Глава вторая В поисках дуче

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава вторая

В поисках дуче

Гадалки и Абвер — Непьющий Варгер притворяется пьяницей — Я ныряю вместе с «Хейнкелем»: три ребра сломано — Муссолини на острове Мадцалена — Верховное главнокомандование вермахта приказывает нам искать его «на острове вблизи Эльбы» — Мне удается убедить Гитлера — «Скорцени, если вам не повезет, я вынужден буду от вас отказаться» — Четыре потерянных дня: дуче нет на Маддалене — Информация подтверждается: дуче находится в Гран-Сассо — Решение об операции. Штаб генерала Штудента предусматривает 80 процентов технических потерь — Беспорядок в итальянских вооруженных силах — Черчилль и Рузвельт призывают к восстанию, которого нам удалось избежать благодаря мудрости фельдмаршала Кессельринга — Неприятный инцидент — По приказу генерала Штудента я объясняю майору Морзу план и цель операции — Хауптштурмфюрер Мандель переправляет в Мюнхен донну Ракелу, Анну-Марию и Романо Муссолини — План — Кошмар генерала Солети — Штудент: «Я верю, что каждый из вас выполнит свой долг» — Бомбардировка и старт в час «X».

Говорят, чтобы уметь управлять, необходимо уметь предвидеть. Или угадывать. Рейхсфюрер СС Гиммлер верил в предсказания, и я могу заверить, что Адольф Гитлер верил в них также. Я читал, что ясновидящая мадам Фрей тайно давала советы президенту Пуэнкару, славная мадам де Теб помогала Эдуарду Даладье, а Уинстон Черчилль очень ценил беженца из Венгрии, «мага» Людвига фон Воля. Не исключено, что Воль слышал в звучании астральных тел сталинский акцент.

Гиммлер расспрашивал гадалок и астрологов о месте, где находится в заключении Муссолини. Мне неизвестно, какие гадалки состояли на службе у рейхсфюрера. Однако мне точно известно, что в Италии нам не помогла ни кофейная гуща, ни таро (гадальные карты), ни хрустальные шары.

Я не помню точно, 10 или 11 августа мы узнали, что Муссолини был увезен с Понца на военном корабле в неизвестном направлении. Генерал Штудент передал мне тогда телеграмму из Верховного главнокомандования вермахта с указанием, что дуче находится в порту Лa Специя на крейсере «Италия». Гиммлер в телеграмме торопил нас, чтобы мы как можно быстрее освободили Муссолини. Однако атака на крейсер без помощи хотя бы некоторых членов экипажа представлялась мне невозможной. В скором времени оказалось, что данные, поступившие от ОКВ и Гиммлера, были ложными. Сработал Канарис, астролог или они оба?

Карл Радл написал: «Примерно 15 августа к нам поступила подтвержденная информация, позволившая обнаружить интересный след в северной части острова Сардиния. Нам стало известно, что некоторые члены фашистской милиции содержатся на острове ди Порцо, а на соседнем острове Капрере возводится концентрационный лагерь. Достоверный источник нам сообщил, что в последнее время был усилен гарнизон находящегося вблизи северо-восточной окраины Сардинии маленького островка Санта-Маддалена. Нашим информатором был командор-лейтенант Хунаус, немецкий связной офицер при итальянском командовании порта Санта-Маддалена.

Мы обсудили эту проблему с генералом Штудентом. Определились следующим образом: хауптштурмфюрер Скорцени отправится на место, чтобы сориентироваться в ситуации, сопровождать его будет унтерштурмфюрер Варгер, единственный из офицеров, кто отлично говорил по-итальянски. Отто Скорцени решил, что Варгер посетит бары на Санта-Мадцалене и сыграет роль пьяницы. К несчастью, Варгер оказался единственным непьющим среди добровольцев из Фриденталя. Мы вдвоем со Скорцени учили Варгера пить. В дело пошло большое количество «Асти Спуманте», «Граппы», «Чианти». Чтобы ободрить его, мы немного ему помогали. Вначале Варгер держался удивительно стойко под воздействием различных алкогольных напитков. Однако долг прежде всего, поэтому Варгер отлично сыграл роль подвыпившего матроса».

18 августа мы вылетели вдвоем с Варгером на борту «Хейнкеля-111» с расположенного вблизи Рима Чиамлино на сардинский аэродром Виено-Фиорита. Хунаус встретил нас там на автомобиле, и мы быстро проехали 80 километров горной дороги, ведущей в лежащий на севере город Палау. Встреченный нами по дороге немецкий командир двух батальонов зенитной артиллерии сообщил мне, что больного дуче отвезли в больницу при монастыре Санта-Мария, в небольшой придорожной деревеньке, через которую мы недавно проехали. Мне показалось странным, что в окрестностях не встретилось ни одного карабинера. Хунаус что-то слышал о вилле «Вебер» или «Веббер», расположенной сразу же за городом Санта-Маддалена. В течение нескольких дней белый гидроплан Красного Креста находился на якоре в небольшом заливе рядом с виллой. Вначале я не посвящал Хунауса в цель нашей миссии, но получил его согласие взять с собой переодетого в матроса Варгера, считавшегося переводчиком.

