Вейланд, Ленард и антирелятивисты

Как пишет Амос Элон в своей книге “Как всего этого жаль”, в Германии того времени бурное развитие искусства и новых идей во многом определялось евреями – покровителями и первопроходцами в разных сферах деятельности. Особенно четко это прослеживается на примере науки. Как указывал Зигмунд Фрейд, в какой-то степени своим успехом еврейские ученые обязаны “креативному скептицизму”, обусловленному их внутренним ощущением себя чужаками⁸. Евреи – сторонники ассимиляции недооценивали степень озлобленности многих немцев, которых они считали своими соотечественниками. А те, по существу, видели в них посторонних, или, по словам Эйнштейна, “другое племя”.

Первое публичное столкновение Эйнштейна с антисемитизмом произошло летом 1920 года. Некто Пауль Вейланд, инженер по образованию, немецкий националист с дурной репутацией, имевший политические амбиции, возомнил себя полемистом. Он был активным членом ультраправой националистической партии, в официальной программе которой, появившейся в 1920 году, утверждалось, что ее главная цель – “уменьшить доминирующее влияние евреев в правительстве и в обществе”⁹.

Вейланд понял, что Эйнштейн, хорошо разрекламированный еврей, должен возбуждать чувство обиды и зависть, а его теорию относительности легко превратить в мишень для нападок. Многие, включая даже некоторых ученых, были обескуражены: им казалось, что эта теория подрывает основы мироздания и построена на абстрактных гипотезах, а не на прочной экспериментальной основе. В статьях, публиковавшихся Вейландом, теория относительности преподносилась как “величайший обман”. Из разномастной публики он создал организацию (финансировавшуюся на удивление хорошо), помпезно названную Сообществом немецких естествоиспытателей за сохранение чистоты науки.

К Вейланду присоединился и физик-экспериментатор Эрнст Герке. Особой известностью Герке не отличался, но много лет он скорее страстно, чем осмысленно критиковал теорию относительности. Эта группа провела несколько агрессивных атак на самого Эйнштейна и объявила релятивистскую механику еврейской теорией по своей природе. Затем они провели несколько собраний по всей Германии и, в частности, устроили 24 августа большой съезд в зале Берлинской филармонии.

Первым выступил Вейланд. Высокопарно разглагольствуя, он обвинил Эйнштейна в корыстном использовании своей теории и своего имени. Хотел Эйнштейн того или нет, склонность к публичности, как и предупреждали его проповедовавшие ассимиляцию друзья, была использована против него. Вейланд заявил, что теория относительности – обман, а Эйнштейн вдобавок ко всему плагиатор. Читавший по бумажке Герке сказал практически то же самое, приукрасив свое выступление большим числом научных терминов. Как сообщалось в The New York Times, собрание носило ярко выраженный антисемитский характер¹⁰.

В середине выступления Герке по залу прошел шепоток: “Эйнштейн, Эйнштейн”. Он пришел посмотреть на этот цирк и, хотя не собирался ни привлекать внимание к своей персоне, ни вступать в дебаты, не смог удержаться от смеха. Как заметил приятель Эйнштейна Филипп Франк, он всегда рассматривал события окружающего мира как зритель в театре. Сидя среди публики вместе со своим другом-химиком Вальтером Нернстом, он временами громко хмыкал, а в конце заявил, что все это мероприятие было невероятно забавным¹¹.

Но на самом деле весело ему не было. Какое-то время Эйнштейн даже подумывал уехать из Берлина¹². В раздражении он сделал тактическую ошибку – написал длинный гневный ответ, опубликованный тремя днями позже на первой странице либеральной ежедневной газеты Berliner Tageblatt, которая принадлежала его еврейским друзьям. Я абсолютно уверен, что эти два докладчика не заслуживают моего ответа, писал он, но, не ограничившись этим, продолжил. Выступления Герке и Вейланда явно антисемитскими не были, и евреев они открыто не критиковали. Но Эйнштейн утверждал, что его работа не подвергалась бы нападкам, будь он немцким националистом, со свастикой или без нее, а не евреем¹³.

Основное место в статье Эйнштейна было отдано опровержению Герке и Вейланда. Однако в ней были нападки и на более значимую фигуру – известного физика Филиппа Ленарда, который на этом собрании не присутствовал, но антирелятивистскую истерию поддерживал.

