7

7

Завершение работы над «Бальзаком» было для Огюста наслаждением. Бесформенная масса под его ловкими и уверенными руками оживала, появлялись ноги, бедра, торс завершался большой головой с пышной шевелюрой. Голова вобрала в себя все мастерство скульптора. Величием и горделивостью она напоминала львиную. Руки Огюста легко и проворно лепили статую и легкими движениями искусно ткали рясу, пока она не составила с фигурой единого целого. Это «одевание» фигуры доставляло ему почти чувственное удовольствие. Смена движений, смена ритмов. Каждая складка – новый каскад движений и достижение новой высоты. Ни малейшая деталь не ускользала от его проворных рук. Он вдохнул в «Бальзака» жизнь. Тело, которое многие подвергали осмеянию, сейчас, облаченное в рясу, производило величественное впечатление.

Настали последние дни работы над руками Бальзака. В них должны были выразиться вся жизненная сила, все мужество и трудолюбие писателя. День проходил за днем; Огюст вылепил сотни рук, пока наконец нашел решение. Чтобы достичь предельной выразительности, он сложил руки Бальзака на животе: Бальзак придерживал рясу. «Это сильные руки, – с гордостью думал Огюст, – сам Бальзак с его уважением к силе оценил бы их по достоинству». Огюст потратил на них больше времени, чем на все остальные детали.

Он сделал окончательную фигуру размером в два человеческих роста. Поместил «Бальзака» на пьедестал высотой в пять футов и отлил его в белом как снег гипсе. Теперь Огюст был готов показать свою работу.

Он позвал Камиллу, Бурделя и Дюбуа – Майоль больше не работал у него в мастерской – и ждал их суда. Они остановились как вкопанные. Сама по себе огромная статуя в десять футов высотой на пятифутовом пьедестале потрясала мощью, не говоря уже о том драматическом эффекте, который производили одеяние и гордо поднятая голова. И хотя фигура была очень тяжелой, белый гипс создавал впечатление необычайной легкости.

Огюст спросил:

– Какие недостатки? Прошу вас, ваше мнение. Камилла прошептала:

– Это великолепно. – На глазах у нее были слезы радости. Наконец-то после стольких лет он отыскал решение.

Дюбуа был рад, что работа наконец завершена. Теперь мэтр сможет вернуться к выгодным заказам и позволит ему больше уделять внимания своим вещам. «Это выдающееся произведение», – думал Дюбуа, но, вспомнив, что ведь и он мог получить этот заказ, в нерешительности хранил молчание.

– Ну а вы, Дюбуа, ничего не скажете? – спросил Огюст.

– Общество как будто требовало пьедестал высотой в десять футов? – проговорил Дюбуа.

– Это была ошибка. А что вы скажете о самой статуе?

– В ней невероятная сила, – ответил Дюбуа. – Но ее могут не понять.

Бурдель молчал. Бурдель смотрел не на голову, как все остальные, он уставился на руки – плод долгой, напряженной работы.

Огюст, заволновавшись, спросил:

– Вам они не нравятся?

Бурдель был его лучшим учеником и сам уже выдающимся скульптором.

– Нет, они мне нравятся, – сказал Бурдель, – но…

– Я допустил ошибку? – допытывался Огюст. Он знал, что Бурдель будет с ним честен.

– Нет, нет, – сказал Бурдель, в то время как мэтр взял резец. – Голова приковывает внимание, ряса создает свою особую гармонию, руки прекрасны, полны сил, но…

– Они слишком сильны, – сказал Огюст. Бурдель задумался, потом медленно кивнул.

– Пожалуй.

Огюст обошел вокруг статую и снова внимательно посмотрел на нее анфас и в профиль. «Бурдель прав, – печально подумал он, – руки доминируют надо всей фигурой, и тут может быть только один выход». Он резким ударом отсек обе кисти.

Камилла содрогнулась – в мгновение погублены недели напряженного труда. Дюбуа это тоже ошеломило. Кисти были сделаны мастерски.

Огюст спросил Бурделя:

– Теперь фигура закончена, мосье?

– Закончена, – ответил Бурдель.

– Хорошо, – сказал Огюст. – Будем готовить ее к Салону[112]. Как я обещал.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.