После возвращения в Виено-Фиорита я попросил пилота пролететь над Маддаленой. Мне хотелось с высоты 4000 метров увидеть весь остров, а также сардинский берег и сделать снимки. Сидя в передней башенке при бортовой пушке я закончил обозрение, когда услышал голос заднего стрелка: «Внимание! Два английских истребителя сзади!» С пальцем на гашетке пушки я ожидал атаки. В этот момент заглох левый двигатель, и самолет наклонился вперед… Мы со всей силой ударились о воду. Я на момент потерял сознание, однако быстро пришел в себя и начал нырять в поисках фотоаппарата и папки, в то время пока первый и второй пилот спускали на воду спасательную лодку. Прежде чем «Хейнкель» погрузился в воду, нам удалось спасти еще двоих членов экипажа. Мы укрылись на прибрежной скале, откуда нас забрал через несколько часов вспомогательный крейсер итальянской противовоздушной обороны. У меня было повреждено правое плечо и сломаны три ребра. Командир крейсера вел себя безупречно, но я лишь в 23.00 достиг Корсики, а именно города Бонифочо, занятого тогда итальянцами. Много времени заняла дорога до находящегося в северной части острова города Бастня, где я беседовал с командиром бригады войск СС.

«Хейнкель» не был сбит английскими истребителями. Он пал жертвой итальянского бензина, которым пилот заправился в Виена-Фиорита вопреки моему совету не делать этого. Сделанный через несколько дней анализ показал 30-процентное содержание воды!

Во Фраскати ждал Радл. Не имея от меня известий, он направился вечером 18 августа в штаб генерала Штудента, где какой-то полковник спросил его:

— Известно ли вам, что Скорцени свалился в воду?

Радл был удивлен. Почему сразу же не сообщили ему?

Полковник пожал плечами, но Радл был настойчив:

— Как это он свалился в воду? Вы хотите сказать, что «Хе-111» свалился в море? Но где? Когда? Остались ли живы Скорцени и экипаж?

Офицер не знал. Вероятность того, что я выживу, он посчитал слишком малой, так как из сотни «Хе-111», упавших в море, удалось спасти только один экипаж. Радл сразу же начал добиваться приема у генерала Штудента. Однако последнему тоже не были известны детали.

— А если Верховное главнокомандование вермахта отдаст приказ начать выполнение операции «Аларих»?

— В таком случае, — ответил генерал, — необходимо, чтобы все начало действовать безупречно.

Только 20 августа Радлу стало известно, что мы уцелели. На следующий день я вернулся во Фраскати. Капплер сообщил мне, что Эдда Чиано, вернувшаяся недавно из Германии, написала отцу письмо, адресованное на Маддалену. Согласовав свои действия с генералом Штудентом и военно-морским флотом, командором Герхардом фон Кампцом и командором-лейтенантом Максом Шульцем, командовавшим катерами на Средиземном море, мы в принципе приняли решение о начале операции. И тут поступило сообщение от Варгера, который остался на месте для наблюдения за виллой «Вебер». Варгер видел Муссолини!

23 августа я вылетел с Радлом на другом «Хе-111» из Пратика ди Маре в Виено-Фиорита, откуда мы быстро достигли острова Мадцалена. Варгер побился о заклад с одним садовником, что Муссолини нет в живых. Желая выиграть заклад, торговец овощами показал ему, правда с большого расстояния, дуче на террасе виллы. Мы на свой риск раскрыли Хунаусу наш секрет. После возвращения во Фраскати, согласования со Штудентом и военно-морским флотом, мы начали готовить операцию. Тогда из ОКВ пришло следующее сообщение: «Согласно информации Абвера, Муссолини содержится в заключении на небольшом островке вблизи Эльбы. Хауптштурмфюрер Скорцени должен немедленно подготовить воздушно-десантную операцию. О готовности сообщить в ОКВ, которое определит дату акции».

Получив эту телеграмму, я попросил разрешения у генерала Штудента, вызванного в ставку, сопровождать его туда. У меня было намерение лично, если это возможно, объяснить фюреру, что дуче, без сомнения, находится на Маддалене.

В «Волчьем логове» я оказался в том же самом зале, где несколько недель ранее Гитлер отдал мне приказ найти его итальянского друга. На этот раз у стола находились высокопоставленные сановники Третьего рейха. Справа от Гитлера располагались фельдмаршал Кейтель и генерал-полковник Иодль, слева — министр иностранных дел фон Риббентроп, Гиммлер, Штудент, а далее адмирал Дёниц и маршал Геринг. Я занял место между ним и генералом Йодлем. Генерал Штудент сразу же предоставил мне слово.

Признаюсь, вначале я волновался. Однако, зная очень хорошо все дело, я объяснил как можно доходчивее, почему мы пришли к выводу, что дуче находится на Санта-Маддалене, в вилле «Вебер». Мне пришлось рассказать о нашем непьющем Варгере. Геринг и Дёниц улыбнулись, взгляд Гиммлера оставался холодным из-за очков; во взгляде Гитлера я заметил улыбку. Он встал, пожал мне руку и сказал: «Я вам верю, Скорцени! Операция вблизи Эльбы будет отменена. Мы присмотримся к вашему плану насчет Маддалены».

Я посмотрел на часы: моя речь длилась уже полчаса. Я объяснил план, суть которого проиллюстрировал несколькими эскизами. Гитлер, Геринг и Йодль прерывали меня вопросами. Тогда я понял, что выиграл.

