И финальный аккорд
И финальный аккорд
В Норвегии с 1990 года проводится фестиваль Генрика Ибсена. Он начинается с «Поезда Ибсена». По пути следования в Шиен, где родился великий драматург, пассажиры многое узнают о жизни Ибсена, о его пьесах, посещают дом, где он родился и другие мемориальные места. Кроме того, 10 старших классов из гимназии 10 губерний страны представляют свои трактовки постановок Ибсена. Короче, в Норвегии Ибсен — это норвежское всё!
Хотя не только норвежское. Генрик Ибсен оказал большое влияние на многих драматургов мира, в частности на Бернарда Шоу, Герхарта Гауптмана, Джона Голсуорси, Артура Миллера, Джона Пристли и других писателей, кто писал для театра. На кого из русских авторов? Пусть ответят специалисты-театроведы. Я, как говорится, не Копенгаген (хотя Ибсен родился не там).
Устарел ли Ибсен сегодня?
В одном из стихотворений Ибсен изобразил Европу как плывущий пакетбот, в трюме которого труп.
Тут слово донеслось в неясном шуме
Наверх, где я у мачты сел в раздумье, —
Как будто кто-то громко произнес
Среди кошмаров и смятенных грез:
«Боюсь, мы труп везем с собою в трюме!»
Тут Ибсен смыкается с Освальдом Шпенглером — сплошной закат Европы.
Звучит песня Сольвейг…
Все? Нет. Пожалуй, следует вспомнить, как Сольвейг вдохновляла Александра Блока, и он написал несколько стихотворений на тему Ибсена. В стихотворении «Сольвейг» взял в качестве эпиграфа ремарку из «Пер Гюнта»: «Сольвейг прибегает на лыжах». В стихотворении образ девушки хотя и прибежавшей на лыжах, но принесшей с собою дыхание весны: «Сольвейг! Песня зеленой весны!» Такова концовка блоковского стихотворения.
В декабре 1906 года Блок вновь обращается к ибсеновской девушке:
Сольвейг! О, Сольвейг! О, Солнечный Путь!
Дай мне вздохнуть, освежить мою грудь!..
…Дай отдохнуть на уступе скалы!
Дай расколоть это зеркало мглы!
Чтобы лохматые тролли, визжа,
Вниз сорвались, как потоки дождя,
Чтоб над омытой душой в вышине
День золотой был всерадостен мне!
Словом, сплошные просьбы: «дай вздохнуть», «дай отдохнуть»… у Владимира Маяковского в «Облаке в штанах» просьба прямая и грубая: «Мария — дай!», мол, надоела, навязла «черствая булка вчерашней ласки». Ни Блок, ни Ибсен до этого примитива не доходили. Они требовали нечто иное, возвышенное и недосягаемое. И, может быть, именно поэтому драмы Ибсена не устаревают. Конечно, это не шекспировские кровавые хроники, но хроники психологические, христианские, как отметил Юрский: «Все пьесы Ибсена — пьесы без бога. Он сразу стал отступником веры. Это и есть „новая драма“. Это и есть жизненная драма самого Ибсена».
Всё так серьезно в конечном счете, что хочется чуть пошутить:
Ибсен — человек из гипса?
Нет! Он — мрамор.
И в этом — драма.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.