагировал всегда степенный Виталий Захарович.

Лида понимала, что о чувствах ее с Малоземовым знают многие в коллективе, но она никогда не замечала какой-либо насмешки, шутки, издевки или подвоха. А еще она чисто женским умом пришла к выводу, что тонкая насмешка — это шип, в котором осталось что-то от аромата цветка. Этим ароматом для нее была сначала дружба, а потом вспыхнувшее чувство уважения, признания достоинства личности и любви.

И в то же время она осознавала, что Любовь не строится по кирпичику, она вспыхивает внезапно, озаряя сразу все закутки души и бьющегося горячего сердца.

«Как-то быстро, словно вспышка молнии, поразил меня Виктор. Это было при первой нашей встрече в машине, когда выбоина на дороге бросила меня на него в кузове полуторки, — рассуждала, охлаждаясь во дворе, с пилоткой на голове поверх волос под цвет льна, голубоглазая лейтенант Лидия Ванина. — До этого я сама за себя отвечала, а теперь придется за двоих. Он мне мил своей силой, ростом, выдержанностью и умом. Как же он меня зацепил! Что это — чувство или что-то другое — необъяснимое, которое спускается внезапно с небес и не дает покоя, заставляет думать, переживать, ревновать и любить, вчера еще чужого человека».

Когда выбралась свободная минута и оперативники разъехались, что называется в армейской контрразведке «по объектам», она присела у небольшого персонального столика для секретарши и стала писать ответ. Несколько раз начинала письмо и рвала его — не нравилось начало.

И вот слова полились:

«Здравствуй Витя!

Письмо твое светлое и многообещающее получила. Удивляюсь, как ты смог его написать на третий день пленения госпиталем. Ранение ведь не из легких для таких манипуляций с карандашом. Желаю тебе быстрейшего выздоровления и скорейшего возвращения в строй. Все тебя ждут. Я — очень!

Лида».

Когда она писала, ей казалось, что кто-то неведомый смотрит на ее работу из-за спины, поэтому она то стеснительно наклонялась над бумажным листом, то испуганно оглядывалась.

Хоть и этот вариант письмо показался ей сухим и коротким, она все же не порвала его, а отправила по адресату.

Письма от Виктора она получала не каждый день, потому что шли ожесточенные бои, и дивизионный отдел СМЕРШа участвовал в них с применением своего невидимого оружия, но нередко и в прямом смысле, открывая огонь по противнику из штатных стволов — автоматов ППШ и пистолетов ТТ.

В иной день приходило по два-три письма, что свидетельствовало, — Виктор их писал ежедневно, поэтому приходилось отвечать на них только одним пространным приветствием.

* * *

Замечено бывалыми солдатами, что время на войне бежит быстро. Не оглянешься в заботах, как дня нет. Время — великолепный учитель, но, к сожалению, оно убивает своих учеников. Война завладела временем на больших пространствах и выкашивала людей, которые не хотели воевать. А те, кто хотел, наслаждались вниманием подчиненных и блаженствовали в роскошных кабинетах и бункерах.

Как сказал поэт:

Всему на свете истинную цену Отменно знает время — лишь оно Сметает шелуху, сдувает пену И сцеживает в амфоры вино.

1944 год — это был тоже кусок времени. А в нем были «бои, бои вчера, сегодня, снова…», но без отступления, без бегства назад, без окружений, охватов и огненных мешков, без массовой сдачи в плен. Для Красной Армии этот год был годом побед на фронтах и вытеснением фашистских насильников с территории Советского Союза.

В ходе Белорусской операции под кодовым названием «Багратион» наши войска продвинулись более чем на полтысячи километров вперед и освободили всю Белоруссию, большую часть Литвы, часть Латвии, польские земли к востоку от Нарева и Вислы. Невосполнимые утраты понесли в этих сражениях гитлеровцы, потеряв убитыми, ранеными и пленными около 500 000 солдат и офицеров.

Войска К.К. Рокоссовского праздновали победу, тогда как армии и дивизии командующего 1-м Украинским фронтом маршала И.С. Конева в конце лета начали Львовско-Сандомирскую наступательную операцию. После трех дневных упорных боев они прорвали оборону противника на Рава-русском направлении и сходу форсировали Западный Буг.