В плане, подготовленном Радлом и представителями военно-морского флота, предусматривалась атака на рассвете и полный захват врасплох охраны как гарантия успеха. Накануне акции флотилия торпедных катеров, каждый вооруженный двумя торпедами и пушками калибром 20 мм, под предлогом визита вежливости становится на якорь в порту Санта-Маддалена и остается там также на следующий день, а в залив входят наши тральщики из расположенной напротив острова базы в городе Палау. На палубах тральщиков находится мое подразделение и рота солдат войск СС из «Бригады Корсика», которую подчинили мне. Под прикрытием торпедных катеров мы высадимся сомкнутым строем. Однако необходимо как можно дольше сохранять видимость визита или маневров, так как нам нужно без кровопролития приблизиться к вилле «Вебер». Позже решено было действовать по обстоятельствам, так как виллу охраняли днем и ночью 150 карабинеров и полицейских.

Мне необходимы были торпедные катера командора-лейтенанта Макса Шульца, а также несколько тральщиков и рота войск СС с Корсики. Батареи зенитной артиллерии с Корсики и Сардинии должны были обеспечить нашу защиту от авиации; я опасался только запоздалой реакции итальянских батарей. Телефонные кабели, соединяющие виллу с казармами «Реджиа Марина», где находились 200 курсантов, мы должны были, конечно же, перерезать. Специальная группа получила приказ обезвредить два итальянских торпедных катера, обеспечивающих безопасность полета гидроплана Красного Креста.

Фюрер одобрил этот проект. Адмирал Дёниц должен был отдать соответствующие приказы частям военно-морского флота; мне поручили руководство операцией.

Гитлер отозвал меня в сторону: «Еще пару слов, хауптштурмфюрер Скорцени. Возможно, что когда я отдам приказ о начале операции, новое итальянское правительство, по крайней мере формально, все еще будет считаться нашим союзником. В случае, если атака провалится или Муссолини не окажется на Маддалене, я вынужден буду перед общественным мнением дезавуировать ваше предприятие. Это будет означать, что вы действовали по собственной инициативе и без уведомления начальства, поэтому вы будете наказаны за несоблюдение субординации и опрометчивый поступок. Я думаю, вы понимаете, почему в случае неудачи мне придется, наперекор себе, вас обвинить?»

Я это понимал. Ответив на несколько вопросов Дёница и приведя в хорошее настроение Геринга утверждением, что «Хейнкель-111» «может быть использован в качестве подводной лодки», я хотел попросить разрешения уйти, но в этот момент ко мне подошел Гитлер. Он пожал мне руку и посмотрел в глаза: «Вам повезет, Скорцени, — сказал он. — Я уверен в этом».

Мне не пришлось попытать счастья в конце августа на Санта-Маддалене и провести эту операцию, так как стало известно, что Муссолини был увезен ранним утром на гидроплане Красного Креста.

Я уже писал, что после нашего возвращения в Рим 29 августа, мы познакомились с содержанием ноты протеста, врученной министром Гуарильо фон Макензену, касающейся немецкой подготовки осуществления государственного переворота 28 августа. Это была дата возможного освобождения дуче, но не день операции «Аларих», дата которой никогда не была определена.

Рапорт Канариса о «непоколебимой верности монархического правительства «оси»» рассмешил нас. Когда нам стало известно, что дуче увезен с Понца, в телеграмме, пришедшей от Верховного главнокомандования вермахта, содержалась подсказка, что он может находиться в Ла Специя на крейсере «Италия». Это не соответствовало действительности. Обнаруженный нами след вел к небольшому острову Санта-Маддалена. Тогда ОКВ сообщило, что Муссолини находится вблизи Эльбы. Это также было неправдой. Мы потеряли несколько важных дней. Мне удалось убедить Гитлера, что дуче находится на Санта-Маддалене, но по удивительному стечению обстоятельств он был увезен оттуда накануне операции, дата которой была известна только очень узкому кругу лиц. Откуда просочилась информация?

Благодаря Капплеру мы узнали, что руководитель итальянской разведки и друг адмирала Канариса генерал Цезарь Аме уже давно известен как антифашист. Нам также сообщили, что руководитель разведки королевского военно-морского флота, адмирал Франко Моджери, сопровождавший Муссолини на корвете «Персефона» по дороге из Гаеты на Понца, был другом как Аме, так и Канариса. За оказанные «услуги» Моджери после войны был награжден американским орденом.

Нам бросалось в глаза, что окружение генерала Штудента тоже было не из лучших. Мы с Радлом установили, что в штабе элитарного корпуса хватало пораженцев. После нашего прибытия во Фраскати один майор спросил с иронией, известно ли нам, что война уже проиграна. После неудачи на Маддалене мы неоднократно замечали, что никто не проявлял даже минимума доброй воли, чтобы помочь нам. Казалось, что нас считали сумасшедшими, которые упорно стремились к химерической цели. Мы сказали об этом генералу Штуденту. К нашему великому изумлению, он отдавал себе отчет о состоянии боевого духа некоторых своих сотрудников. Но, тем не менее, как он сказал, без них нельзя обойтись.

— Для обучения стрелка-парашютиста, — объяснял он, — необходима специальная техническая тренировка. Не так легко стать офицером нашего рода войск, а те, о которых вы говорите (я их знаю лучше вас), прыгали над Нарвиком, Эбен-Эмелем, Роттердамом и над островом Крит. Я уверен, что они по-прежнему выполняют свои обязанности.

Тогда Радл, который мог говорить без обиняков, повысил голос:

— Позвольте мне заметить, господин генерал, что офицер не может участвовать в войне, которую считает проигранной. Такой образ мышления мы не понимаем и никогда не поймем.

