1

Огюст был взволнован, услышав, что Париж собирается отпраздновать наступление двадцатого столетия открытием грандиозной выставки – Всемирной выставки 1900 года. Ему сказали, что выставка привлечет в Париж весь цивилизованный мир. Он решил бросить противникам вызов, выставив для всеобщего обозрения лучшие свои произведения. Такая смелость удивила его самого. Но организаторы выставки отказались предоставить ему место под предлогом, что его работы не отвечают теме выставки – теме прогресса. А затем и парижский муниципалитет не разрешил постройку павильона для его скульптур на собственный счет, заявив, что он не привлечет зрителей.

Но наконец, после долгих переговоров, с помощью влиятельных друзей и ссуд банкиров, благодаря которым он купил Медон, Огюсту удалось получить от городских властей разрешение на постройку павильона. Однако павильон должен находиться за территорией выставки. В качестве уступки ему позволили воздвигнуть павильон на площади Альма.

Огюст был доволен расположением павильона. Рядом с Сеной, в самом центре Парижа, поблизости от площади Звезды и площади Согласия, и недалеко от выставки. Он построил простое белое здание со строгими греческими колоннами и разместил в нем свои лучшие произведения – сто семьдесят одну скульптуру.

Накануне открытия выставки Огюст стоял перед павильоном, раздумывая, придет ли кто-нибудь смотреть на скульптуры. Его Храм скульптуры – Общество литераторов окрестило его Забытым храмом – имел скромный вид и представлял разительный контраст с роскошными павильонами Науки и Промышленности. Огюст смотрел на расположенный рядом Дворец электричества, сказочное сооружение, сиявшее ослепительными огнями, которое возвещало наступление века прогресса, и невольно сомневался в целесообразности своего поступка.

Где ему тягаться с этой башней света. Но отступать было поздно. На строительство павильона ушло восемьдесят тысяч, шестьдесят тысяч он занял у банкиров. Он был связан по рукам. Его будущее зависело теперь от числа посетителей по франку за билет. Плата небольшая, но сомнения его продолжали расти. Павильон стоял отдельно от павильонов Всемирной выставки, и он страшился, что сюда никто не придет; враждебное отношение к нему Школы изящных искусств, Института, Академии – одна из причин нетерпимости, проявленной к нему обществом, – одержит верх. Боль от разлуки с Камиллой еще не утихла, хотя миновало уже два года. Внезапная кончина Малларме и Шаванна, двух лучших и самых преданных друзей, еще более омрачили его. Сегодня, с грустью думая о них и о Камилле, Огюст остро ощущал эти утраты и свое одиночество.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.