Размен

По прошествии сорока дней после смерти Анны Вячеславны я решилась на размен нашей коммуналки. Тогда еще разменивали по старинке — составляли «цепочки», в которой, как меня пугали, могло участвовать до двух десятков квартир и комнат. Надо было писать объявления, искать подходящие варианты, договариваться со многими людьми, смотреть квартиры… Я даже не представляла, как к этому подступиться. Мадам, как я называла невестку Анны Вячеславны, на размен согласилась, заявив, что знает, как всё это делается. Получив благословение священника, я предложила другой стороне заказать молебен и помолиться об удачном окончании дела. Мадам строгим голосом сказала:

— Наташа, вы думаете, что квартира с неба упадет? Тут надо поработать, милый человек, а не так, как вы, — все дома сидите.

— Я некоторым образом свободный художник, Инна Виленовна. Дома работаю, — ответила я в телефонную трубку.

— Так и просидите всю жизнь… Поверьте моему научному опыту, надо как-то шевелиться, а не по церквам бегать.

— Вот видите, я шевелюсь…

— Времени нет на пустые разговоры с вами. Что-то появится, я сообщу, — оборвала мадам и бросила трубку.

Вскоре я прочла ее объявление в газете «Из рук в руки», от которого стало не по себе. Трехкомнатную нашу квартиру она предлагала разменять на две равноценные однокомнатные, тут же появились соискатели. Я позвонила мадам и вежливо попросила ее дать другое объявление: трехкомнатную на двух— и однокомнатную.

— Вы в своем уме, Наташа? Мы так будем размениваться до второго пришествия, — возмущенно ответила она. — А Игорьку негде жить.

Игорек — это внук Анны Вячеславны.

— Он же у вас живет, в отдельной комнате, — сказала я.

— Он собирается жениться, скоро.

— В пятьдесят лет пора! Но я очень сомневаюсь в его намерениях…

— Следите, милый человек, за собой! Не пойму, что вам не нравится? У нас площадь двадцать метров, а у вас двадцать два. Но главное — зачем вам, одинокой, двухкомнатная?

Я сделала небольшую паузу, раз, два, три, раз, два, три, раз, два, три, чтобы не ответить ей так же — какой-нибудь гадостью, и, стараясь быть спокойной, поправила:

— У вас площадь восемнадцать с половиной, а у меня двадцать четыре. Это раз. И у меня две отдельные комнаты. Лично буду составлять цепочку, — твердо сказала я, но на душе стало тоскливо-тоскливо. Это мероприятие затянется на полжизни. У нас хоть и в сталинском доме, но очень неудобная для одной семьи квартира с длинным коридором и большой площадью территории «общего пользования». После войны специально коммуналки разводили, чтобы люди жили не в семье, а в «коллективе» со всеми вытекающими последствиями — склоками, скандалами, подсматриваниями и подслушиваниями. Целый класс таких нелюбимых страной граждан появился, для которых сосед по коммуналке — настоящий враг.

Мадам с удовольствием взялась лепить из меня коммунального врага, чтобы оправдать покушение на мою собственность. Она знала, что заступиться за меня некому. Это и есть черная неблагодарность… Вечером она позвонила со своим ультиматумом.

— Ваша доля в квартире, мы подсчитали, составляет пятьдесят процентов, а наша — сорок три. На свои пятьдесят семь можете хоть трехкомнатную выменять. Имейте в виду, нашей площади я ни полметра вам не отдам.

— Спаси вас Бог, Инна Виленовна, вы добрая женщина…

— Да, не вы первая это говорите, — не поняв юмора, ответила мадам. — Я поручила составлять цепочку одной знакомой, сделает за месяц. Но за это придется заплатить. И заживете вы наконец по-человечески. Нельзя же всю жизнь по коммуналкам слоняться…

— Вашими молитвами… — ответила я на ее выпад, чтобы не довести разговор до коммунального скандала. Большую часть жизни я прожила с родителями в огромной трехкомнатной квартире в центре большого областного города. Можно сказать, около кремля. — Имейте в виду, что я перееду только в двухкомнатную! — но энтузиазма в моем голосе не было.

Мадам, наоборот, рассмеялась в трубку:

— У вас завышенная самооценка, милый человек.

Весь месяц я тоскливо со всех сторон обдумывала невеселую мысль, что придется-таки ехать в однокомнатную квартиру из своих двух комнат. Цепочка, которую я пыталась составить, оборвалась на третьем шаге. Дилетанту надо было бросить всё и заниматься одним разменом. У меня на это ни сил, ни времени не было.