Я сделал все, что мог, чтобы перевести разговор на другую тему. Мне нужно было сопровождать Штудента до Вигно дель Валле, расположенного к северу от Рима, у озера Брачиано. Случайно я обнаружил там следы гидроплана Красного Креста, прибывшего 27 августа с Маддалены.

После отклонения ложных следов, ведущих к больнице, Перуджи и к Трезименскому озеру, достоверные данные доказывали, что дуче снят с гидроплана в Вигно дель Валле и перевезен в санитарной повозке в массив Гран-Сассо.

Радиограмма некого генерала Куели, генерального инспектора полиции, перехваченная службой Капплера (текст ее гласил: «Подготовка к обеспечению безопасности Гран-Сассо закончена»), окончательно убедила нас, что след, ведущий от озера Брачиано к Гран-Сассо, являлся верным. Куели командовал силами армейской полиции (карабинерами), охранявшими Муссолини в гостинице — туристической лыжной базе «Л’Альберто Кампо Императоре», расположенной на высоте 2212 метров. Попасть туда можно было только по канатной дороге. Нам требовалось провести аэросъемку.

Генерал Штудент приказал своему офицеру, занимающемуся разведывательными полетами (1с), капитану Лангуту, использовать разведывательный самолет с двумя автоматическими камерами на борту. Однако самолет «Хе-111» находился во Франции, в Нанси, и мог приземлиться в Риме только 8 сентября.

Пилоту было известно только то, что мы хотели пролететь над Римини, Анконе и Пескарой и вернуться по той же трассе, которая вела над Абруцци (2900 метров над уровнем моря) и Гран-Сассо до Равенны. Снимки должен был сделать Лангут. Когда мы оказались на борту, он сообщил нам, что автоматические камеры не действуют и у нас нет времени для их починки. Мы удивленно переглянулись с Радлом. Лангут показал нам, как пользоваться тяжелым аппаратом, в котором пленка прокручивалась с помощью рукоятки, он лично не намеревался этого делать.

Во время первого полета я вынужден был сам как-то (хуже или лучше) сделать эти снимки. Самолет летел на высоте 5000 метров со скоростью 370 км/ч, температура за бортом -8 °C. Я был в одной рубашке, мой торс наполовину высовывался из фюзеляжа самолета через посадочный люк в полу задней башенки, а Радл сидел у меня на ногах, чтобы я не вывалился. Чтобы втащить меня на борт, второй пилот должен был помочь Радлу, так как он не мог подняться. На обратном пути Радл занял мое место. Мы завершили путешествие, промерзшие до мозга костей. Полученные фотографии не дали нам необходимой картины, касающейся наклона горной поверхности, на которой мы должны были высадиться вблизи «Кампо Императоре».

Поломка двойной камеры, делающей стереофотографии, оказалась несерьезной. В противном случае генерал Штудент сразу бы заметил, что местность покрыта острыми камнями и по наклону может соперничать с лыжным трамплином. Он, безусловно, запретил бы проведение операции. Тут капитан Лангут оказал нам, конечно же, случайно, услугу.

С вечера 8 сентября мы с Радлом готовили нашу операцию.

Единственной нормальной дорогой, ведущей к гостинице-базе, была канатка, нижняя станция которой находилась в Асерджи. Она имела телефонную связь с гостиницей и охранялась как снизу, так и сверху. Ее можно было остановить или полностью уничтожить на обеих станциях, но в этих условиях захватить ее врасплох невозможно.

Стрелки, карабкающиеся во время атаки по крутым горным склонам, были бы сразу замечены итальянцами. Следовательно, мы не могли достигнуть цели ни по канату, ни по земле. Без сомнения, если бы стража заметила, что мы хотим освободить Муссолини, был бы отдан приказ об его уничтожении. В данном случае Черчилль сказал правду в палате общин в сентябре 1943 года.

Возможность парашютного десанта также ставилась под сомнение. В разреженном воздухе при ветреной погоде полет десантников был бы очень быстрым, а приземление неточным. Нам навязывали использование вертолетов, но центр в Эрфурте не мог их предоставить. Оставался еще один вид воздушного десанта, принимавший во внимание использование транспортных планеров, этот вариант мы сразу же изучили с Радлом, а затем с генералом Штудентом и его штабом — полковником Трепнером, майором Колани и капитаном Лангутом. Они не скрывали своего скептицизма.

Мы предложили высадку на лугу вблизи «Кампо Императоре» на двенадцати транспортных планерах «DFS-230», каждый из которых мог взять на борт девять человек и пилота. Поэтому нам требовалось 108 человек. Однако генерал Штудент и его штаб обратили мое внимание на то, что на высоте более 2000 метров разреженный воздух значительно увеличит опасность посадки планеров. Никто ранее не пытался совершить подобное геройство. Штабные работники говорили о 80 процентах технических потерь. Это означало, что, кроме нас, лишь двадцать солдат смогли бы начать бой с более чем 200 карабинерами, несомненно, имеющими на вооружении пулеметы, автоматическое оружие и гранаты. Генерал Штудент считал, что акция будет необычайно трудной, так как планеры просто могли разбиться. «Посадка под острым углом — самоубийство, — заявил он. — Формально я запрещаю такую посадку».