Особенно тяжелые бои развернулись на львовском направлении. Сломив сопротивление врага, советские войска сходящимися ударами окружили и разгромили в районе Броды до восьми дивизий противника, в том числе и Гренадерскую 14-ю дивизию ваффен СС «Галичина», укомплектованную в основном одураченными немцами молодыми галицийцами, уроженцами западно-украинских земель.

Полоса наступления непрерывно расширялась. Войска фронта, продвигаясь к Восточным Карпатам, освободили Львов, вышли к Висле, форсировали ее и захватили юго-западнее Сандомира крупный плацдарм.

В результате Львовско-Сандомирской операции вся территория Украины, за исключением небольших малонаселенных районов, расположенных у перевалов через Карпатский хребет, была очищена от немецко-фашистских захватчиков.

Войска 1-го Украинского фронта нанесли тяжелое поражение группе армий германского рейха «Северная Украина». Из участвовавших в сражении 56 дивизий этой группы армий 8 было полностью уничтожено и 32 фактически разгромлено, спаслись лишь штабы некоторых соединений и частей, знамена да некоторое вооружение.

Именно в этих боях участвовала несколько раз в ходе переподчи-нения фронтам и армиям дивизия Лидии Федоровны Ваниной.

Через месяц вернулся в строй Виктор Малоземов.

— Ну что, богатырь, держал, как мог, тебе твое место у нас в дивизионном отделе, — такими словами встретил возвратившегося из госпиталя офицера начальник отдела Павел Федотович Сергеев, недавно получивший звание подполковника.

— Спасибо, — единственно, что мог сказать Виктор, и сразу же покраснел, взглянув за сидящую и низко склонившуюся за столом над переводом немецкого документа Лидию.

— Принимай новый объект.

— ???

— Части штабного подчинения, — улыбнулся подполковник.

Этот год стал для Лидии и Виктора памятным. Обоим упало на погоны по звездочке. Теперь она стала старшим лейтенантом, он — капитаном и старшим оперуполномоченным по обслуживанию частей и некоторых подразделений штаба дивизии.

Сергеев понимал, что Малоземов и Ванина тоже должны поздороваться и предусмотрительно покинул помещение, сославшись на совещание у комдива.

Как только за начальником отдела захлопнулась дверь, Лида стремительно поднялась со стула и, резко повернувшись, бросилась в уже расставленные объятья Виктора. У него, как у фокусника, неожиданно появился небольшой туго стянутый красной тесемочкой букетик ромашек.

— Где ты их раздобыл?

— По дороге нарвал.

— Ой, спасибо, Витюша, это же мои любимые цветы. Как ты узнал?

— Факир все знает…

Отдел работал эффективно. После Львовско-Сандомирской наступательной операции подполковник Сергеев Павел Федотович был награжден знаком «Заслуженный работник НКВД».

По случаю этого торжественного момента в дивизию прибыл начальник отдела контрразведки СМЕРШ армии полковник Князев Петр Викторович. Он и вручил эту дорогую для чекиста ведомственную награду.

Принимая знак из рук своего непосредственного начальника, Сергеев громко, как положено по уставным требованиям, выстрелил:

— Служу Советскому Союзу!

Быстро попрощавшись и сославшись на занятость, Князев срочно убыл по неотложному делу.

Красная коробочка со знаком «Заслуженный работник НКВД» обошла сидящих за столом оперативных работников. Все стали рассматривать знак. Он имел эллипсовидную форму стального цвета с ребристой поверхностью. В центре эллипса на фоне красной эмали, изображающей лучи восходящего солнца, располагался меч, серп и молот, окаймленные лентой красной эмали с надписью в центре «НКВД». Серп и молот и рукоятка меча позолочены. Знак изготовлялся из серебра. Практически до конца войны сотрудники СМЕРШа награждались этим знаком.

Немного истории. Знак «Заслуженный работник НКВД» присваивался приказами как по НКВД, так и по НКГБ СССР после разделения Наркомата. В конце 1947 года изменилось название знака. Теперь он назывался «Заслуженный работник МВД». Получилось так, что он перестал быть наградой для чекистов. Для работников госбезопасности новый почетный знак был введен лишь в 1957 году и назывался «Почетный сотрудник госбезопасности». Знак изготовлялся теперь не из серебра, а из оксидированного томпака — сплава — разновидности латуни с содержанием меди и цинка.

Потом провели небольшую вечеринку — и по рабочим местам…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.