Хофер – украшение партийного праздника 1933 года
Хофер – украшение партийного праздника 1933 года
Партийный праздник 1933 года был отмечен чрезвычайным происшествием. Гитлер летал каждый вечер из Нюрнберга в Байройт, откуда его доставляли машиной в отель «Бубе» в Бернеке, где он мог готовиться в тишине и покое к выступлению следующего дня. Однажды я рассказал Гитлеру, что прочитал сообщение в нюрнбергских газетах, утверждавших, что Хофер, руководитель национал-социалистов из Тироля, сбежал из тюрьмы. Несмотря на то что он был ранен, ему удалось перебраться через государственную границу. В настоящее время он лежит в госпитале в Бриксене. Я предложил забрать его оттуда и переправить на самолете в Нюрнберг. Гитлер решил, что это прекрасная идея. Он вызвал своего адъютанта Брукнера и приказал ему связаться с австрийским представителем Хабихтом, который должен был лететь вместе со мной в Италию.
На следующий день я доставил Гитлера в Нюрнберг, а затем полетел в Боцен. Гитлер проинформировал Хабихта, что он должен делать, и дал ему специальные инструкции на тот случай, если итальянские власти будут чинить нам препятствия. Мы прибыли в Боцен примерно в одиннадцать часов утра. Оттуда мы известили госпиталь в Бриксене. Хофер прибыл в Боцен на машине «Скорой помощи» в двенадцать часов дня, вместе с ним были его родители и дочь. Мы убрали несколько сидений в салоне самолета, чтобы освободить место для носилок. Я хотел подняться в воздух в 12.30, чтобы прибыть в Нюрнберг в три часа дня. Во время прохождения контроля служащий компании «Авио-Линес» взял наш летный журнал и пообещал, что мы быстро получим разрешение на вылет. Разрешение на самом деле мы получили довольно быстро, но затем появился комендант аэропорта, который сообщил мне, что я не могу лететь, поскольку из Бреннера получен крайне неблагоприятный прогноз погоды. Я объяснил ему, что только что прибыл оттуда и прекрасно знаю, какая там погода. Офицер сослался на имевшиеся у него инструкции. Я прождал час, а затем снова потребовал разрешения на вылет. Таинственное пожимание плечами стало мне ответом. Комендант кушает в это время! Это означало, что я должен ждать дальше и запастись терпением.
Я подозревал, что истинной причиной всего происходящего был отнюдь не прогноз погоды. Скорее всего, дело в моем пассажире Хофере. Герр Хабихт тщетно пытался вести переговоры с префектом Бриксена. Поскольку я был знаком с господами из германского посольства, я позвонил туда. Мне ответили, что ответственный представитель пытается получить для меня разрешение на вылет, но пока нет никаких результатов. Через два часа, когда я уже хотел подняться в воздух без всякого прогноза погоды, представитель таможенной службы отказался нас выпускать. Поскольку мы выполняли не регулярный рейс по расписанию, он хотел, чтобы мы переговорили с его начальником. Мои ссылки на то, что наши бумаги в полном порядке, а самолет является собственностью «Люфтханзы», которая заключила договор с итальянским правительством, отвергли, ссылаясь на некие «инструкции». Поиски начальника таможни продолжались несколько часов, но его якобы так и не смогли найти. Теперь на сцене появились представители иммиграционной службы и объявили, что у нашего пассажира нет паспорта. Тогда же одному из них пришла в голову мысль проверить паспорта и у всех членов экипажа. Цинтль, мой бортинженер, отправился перекусить, а мой паспорт находился в багажном отделении, ключ от которого был только у Цинтля. Короче говоря, еще одна неприятная сцена, результатом которой стала задержка вылета еще на несколько часов.
В конце концов пришел комендант и объявил, что он является ответственным лицом и что если бы я сразу обратился к нему, то не ждал бы сейчас разрешения на вылет. Это было уж слишком! Я страшно разозлился и указал ему, что вплоть до сегодняшнего дня не было принято извещать военного коменданта о своем прибытии. Синьор Каноньеро, директор «Авио-Линес», в моем присутствии протестовал против превышения комендантом его полномочий. Когда я снова затребовал разрешения на вылет, указывая на то, что у нас на борту находится раненый, который изнывает в духоте пассажирского салона, он только пожал плечами. Мы продолжали ждать!