Ленард, лауреат Нобелевской премии за 1905 год, был первым экспериментатором, описавшим основные закономерности фотоэлектрического эффекта. Когда-то Эйнштейн им восхищался. “Я только что прочел прекрасную статью Ленарда, – спешил сообщить он Милеве Марич еще в 1901 году. – Она привела меня в такой восторг и доставила такую радость, что я непременно должен поделиться ею с тобой”. После публикации в 1905 году первой из основополагающих работ Эйнштейна о квантах света ученые обменялись комплиментарными письмами¹⁴.

Но Ленард был ярым немецким националистом, и он все больше становился нетерпим к англичанам и евреям. Он пренебрежительно относился к растущей известности теории относительности Эйнштейна и открыто выступал против абсурдных, как ему казалось, положений этой теории. Он разрешил использовать свое имя в брошюре, которую распространяли на собрании, устроенном Вейландом, и как нобелевский лауреат вел подковерную борьбу против присуждения этой премии Эйнштейну.

Поскольку Ленард воздержался от появления на сборище в Берлинской филармонии, а тон его публикации с критикой теории относительности был вполне академическим, Эйнштейну не стоило набрасываться на него в газетной статье. Но он это сделал. “Я восхищаюсь Ленардом как превосходным экспериментатором, но до сих пор он не сделал ничего выдающегося в теоретической физике, а его возражения против общей теории относительности столь поверхностны, что я даже не считал нужным отвечать на них, – написал Эйнштейн. – Теперь я намерен исправить это упущение”¹⁵.

Публично друзья Эйнштейна поддержали его. Несколько человек, среди которых были фон Лауэ и Нернст, опубликовали письмо, где утверждали, хотя и не совсем чистосердечно, что “те, кому посчастливилось достаточно близко знать Эйнштейна, могут с уверенностью сказать: трудно найти человека, которому… столь же ненавистна всякая публичность”¹⁶.

Однако на самом деле они пришли в смятение. Эйнштейна спровоцировали на публичное проявление раздражения в адрес тех, кого было принято считать недостойными ответа, и, таким образом, именно это послужило причинное еще более скандальной известности. Жена Макса Борна Гедвига, позволявшая себе свободно ругать Эйнштейна за его отношение к семье, теперь выговаривала ему: “ [Вы не должны были] позволить втянуть себя в эту неприглядную историю с написанием ответа”. Надо было проявить большее уважение, говорила она, к “уединенному храму науки”¹⁷.

Пауль Эренфест был еще более резок. “Ни моя жена, ни я никак не можем поверить, что вы сами написали некоторые фразы этой статьи, – горячился он. – Если вы действительно написали их своей собственной рукой, значит, этим грязным свиньям удалось наконец затронуть вашу душу. Я заклинаю вас всем, чем могу: не тратьте больше ни слова на это прожорливое чудовище, публику”¹⁸.

Эйнштейн был несколько смущен. “Не судите меня слишком строго, – ответил он Борнам. – Время от времени каждый должен приносить жертву на алтарь глупости, чтобы задобрить и Бога, и род людской. Это в полной мере мне удалось сделать своей статьей”¹⁹. Но он не извинился за то, что пренебрег правилом избегать публичности. “Мне необходимо было это сделать, если я хочу остаться в Берлине, где каждый ребенок узнает меня по фотографиям, – сказал он Эренфесту. – Если ты сам веришь в демократию, то и публике надо предоставить такое право”²⁰.

Неудивительно, что Ленард был возмущен статьей Эйнштейна. Он настаивал на извинении, поскольку даже не принимал участия в антирелятивистском собрании. Арнольд Зоммерфельд, возглавлявший Немецкое физическое общество, хотел выступить посредником и уговаривал Эйнштейна “написать несколько примирительных слов Ленарду”²¹. Но это ему не удалось. Эйнштейн отступать отказался, а Ленард еще на шаг приблизился к кромке, отделявшей его от откровенного антисемитизма. Позднее он стал нацистом.

