5

5

Розу не заинтересовал подарок. Она была глубоко оскорблена его отказом дать их сыну имя Роден. Он не стал обсуждать вопрос, а лишь сказал, что это дело решенное, раз и навсегда.

Положение казалось безвыходным. Решение Огюста довело Розу до полного отчаяния. Она говорила себе, что для Огюста не существует ничего, кроме него самого, и все же у нее не было ни сил, ни умения противиться ему или вырваться из этих сетей. Она винила не его, а его любовь к искусству. А для нее он был первой любовью, и единственной. Со всей страстностью своей натуры она верила, что никогда не полюбит другого, и не хотела признаваться себе, что в этом-то и заключается ее ошибка. Он любит ее, решила она, хотя и не говорит об этом. Она разрывалась между Огюстом, который держался сдержанно и равнодушно, и младенцем, который требовал заботы, и сознавала всю безвыходность своего положения. Если она пыталась протестовать, Огюст становился холоднее льда.

Когда Роза вновь могла позировать, Огюст вернулся к работе над «Вакханкой», но дело не шло. Эта фигура, его первая обнаженная скульптура в полный человеческий рост, не должна быть просто красивой. Ведь не из-за одной же красоты начал он работу. Она должна быть живой, естественной. Никогда еще перед ним не стояла столь сложная задача, а младенец выводил его из себя. Маленький Огюст не умолкал ни на минуту, не давая отцу сосредоточиться. И Роза, позируя, все время отвлекалась, она стала рабыней младенца. Огюст считал, что «Вакханка» должна стать выдающимся произведением, если только он ее закончит, но пока младенец с ними, на это было мало надежд. Сын словно затеял заговор против отца, его плач раздражал Огюста.

После нескольких недель такой пытки он заявил Розе, что они должны отдать маленького Огюста родным, пусть поживет у них, пока не подрастет.

Роза не соглашалась. Она расплакалась. Маленький Огюст присоединился к ней.

Если сначала Огюст был настойчив, но все же мягок, то теперь рассердился. Младенец закатывался так, что мог пробудить даже мертвых. Он решительно сказал:

– Ты можешь навещать его каждую неделю, а когда подрастет, возьмем его обратно.

Она рыдала так горько, что сотрясалась кровать. Его раздражение усилилось. Он не выносил слез и сказал, уже без следа сочувствия:

– Впереди столько работы, а этот плач надоел мне. Неужели он думает, что она сама добровольно отдаст кому-то своего малыша?

Он ничего не ответил. Встал с кровати, ушел из дому и не возвращался всю ночь.

Роза так обрадовалась, когда на следующее утро он вернулся к завтраку, что согласилась на время отдать ребенка родителям.

Наконец-то она познакомится с его семьей. Семья была для нее основой основ. С тех пор как она переехала к Огюсту, мысль, что она не знает его родных, не давала ей покоя. Она молила бога, чтобы они отнеслись снисходительно к тому, что они с Огюстом не женаты, и поняли бы, что это не ее вина.

Она спросила:

– Ты думаешь, они на нас обидятся?

– Не знаю. Но думаю, что возьмут ребенка, – ответил он.

– А когда маленький Огюст подрастет, мы заберем его обратно?

– Когда он подрастет настолько, что не станет нам мешать. Давай не терять времени. Из-за этого посещения пропадет воскресенье – единственный свободный день, который я могу посвятить лепке.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.