Карабинеры — это дисциплинированный добровольческий корпус. Нам было известно, что их боевой дух отличался от остальной итальянской армии, тем более, что большинство охранников хотело снискать расположение нового режима. Я был уверен, что если им предоставить время и возможность, они будут сражаться. Следовательно, необходима полная внезапность. Муссолини должен был оказаться в наших руках не более, чем через пять минут.

Однако Гитлер отдал мне приказ, который я намеревался выполнить как можно лучше и быстрее. У меня не было желания дожидаться, пока итальянцы еще раз увезут известного заключенного. Эти «80 процентов технических потерь» показались мне результатом очень пессимистического расчета. Как можно было так точно определить возможные потери, если никогда ранее посадка на транспортных планерах в подобных условиях не совершалась? После долгих дискуссий с начальником штаба и капитаном Лангутом, имевшим прыжки над Эбен-Эмель, я заявил: «Господа, я готов выполнить любой план, если он будет лучше, чем наш».

В конце концов генерал Штудент согласился с предложенной мной операцией, но при условии, что планеры приземлятся на планирующем полете перед базой.

Во время подготовки операции в Риме царило огромное смятение. После вспышки радостных настроений среди жителей, вызванных объявлением вечером 8 сентября сепаратного перемирия, начались враждебные манифестации, паническое бегство и полный развал в армии. В провозглашенном «открытым городом» Риме, из которого сбежало королевское правительство, ежедневно объявлялись воздушные тревоги. Американцы и англичане не жалели бомб для города. К счастью, ни население, ни армия не послушались приказов Бадольо, который до своего побега на рассвете 9 сентября обязал армию «оказывать энергичное сопротивление в случае любой попытки агрессии» со стороны Германии. Радио союзников, а 11 сентября лично Черчилль и Рузвельт призывали итальянский народ к вооруженному восстанию, напоминавшему коммунистический бунт. Однако гражданское население не пошло за несколькими марксистскими лидерами, получившими оружие от генерала Карбони.

Ночью с 7 на 8 сентября по моему приказу добровольцы из Фриденталя (как всегда, в форме стрелков-парашютистов) сформировали небольшое подразделение под командованием двух унтерштурмфюреров Менцла и Швердта. Наше подразделение было усилено в Ариции батальоном стрелков-парашютистов майора Гарольда Морза.

Утром 9 сентября воздушный десант, сброшенный с «Ю-52», чуть не пленил итальянское верховное командование, которое немного ранее оставило прежнюю ставку. Стрелков-парашютистов из дивизии Штудента сначала отрезали, а затем окружили итальянские подразделения. Однако все закончилось хорошо, так как немецкие стрелки оказывали ожесточенное сопротивление. Им предоставили возможность выбраться из этой аферы с воинскими почестями; при оружии они смогли вернуться на базу. Какой был смысл воевать с нами итальянским солдатам, уставшим от войны с американцами и англичанами? Большинство из них уже не желало воевать.

Фельдмаршал Кессельринг был достаточно опытен, чтобы поочередно разоружить деморализованные итальянские дивизии. Сопротивлявшимся офицерам, сторонникам короля, солдаты не подчинялись. Непродолжительные столкновения произошли в Риме, а также в расположенных в 20 километрах на юго-восток от столицы Альбано и Ариции. В последнем городке наши «стрелки-парашютисты» из Фриденталя, по правде говоря, не обнаружили вблизи грота следов превращенной в фонтан мифической водяной нимфы Эгерии, но зато они обнаружили две батареи королевской артиллерии, которые были быстро разоружены. Люди унтерштурмфюрера Менцла передвигались в пешем строю, поэтому они конфисковали грузовики и легковые автомобили, находившиеся в отличном состоянии, и на этой технике вернулись на квартиры во Фраскати. Этот эпизод явился причиной неприятного инцидента, о котором я сейчас расскажу.

На следующий день, 10 сентября, перед Кессельрингом капитулировали все части, находящиеся в Риме и его окрестностях. Командирам карабинеров и городской полиции поручили поддержание порядка. Таким образом удалось избежать кровопролитных уличных сражений, ужасного хаоса, а также, несомненно, разрушений и грабежей. Я уверен, что если бы обязанности главнокомандующего оперативным районом «Юг» выполнял кто-то другой, а не Кессельринг, восстание в Риме обязательно произошло бы.

Фельдмаршал не обижался на меня из-за замалчивания цели моей миссии, когда генерал Штудент представил меня как офицера стрелков-парашютистов. Он знал, что я выполнял приказ Гитлера, и когда мне довелось увидеть его снова, уже после освобождения Муссолини, он поздравил меня от всего сердца.

По-моему мнению, Альберт Кессельринг был одним из самых лучших наших генералов. Располагая очень скромными силами и средствами, он смог, несмотря на постоянные удары усиливающегося партизанского движения Сопротивления, защищать Центральную и Северную Италию с июля 1943 до 7 мая 1945 года.

Судом в Венеции он был приговорен к смертной казни по закону, применявшемуся Нюрнбергским трибуналом, но оставался в заключении до 1952 года. Все просто: он оказался в лагере побежденных.

Когда в 1953 году вышла его книга «Soldat bis zum letzen l ag»,[185] он прислал ее мне с дарственной надписью, которая и сегодня является для меня утешением за множество пережитых унижений и несправедливостей.

Позволю себе процитировать ее: «Вы, мой дорогой Скорцени, также найдете в этой книге множество фактов, достойных для запоминания, объединенных совместными переживаниями в плену. И еще несколько слов, предназначенных специально для Вас: «Истинной радостью для человека является действие»».