(У этого события имелся странный заключительный аккорд. Согласно документам из рассекреченного в 1953 году досье ФБР на Эйнштейна в отделении ФБР в Майами появился хорошо одетый немец. Он заявил дежурному офицеру, что согласно его информации Эйнштейн в опубликованной в 1920 году статье в Berliner Tageblatt признался, что является коммунистом. Этим услужливым информатором был не кто иной, как Пауль Вейланд, добравшийся до Майами и пытавшийся эмигрировать в Соединенные Штаты. До этого много лет этот отъявленный мошенник и жулик скитался по всему миру. Глава ФБР Джон Эдгар Гувер стремился доказать, что Эйнштейн был коммунистом, но безуспешно, и дело пришлось закрыть. Через три месяца в Бюро наконец отыскали и перевели статью. В ней ничто не указывало на то, что Эйнштейн был коммунистом, но Вейланд тем не менее получил американское гражданство.)²²

Публичный обмен любезностями, ставший следствием антирелятивистского собрания, подогрел интерес к предстоящему годичному собранию немецких ученых, которое должно было состояться в конце сентября на бальнеологическом курорте Бад-Наухайм. Эйнштейн и Ленард планировали на нем присутствовать, и в конце ответа газете Эйнштейн предложил именно там публично обсудить теорию относительности. “Каждый, кто осмелится предстать перед лицом научного собрания, может высказать здесь свои возражения”, – заявил он, бросая перчатку Ленарду.

На время недельного собрания в Бад-Наухайме Эйнштейн остановился у Макса Борна, жившего во Франкфурте в 20 милях от курортного городка, куда они каждый день ездили на поезде. Решающий поединок, в котором, как предполагалось, примут участие и Эйнштейн, и Ленард, состоялся во второй половине дня 23 сентября. Эйнштейн забыл взять что-нибудь, чем можно было бы писать, поэтому он одолжил карандаш у своего соседа и приготовился делать заметки во время выступления Ленарда.

Председательствующим был Планк, и только благодаря его авторитету и увещеваниям персональных нападок удалось избежать. Возражения Ленарда, касающиеся теории относительности, были во многом сходны с теми, которые высказывали другие люди, не занимающиеся теорией. Она строится скорее на уравнениях, а не на наблюдениях, сказал Ленард, и “с точки зрения любого ученого грешит против здравого смысла”. Эйнштейн ответил, что со временем меняется “кажущееся очевидным”. И это справедливо даже для механики Галилея.

Это был первый раз, когда Эйнштейн и Ленард встретились лично, но они не пожали друг другу руки и не разговаривали. И хотя в официальном протоколе собрания это никак не было отмечено, похоже, в какой-то момент Эйнштейн потерял самообладание. “Эйнштейна вывели из себя и вынудили ответить язвительно”, – вспоминал Борн. А через несколько недель в письме Борну Эйнштейн уверял, что он “никогда больше не позволит себе опять так волноваться, как в Наухайме”²³.

Наконец усталому Планку удалось закончить заседание шуткой, без кровопролития. “Поскольку теория относительности, к сожалению, не позволяет нам продлить абсолютное время настолько, чтобы его хватило на это заседание, – сказал он, – я вынужден его закрыть”. На следующий день газеты вышли без броских заголовков, а антирелятивистское движение на какое-то время ушло в тень²⁴.

Что касается Ленарда, он дистанцировался от исходной, достаточно странной группы антирелятивистов. “К сожалению, Вейланд оказался проходимцем”, – сказал он позднее. Но антипатию к Эйнштейну Ленард не преодолел. После собрания в Бад-Наухайме его атаки на Эйнштейна и “жидовскую науку” становились все более резкими и антисемитскими. Он стал поборником создания Deutsche Physik – “немецкой физики”, очищенной от еврейского влияния, примером которого для него была теория относительности Эйнштейна с ее абстрактным, теоретическим, неэкспериментальным подходом и духом (по крайней мере для него) релятивизма, отрицающего абсолют, порядок и достоверность.

Через несколько месяцев, в начале января 1921 года, эту тему подхватил неприметный мюнхенский партийный функционер. “Наука, являющаяся нашей национальной гордостью, в настоящий момент направляется иудеями”, – написал Адольф Гитлер в пылу газетной полемики²⁵. Отголоски этой полемики пересекли Атлантику. В апреле того же года в еженедельнике Dearborn Independent, принадлежавшем известному антисемиту автомобильному магнату Генри Форду, вышла статья, кричащий заголовок которой занимал почти всю первую страницу. “Эйнштейн – плагиатор?” – с осуждением вопрошала газета²⁶.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.