Тем временем Хофер поведал мне свою историю. Он сидел в тюрьме в Инсбруке, когда там неожиданно появились три товарища по партии. Перед этим они связали охранников и сунули каждому из них в рот кляп, после чего отобрали у них ключи от его камеры. Перед тюрьмой его поджидал автомобиль, доставивший его к границе. Он добрался до окрестностей Штайнаха в Бреннерской долине. Когда его побег из тюрьмы обнаружили, полиция организовала погоню. Полицейские открыли огонь по машине. Хофер выпрыгнул из нее и бросился бежать в сторону итальянской границы. Множество полицейских «бросили» на то, чтобы поймать беглеца до того, как он доберется до границы, и это им почти удалось. Тем не менее он смог спрятаться в рощице карликовых сосен, росшей возле границы. Несколько раз преследователи проходили совсем рядом с его укрытием. Когда Хофер решил, что полицейские прекратили поиски, он продолжил свой путь. Но те заметили его и открыли огонь. Одна из пуль попала ему в колено и сбила с ног, но он все-таки смог доползти до границы. Австрийцы потребовали его выдачи, но итальянцы отказались и поместили раненого в госпиталь в Бриксене.
Наконец, около шести вечера из германского посольства пришло уведомление: итальянское правительство заверило, что нам будет дано разрешение на вылет. Через десять минут комендант аэропорта в Боцене подбежал к нам и сообщил, что вылет разрешен. Полковник, который, как и большинство людей, с которыми нам приходилось иметь дело, пытался скрыть свои истинные намерения за многочисленными извинениями, теперь старался представить все случившееся в наиболее благоприятном для себя свете. Он даже предложил нам остаться на ночь, поскольку уже сгустилась тьма, но я торопился и к тому же не имел ни малейшего желания далее оставаться в этой стране споров относительно сфер ответственности и бюрократической волокиты. Я ответил со смехом: «Не бойтесь! Я знаю маршрут над этой частью страны очень хорошо и не боюсь ночных полетов!» Итак, летный журнал был мне возвращен, и мы наконец поднялись в воздух.
Мы летели с Хофером, его родителями и дочерью в Мюнхен, потому что у нас не хватало горючего, чтобы прямиком отправиться в Нюрнберг. К тому времени, когда мы достигли Бреннерского перевала, уже стояла кромешная тьма. Над Мюнхеном я заметил, что у нас не горят бортовые огни. Мне не оставалось ничего другого, кроме как заходить на посадку, ориентируясь только по освещенным окнам в домах. В то время еще не существовало специальных прожекторов для освещения аэропортов. Самолеты сами себе должны были обеспечивать освещение. Но почему не горят бортовые огни? Конечно же, стремясь как можно быстрее покинуть Италию, мы совершенно забыли засыпать магний в колпаки, расположенные на крыльях самолета. Поскольку использование магния часто вело к авариям и даже пожарам, обычно его запрещали использовать, исключение делалось только для ночных полетов. Когда самолеты стояли в ангарах, механики старались не оставлять магний в осветительных колпаках. В противном случае он давал такой жар, что мог прожечь дыры в металлической поверхности крыльев, которые, понятное дело, в ангаре не охлаждались под напором воздуха.
После дозаправки мы направились в Нюрнберг, на этот раз с исправными бортовыми огнями! Поскольку мы звонили из Мюнхена в Нюрнберг, предупреждая о своем прибытии, после посадки нас ожидала пышная встреча. Прожекторы горели так ярко, что прибытие Хофера можно было снимать для еженедельной кинохроники. Майор Либль произнес речь, в которой он назвал Хофера «мучеником Австрии». Хофер был размещен в «Вюрттембергерхофе» и стал украшением партийного праздника. Его приветствовали толпы людей, и он удостоился чести восседать рядом с Гилером в президиуме в течение целой недели.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.