Добровольцы, привезенные мной из Пратика ди Маре во Фраскати, с 3 сентября поселились в палатках в парке католической школы при монастыре «Коледжио Нобиле Мандрагоне». В этом же парке, хотя немного выше, квартировал учебный батальон дивизии Штудента под командованием майора Морза.

Утром 11 сентября я находился с Радлом в штабе Штудента. Посланный Менцлом и Швердтом мотоциклист привез мне странное донесение: в наш лагерь пришел капитан стрелков-парашютистов и от имени майора Морза потребовал «быстрой и безотлагательной передачи всех транспортных средств, которые сорок наших негодяев присвоили себе 9 и 10 сентября». Я отослал мотоциклиста с кратким ответом: «Ничего не отдавать. Выезжаю». Я надеялся, что произошло какое-то недоразумение.

В монастырском парке я застал очень вежливого капитана, который сказал:

— Меня послал майор Морз с поручением, чтобы «подразделение стрелков-парашютистов», которое после разоружения двух итальянских батарей конфисковало у них грузовик и легковые автомобили, немедленно вернуло эти транспортные средства. Если это не будет безотлагательно выполнено, командир батальона прикажет отнять их, хоть бы с применением силы одной роты своего батальона. Мне хотелось бы добавить, уважаемый коллега, — продолжал посланник, — что я обратил внимание своего командира, что не согласен с образом действий и тоном приказа. Поэтому я передаю вам только приказ начальника.

— Мой дорогой, — ответил я капитану, — эта афера бессмысленна. Вы мне передали ультиматум, следовательно, я сделаю то, что и вы бы сделали на моем месте. А может, вам известен какой-нибудь иной способ решения этого спора и удовлетворения вашего командира?

— К сожалению, мне кажется, что нет. Я ограничусь только передачей…

— По правде говоря, я не знаю — плакать мне или смеяться. Скажите своему начальнику, что вы передали его требование, которое я считаю бессмысленным и жду его у себя в лагере. Пожалуйста, предупредите его, что если он захочет отнять транспортные средства, на которых приехали мои люди, он вынужден будет сделать это с применением силы.

Когда капитан ушел, я сразу же отдал соответствующие распоряжения. В одно мгновение добровольцы заняли полукругом боевые позиции перед транспортными средствами, спрятав готовые к действию автоматы. Я немедленно послал связного к Радлу с просьбой уведомить об инциденте генерала Штудента и обратить внимание, что с минуты на минуту я жду прибытия майора Морза. Генерал поспешно послал своего связного офицера, капитана Мецуера, приказавшего майору сохранять спокойствие. Мои люди вернулись в лагерь, а я поехал в штаб.

В полдень, 11 сентября, генерал Штудент, ранее принявший решение о проведении акции в Гран-Сассо, сказал мне, что тыл будет прикрывать батальон Морза и мне необходимо с ним встретиться. Морз должен был занять долину. Так как я отвечал за выполнение личного приказа Гитлера, мне пришлось объяснить майору его роль и роль его подразделения в этой операции. После утреннего инцидента ситуация Штудента оказалась достаточно деликатной, впрочем, моя тоже.

Мне было приказано доложить Морзу о своем прибытии. Я увидел его в палатке в обществе одного из моих людей, унтерштурмфюрера Шверда. Встреча прошла безупречно. Я представил майору план, разработанный вместе с Радлом и штабом дивизии, а также одобренный генералом Штудентом. 90 человек из 2-й роты его учебного батальона, четверо моих офицеров и двадцать младших командиров, как планировалось, под командованием моим и лейтенанта Берлепша будут участвовать в операции у гостиницы «Кампо Императоре». Майор Морз и оставшаяся часть его батальона должны про-11 икнуть окольными путями в долину, расположенную у подножия Гран-Сассо, заблокировать подъезды к нему, перерезать телеграфные и телефонные линии, а затем по долине переместиться к Асерджи и занять главную, нижнюю станцию канатной дороги. Захват станции должен произойти точно в тот же момент, когда первые транспортные планеры приземлятся у «Кампо Императоре». Синхронизация во времени обеих операций необходима, чтобы не допустить объявления тревоги одной из станций. В принципе, захват аэродрома в Л’Акуиле мы планировали осуществить позже.

Только тогда майору Морзу стала известна цель операции но освобождению Муссолини.

Речь шла не только о спасении самого дуче, но также и о спасении его жены, донны Ракелы, и двух младших детей, шестнадцатилетнего Романо и четырнадцатилетней Анны-Марии.

С 26 июля до 2 сентября донна Ракела находилась под усиленной охраной в Риме. Виллу, отданную герцогом Торлони в 1930 году в распоряжение Муссолини, окружили 300 солдат и бронемашины. С 3 августа донна Ракела находилась с двумя детьми под домашним арестом в своей резиденции в Рокка делле Каминате, в Романьи.

Я беспокоился о них, тем более, что дом находился под охраной карабинеров. Акция «представителей народной справедливости» (революционных групп) была всегда возможна, а карабинеры, скорее всего, не оказали бы им сильного сопротивления. Мне было известно, что донна Ракела была очень смелой женщиной и, кроме того, пользовалась всеобщей любовью в своем крае. Однако позже в Мюнхене она сказала мне, что, узнав об убийстве старого и верного друга мужа, Эттори Мути, она испугалась за детей. Мне удалось передать ей сообщение следующего содержания: выходить из дому только в случае крайней необходимости и полностью нам доверять. Они были своего рода заложниками правительства Бадольо.

