Мне наплевать на бронзы многопудье

Мне наплевать на бронзы многопудье

Во Владивостоке нам с Поповским очень понравилось. Красивый город, живописные окрестности, бухта Золотой рог. Мы общались с местной интеллигенцией и ученым миром. Ездили на прокатном «Москвиче», купались в Амурском заливе, ловили морских звезд и ежей. Я начал писать повесть о двух товарищах. Командировка у нас была на десять дней, а мы там пробыли вдвое дольше, вместо десяти дней — двадцать.

Наконец вернулись в Хабаровск. Не успели ввалиться в гостиницу, прибежал из редакции посыльный:

— Полковник Грушецкий приказал вам немедленно явиться в редакцию.

— Передай полковнику Грушецкому, — сказал я важно, — что мы устали. А завтра… ну, часов так, примерно в одиннадцать… Как, к одиннадцати мы успеем отдохнуть с дороги? — спросил я Поповского.

Поповский выразил надежду, что успеем.

— Значит, — сказал я посыльному, — в одиннадцать или чуть позже мы будем.

На другой день явились к Грушецкому приблизительно как обещали. На лице полковника — ослепительная улыбка, и обращена она лично ко мне.

— Товарищ Войнович, я должен вам заметить, что вам была выписана командировка на десять суток, а вы вернулись через двадцать. По определенному воинскими уставами положению самовольная отлучка свыше двух часов считается дезертирством, и как ваш начальник я обязан применить к вам принятые в армии меры воздействия.

Я продолжаю валять дурака:

— Премного благодарен, товарищ полковник. Я прибыл сюда собирать материалы о службе наших советских воинов, об их боевых буднях, но, к сожалению, я еще здесь не видел, как наши воины проводят время на гауптвахте.

Полковник Грушецкий улыбается. Подполковник Шапа начинает странно дергаться. Полковник решил смягчить тон:

— Товарищ Войнович, у нас сегодня в пять часов будет занятие по гражданской обороне. Надеюсь, это вам интересно?

— Совершенно не интересно, товарищ полковник.

— Но вам все же придется на него прийти.

— Не думаю, товарищ полковник. У меня как раз на пять часов назначена очень важная встреча.

Вдруг подает голос подполковник Шапа:

— Товарищ полковник, разрешите мне поговорить с рядовым Войновичем?

— Разрешаю, — поощрительно улыбается полковник.

В коридоре Шапа зажал меня в угол.

— Слушай, ты что делаешь? Как ты с ним разговариваешь? Ты представляешь себе, что такое полковник? Это почти генерал. Он папаху носит. А ты рядовой. Ты должен стоять перед ним по стойке «смирно». Ты должен отвечать: «Слушаюсь!», «Так точно!», «Никак нет!».

Он меня рассердил.

— Ну вот что, Шапа, — сказал я ему. — Я служил в армии достаточно долго и очень хорошо знаю, как полагается разговаривать подчиненному с начальником. Я этого не делаю не потому, что не понимаю, а потому, что не хочу. Ты подполковник, хочешь быть полковником и носить папаху. Вот ты и говори: «Слушаюсь!», «Так точно!», «Никак нет!», а мне нормальный человеческий язык дороже всех ваших папах и лампасов.

Вернувшись к Грушецкому, я сделал ему дельное предложение:

— Товарищ полковник, мне осталось тут у вас болтаться несколько дней. Кажется, я вам надоел. Так, может, вы меня лучше отпустите, и я сразу уеду?

Полковник выслушал меня с улыбкой и с улыбкой ответил «нет».

— Нет, товарищ Войнович, вам придется с нами побыть до конца. Кроме всего, вам надо зайти в политуправление. Там пришел отзыв на ваши выступления. Отрицательный отзыв, — уточнил он таким тоном, словно доносил до меня радостную весть.

Я спросил, от кого отзыв. Оказалось, от того замполита, который проявил знакомство с моими стихами.

— Вот проходимец, — заметил я.

— Почему же, товарищ Войнович, он проходимец? Если ему не понравилось ваше выступление…

— В томто и дело, что понравилось. Вот смотрите, — я выложил на стол пачку отзывов и среди них последний, от того самого замполита. — Здесь он пишет: «Лекция прошла успешно и способствовала воспитанию в наших воинах чувства патриотизма и верности воинскому долгу». Двурушник этот ваш замполит. Таких людей, мне кажется, надо гнать из армии за беспринципность.

— Ну, допустим, — согласился полковник, — этот офицер не сразу понял вас. Но отзыв есть отзыв, и на него надо реагировать.

— Да какая там может быть реакция! Мне на такие отзывы, товарищ полковник, простонапросто наплевать.

Не знаю, почему это мое высказывание показалось ему ужаснее других, но он вдруг побледнел, и улыбка впервые за время нашего знакомства сползла с лица.

— Товарищ Войнович, — забормотал он, необычайно волнуясь. — Товарищ Войнович, что это вы говорите? Что значит наплевать? Ведь наплевать это… это… я не знаю… это даже не писательский лексикон.

— Ну почему же, — возразил я, — почему же не писательский? Очень даже, товарищ полковник, писательский. Помните у Маяковского? — И я с выражением продекламировал: — «Мне наплевать на бронзы многопудье, мне наплевать на мраморную слизь…»

Через несколько дней мой срок все-таки кончился, я пришел в редакцию подписать какието бумаги, и тут мне сказали, что Грушецкий просит меня зайти к нему. Ожидая очередного нападения, я зашел. Полковник встретил меня с улыбкой и стоя. Я удивился и спросил, что ему от меня нужно.

— Ничего. Только хотел с вами проститься.

Я пожал протянутую руку и направился к выходу.

— Товарищ Войнович! — окликнул он. Я остановился. — Товарищ Войнович, есть еще одно дело.

Я насторожился. Что еще он придумал?

— Товарищ Войнович, — сказал он смущенно, — коллектив нашей редакции хочет с вами сфотографироваться. Вы не будете возражать?

Честно говоря, я был тронут и потрясен. Фотографировались на крыльце — весь коллектив редакции и мы с полковником Грушецким посередине. К сожалению, эту фотографию мне никто не прислал.

Под самый конец Грушецкий лично вручил мне запечатанный сургучной печатью конверт.

— Это вам следует передать военкому по месту вашего жительства, — сказал он.

Я подумал, что, наверное, там написано про меня чтонибудь нехорошее. Зайдя за ближайший угол, сломал печать и вскрыл конверт. На лежавшей внутри бумаге было написано, что рядовой такойто успешно прошел военную переподготовку при газете «Суворовский натиск», во время переподготовки строго соблюдал воинскую дисциплину, неукоснительно выполнял требования уставов и приказы командования. Политически выдержан, морально устойчив. Заслуживает присвоения воинского звания младший лейтенант.

Отзыв был очень лестный. Пожалуй, никогда еще в моей жизни мои армейские начальники не отзывались обо мне так хорошо. Мне даже захотелось отвезти это в Москву и отдать по назначению. Но я не мог этого сделать, потому что возник бы вопрос, как я посмел сломать печать. Поэтому этот замечательный отзыв я адресату не доставил и для себя не сохранил — и остался навсегда рядовым.

Этим можно было бы завершить описание моей кратковременной службы на Дальнем Востоке, но рассказанная история, кажется, требует отдельного эпилога.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.