БАРСЕЛОНСКИЙ ТРИУМФ

БАРСЕЛОНСКИЙ ТРИУМФ

Сорок вторая весна в жизни Адмирала была чудесна, и ни в минувшие, ни в последующие годы не доводилось испытывать великому мореплавателю такой отрады. Он вернулся со щитом, сбылись самые сокровенные его чаяния, и вся Кастилия с ликованием встречала нового Ясона, который достиг Индий и обрел там Золотое Руно.

Впрочем, подавляющее большинство кастильцев толком себе не представляли, где плавал Адмирал, что он открыл и почему так важны эти открытия. Кастильцы, особенно жители Андалузии, — страстные любители зрелищ, и волновали их не открытия Адмирала, а его кортеж, не уступавший по яркости и пестроте пасхальной процессии.

Вся Севилья стекалась к Иконным воротам, здесь размещены были на постой диковинные люди, доставленные из Индий. Днем и ночью здесь толпились и простые люди, и благородные рыцари, и священники, и знатные дамы. От искушения не удержался и девятнадцатилетний саламанкский студент, Бартоломе Лас Касас. Он часами выстаивал у Иконных ворот, и ему довелось повидать самого Адмирала, который жил по другую сторону Гвадалквивира, в монастыре Санта-Мария-де-Лас-Куэвас — святой Марии на пещерах.

Пасхальная неделя всегда праздновалась в Севилье с большой помпой. Каждодневно к кафедральному собору направлялись торжественные процессии. Монахи одиннадцати орденов, члены разных ремесленных цехов и гильдий, моряки из заречного пригорода Трианы протискивались через узкие улочки центральных кварталов к собору, сгибаясь под тяжестью помостов с деревянными и гипсовыми статуями пречистой девы, апостолов и святых великомучеников.

Проносили «свет господний», свечу чудовищной величины, отлитую из желтого воска, у дверей собора князья церкви омывали ноги нищим, и во всех этих церемониях горячее участие принимал Адмирал. Два года назад он неделями обивал пороги в приемных андалузских магнатов, теперь герцог Мединасидония дал в его честь грандиозный ужин, и на этом вечере присутствовали отцы города, и сам архиепископ севильский возгласил между мясным и рыбным блюдами осанну новому Одиссею.

В понедельник, 9 апреля, Адмирал покинул Севилью и направился в Барселону. Путь его лежал через Кордову, Мурсию, Валенсию и Таррагону; всю Андалузию, весь Левант, половину Кастилии он должен был пройти, чтобы отдать отчет о своих открытиях королевской чете.

Чудесен апрель в Испании, Распускается листва, зеленеют травы, ярко светит ласковое, не знойное солнце, бормочут весенние ручейки, не пылят подсыхающие дороги. Пышный кортеж шел медленно, процессию возглавлял Адмирал, за ним гарцевали командиры флотилии, замыкала шествие шестерка индейцев. На Гуанахани, на Кубе, на Эспаньоле они ходили в чем мать родила, но здесь, в христианской и цивилизованной стране, им пришлось прикрыть стыд роскошными поясами, и в довершение всех неудобств Адмирал приказал им не снимать золотых масок — гуаяс; у каждого индейца на плечах была клетка с попугаями, и эти нескромные птицы вызывали бурю восторга у кастильских и арагонских мальчишек, которые неизменно сопровождали адмиральскую процессию.

Так Адмирал, его приближенные и индейцы шли десять долгих дней. Числа 20-го вдали, на севере, показалась суровая гора Монтжуич, у подошвы которой великий карфагенский полководец Гамилькар основал город Барселону.

Барселона. Узкие улицы, они уже, чем в Севилье, и толпа здесь другая. Меньше криков, меньше шума, лица угрюмые, черные и синие береты низко надвинуты на лоб. Каталония. Серьезная страна серьезных людей.

Церемония приема намечена и утверждена. Открытая эстрада. Три кресла и один табурет. Кресла для их высочеств и для наследного принца дона Хуана. Табурет для Адмирала. Милость неслыханная, невероятная, невозможная. В присутствии их высочеств сидеть дозволено только принцам крови и грандам из самых родовитых фамилий.

Слезы признательности в начале приема, возможно, и ближе к концу. Наготове держать соборный хор, прием завершится мощным «Те Deum laudamus»[59].

Все продумано до последней мелочи. Указано, где стоять индейцам — справа от эстрады, на нижних ее ступеньках.

Королева прозорлива. Эта эстрада, этот табурет, эти слезы, этот благодарственный гимн очаруют не только простодушного лигурийца. Вот как опишет барселонский прием неподкупный правдолюбец Бартоломе Лас Касас, ярый ненавистник разорителей Нового Света, взлелеянных ее высочеством, королевой Изабеллой Кастильской:

«Адмирал поднялся на возвышение, где находились короли, окруженные множеством кавалеров и знатнейших людей, и среди них он казался истинным сенатором римским. Благородно было его лицо, благородны были его седины, благородна была улыбка его, скромная и радостная, и в ней светилась слава его подвига…» (77, 1, 333).

А шестеро пленников стояли у королевской эстрады. Стояли в золотых масках — гуаясах, чресла их были опоясаны роскошными поясами-себами из реквизита «короля» Гуаканагари, головы украшены разноцветными перьями, и эти живые образцы несметных сокровищ Нового Света покорно ждали, когда же наконец окончится утомительная церемония и великие касики Кастилии и Арагона прикажут своим старейшинам и своим жрецам разойтись по домам.

Итак, первый акт барселонской идиллии был разыгран блистательно.

Осушив слезы умиления, их высочества приступили к делу. Уже не на открытой эстраде, а во дворце арагонских королей Изабелла и Фердинанд приняли Адмирала. Новооткрытые земли надо было спешно прибрать к рукам, и именно об этом повели речь Католические Короли на деловых аудиенциях, данных Адмиралу.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.