9 сентября Витторио Муссолини, Паволини, Риччи, Фариначчи и Прециози объявили по мюнхенскому радио об «образовании национально-фашистского правительства, действующего от имени дуче». Стало ясно, что донна Ракела и ее дети находятся в опасности.

Шести моим добровольцам под командованием хауптштурмфюрера Манделя я поручил миссию по освобождению семьи Муссолини и доставке ее в Форли, откуда их планировалось переправить на самолете в Мюнхен. Нам пришлось пережить несколько беспокойных дней, так как нельзя было увезти семью раньше, чем мы освободим дуче, — это предупредило бы правительство Бадольо. Все акции требовалось согласовать во времени.

Мандель отправился в путь на грузовике, он прибыл в Рокка делле Каминате 12 сентября примерно в полдень и успешно выполнил свое задание.

Окончательный план операции в Гран-Сассо выглядел следующим образом.

Руководитель операции в «Кампо Императоре»: хауптштурмфюрер Отто Скорцени.

Руководитель операции в долине: майор Гарольд Морз.

День «X»: воскресенье 12 сентября 1943 года.

1. В долине: Майор Морз продвигается по дороге на Асерджи, занимает находящиеся на ней перекрестки дорог Л’Акуила — Баццано и Пескомаджчоре — Паганица. Он предпримет необходимые меры с целью предупреждения возможной атаки итальянских сил в направлении долины со стороны Л’Акуилы.

Он захватит находящуюся выше Асерджи нижнюю станцию канатной дороги.

Время «X» захвата станции: 14.00.

2. Гран-Сассо — «Кампо Императоре».

Время «X»: (первоначально) 6.00. В это время воздушные потоки самые слабые. (Время «X» я вынужден был перенести на 14.00, так как транспортные планеры из Франции прибыли с опозданием.)

Силы и средства: 12 транспортных планеров «DFS-230», буксируемых 12 самолетами «Хеншель», а также один разведывательный самолет с капитаном Лангутом на борту. Каждый транспортный планер берет на борт 9 вооруженных человек плюс пилота.

Порядок взлета и посадки транспортных планеров: теоретически с промежутками времени, равными одной минуте.

Планеры № 1 и 2: имеют на борту 18 человек из 2-й десантной роты, под командованием лейтенанта фон Берлепша, летящего на планере № 5. После посадки они должны установить на позициях четыре пулемета.

Вооружение: 14 автоматов «FG-42»; они охраняют штурмовую группу с планеров № 3 и 4.

Планер № 3: на борту находятся хауптштурмфюрер Скорцени с итальянским штабным офицером (им будет командующий карабинерами генерал Фердинандо Солети), унтерштурмфюрерами Швердтом и Варгером, а также пятью унтермаршфюрерами войск СС из Фриденталя. Они сразу же после посадки должны занять гостиницу, освободить Муссолини, нейтрализовать при необходимости охрану.

Планер № 4: на борту находятся заместитель хауптштурмфюрера Скорцени, унтерштурмфюрер Карл Радл, унтерштурмфюрер Менцл и семь солдат войск СС из Фриденталя. Сразу же после посадки они наносят удар по гостинице, оказывая поддержку группе руководителя акции, хауптштурмфюрера Скорцени.

Планер № 5: стрелки-парашютисты 2-й роты лейтенанта фон Берлепша. Задача: усилить две спецгруппы из Фриденталя в гостинице.

Планер № 6: стрелки-парашютисты 2-й роты. Задача: овладеть верхней станцией канатной дороги и туннелем, соединяющим ее с гостиницей.

Планеры № 7, 8, 9 10: стрелки-парашютисты 2-й роты. Задача: окружить гостиницу и ликвидировать любое сопротивление.

Планеры № 11 и 12: стрелки-парашютисты 2-й роты. На борту находится тяжелое оружие: два станковых пулемета, две мортиры среднего калибра, два безоткатных орудия. Все группы сразу же занимают огневые позиции.

Первая посадка предусмотрена на время «X»: 14.00. Открывать огонь категорически запрещено. Первый выстрел принадлежит хауптштурмфюреру Скорцени. Когда руководитель операции войдет в гостиницу, решение об открытии огня снаружи принадлежит лейтенанту фон Берлепшу.

11 сентября после обеда я собрал своих людей и сказал им: «Дорогие сослуживцы! Вы более шести недель готовились к операции, цель которой вам не была известна. Вы предпочли бы находиться в другом месте и сражаться. Я тоже. Сейчас я хочу вам сообщить, что завтра мы проведем акцию по личному приказу фюрера. Нам придется нелегко, возможно, некоторые из нас погибнут. Но операция должна быть успешно выполнена любой ценой. Я лично буду руководить операцией и, если все выполнят свои обязанности, мы выиграем. Добровольцы, выйти из строя!»

Все сделали шаг вперед. Необходимо было выбрать семнадцать человек из их числа, и, признаюсь, это была нелегкая задача. Двенадцать остальных под командованием унтерштурмфюрера Брамфельда, члена олимпийской сборной Германии 1936 года по современному пятиборью, должны были сопровождать батальон Морза, отправившегося в путь ночью с субботы на воскресенье, то есть с 11 на 12 сентября.

Утром примерно в 5.00 мое подразделение прибыло, полностью укомплектованное, на аэродром в Пратика ди Маре. Часто плохие известия не приходят в одиночку. Первым была лживая информация радио Туниса, сообщившего, что итальянские военные корабли, выплывшие из порта Ла Специя, достигли Туниса. На одном из них якобы находился Муссолини, «с этого времени военнопленный на африканской территории».

Мне было известно, что эти корабли оставили вчера порт, а линкор «Рома» потоплен в результате взрыва бомбы «Фриц» с дистанционным управлением. Следовательно, Муссолини не мог находиться в плену в Тунисе или Бизерте.

Второе плохое известие: наши транспортные планеры прибудут только через четыре или пять часов, а, кроме того, отсутствовал генерал Солети, которого Радл и Варгер должны были встретить в Риме перед зданием министерства внутренних дел в 7.30, а было уже 8.30. К счастью, немного позже он появился.

Унтерштурмфюрер Радл завтракал с генералом Солети на аэродроме, когда приземлились двенадцать транспортных планеров, предназначенных для операции. Далее я предоставляю слово Карлу Радлу:

«Генерал наблюдал в окно за посадкой двенадцати «DFS-230»:

— Вам не кажется, что эти самолеты без моторов очень интересно и ловко придуманы?

— Да, господин генерал. «DFS-230» — это великолепные машины. Excellentisima macchina.

Генерала передернуло, и он спросил рассеяно:

— Вы стрелок-парашютист, поэтому, наверное, часто летаете на таких машинах?

Я не был стрелком-парашютистом, и транспортные планеры не являлись моей специальностью. Генерал не знал, что имеете с хауптштурмфюрером Скорцени он сам должен занять место в планере № 3. Необходимо было сказать ему об этом:

— Очень часто, господин генерал! Во время полета на этой машине у человека очень хорошие впечатления, потому что шум мотора не мешает разговору и наверху он сам себе кажется птицей, uomo-ucello.

— Действительно? А вам не известно, для чего предназначены эти машины?

Я посмотрел на часы. Наступил соответствующий момент.

— Мне известно, господин генерал. Вскоре мы полетим на этих планерах и приземлимся в массиве Гран-Сассо, чтобы освободить дуче.

Генерал Солети недоверчиво посмотрел на меня, посчитав мои слова неудачной шуткой.

— Надеюсь, что вы не сказали это серьезно! Дуче находится в заключении на высоте не менее 2000 метров, где одни лишь скалы. Как вы хотите там приземлиться? Дружище, это невозможно. Это было бы идиотское мероприятие, верное самоубийство! Настоящая бойня! И вы думаете, что я, Солети…

Когда ему наконец стало понятно, что и он будет участвовать в этой «безумной авантюре», он взбунтовался, погрузился в сильнейшее отчаяние, а затем расхворался, и мы вынуждены были срочно вызывать доктора Бруннера…»

По правде говоря, мне было понятно решительное сопротивление генерала Солети. Он великолепный кавалерист, и я не сомневаюсь, что ему под силу возглавить кавалерийскую атаку. Однако наша экспедиция казалась ему бессмысленной. После беседы со штурмбаннфюрером Капплером, занявшим очень решительную позицию по вопросу участия итальянского генерала в операции, а также после непродолжительной встречи с генералом Штудентом, Солети волей-неволей вынужден был согласиться на участие в экспедиции «с целью избежания ненужного кровопролития». Впрочем, у него не было выбора. Все утро Радл и Варгер не отходили от него ни на шаг.

Перед отправкой Штудент собрал в одной из комнат аэродрома всех пилотов и офицеров, участвующих в операции. «Господа, — сказал он, — вскоре вы начнете действительно необычную операцию. Вы все были отобраны из числа наших самых лучших пилотов и офицеров, специально обученных для преодоления любых препятствий. Это предприятие запишут в анналы истории военного искусства не только по причине невероятных трудностей, которые ожидают вас, но также и по причине огромного политического значения этой акции. Прежде чем хауптштурмфюрер Скорцени отдаст последние приказы, мне хотелось бы пожелать вам удачи и сказать: я верю, что каждый из вас выполнит свой долг».

На схеме «Кампо Императоре», нарисованной в большом масштабе и укрепленной на каменной стене, я объяснил каждому пилоту и каждому командиру группы его задачу. После изучения атаки на бельгийскую крепость Эбен-Эмель, осуществленной 10 мая 1940 года, мне было известно, что промежуток времени между высадкой на купола крепости первых стрелков-парашютистов и саперов и первым выстрелом бельгийцев равнялся трем минутам. Я предполагал, что у меня и людей из планера № 3 будет четыре минуты для того, чтобы добраться до Муссолини, прежде чем охрана начнет по нам стрелять. Тогда нас должны будут прикрывать стрелки-парашютисты из планеров № 1 и 2. Через минуту к нам на помощь должны подоспеть Радл, Менцл и солдаты планера № 4.

Однако произошли, как говорят итальянцы, «неуловимые» события. Первым была бомбардировка нашего малого аэродрома несколькими английскими самолетами всего лишь за пятнадцать минут до планируемой посадки в планеры. Когда я выбрался из укрытия, то увидел, что лишь по счастливой случайности ни одна из наших машин не задета. Только взлетная полоса была повреждена несколькими бомбами. В час «X», 13.00, наша экспедиция взлетела и, ведомая самолетом Лангута, направилась на северо-восток к Гран-Сассо.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.