Почаще стала заходить в церковь, ставила свечки, молилась, чтобы дело сдвинулось. Но и месяц прошел, и второй. Никто не интересовался нашей квартирой, хотя мадам уверяла, что «всё в процессе».

Мне советовали обратиться в агентства недвижимости, которые только стали появляться. Размен через «куплю-продажу» был делом новым, непонятным. Тогда казалось, что это самый верный способ потерять и деньги, и недвижимость… Я позвонила в одну из таких фирм. Выслушав мои условия, продавец недвижимости сказал:

— Будет вам двухкомнатная квартира. В Бирюлево-товарном.

Я почти согласилась на Бирюлево-товарное, потому что поняла: с мадам каши не сваришь, она всю душу вымотает, но сделает по-своему. Уезжать с проспекта Мира, конечно, совсем не хотелось. Во-первых, почти центр… Но главное, душа прикипела к намоленному Знаменскому храму, который не закрывался в годину гонений.

Вдруг мадам заявила, что сын Игорек жениться раздумал, заболел, квартирой заниматься некогда. Молодая семейная пара из комнаты Анны Вячеславны в спешном порядке съехала, и должны были заселиться какие-то другие люди, тоже якобы родственники. Обиженные молодые проговорились, что на самом деле мадам просто решила сдавать комнату чужим людям. С молодыми я как-то уживалась, они за комнату не платили и вели себя скромно. Но кто явится на их место? Если такие, как мадам, миру в нашей коммуналке придет конец. Было от чего заунывать.

Я сама позвонила ей. Состоялся нелицеприятный, на повышенных тонах разговор. Пословицу «Договор дороже денег» было бессмысленно даже упоминать. В ход пошла тяжелая артиллерия. Я выкрикивала: «Вы не имеете права», «никого не пущу», «врежу новый замок», «сообщу налоговой инспекции» и тому подобные аргументы. На советского доктора «философских» наук всё это не сильно действовало. В конце разговора мадам подвела свой итог:

— М-да! Вот она наша творческая интеллигенция. Только на глотку умеет брать. Вы — прирожденная скандалистка. Бедная моя свекровь не выдержала, убежала от вас.

— И у вас вскорости умерла…

Мадам замолчала, а потом отчеканила:

— Ни пяди вам площади не уступлю. Ни пяди! — произнеся это так, что мороз по коже пополз. — И уберите свой буфет из коридора!

– ? la guerre comme ? la guerre!

— Что, что? — с угрозой переспросила мадам.

— Французская пословица. На войне, как на войне! — сказала я. — А вот русская: «Враг хотел пировать, а пришлось горевать», — и бросила трубку.

У мадам оказалась настоящая бульдожья хватка: «ни пяди она не отдаст», будто я фашистский захватчик. Ладно бы, чего-то в жизни не хватало, но ее дом был — полная чаша, жизнь катилась по накатанной номенклатурной колее. Недавно мадам отметила 75-летний юбилей, и мне казалось странным, что она, занимаясь всю жизнь «философией», так и не поняла: пора о душе думать, а не тленные сокровища на земле собирать. На тот свет ничего не возьмешь, кроме добрых дел. Знала я, конечно, что она для Игорька собирает, своего пятидесятилетнего оболтуса, лентяя и разгильдяя с младых ногтей, чтобы окончательно погубить его. Потому что леность и праздность до добра не доводят. Анна Вячеславна много переживала о своем непутевом бездетном единственном внуке, о неправильном его воспитании, но смирялась, старалась не говорить резких осудительных слов — ни о внуке, ни о его родителях, хмурилась, когда я начинала их ругать. И вот сейчас, когда хотелось просто убить мадам — морально, конечно, я чувствовала, что Анна Вячеславна будто наблюдает за мной с того света и — хмурится. Оставалось одно: проглотить обиду и свыкнуться с мыслью, что справедливого и быстрого размена не будет.

Но попробуй проглоти, когда тебя от нее трясет. На следующий день я отправилась в наш храм на исповедь. Батюшка разрешил меня, кающуюся грешницу, хотя к причастию не допустил, пока пребываю в такой нелюбви к ближнему. Ну какая она мне ближняя, думала я, скорее бы уж дальней стала и сердилась на батюшку, который знал про все страсти-мордасти вокруг моей коммуналки и даже пожалеть меня не хотел… Подумав, то есть помолившись про себя, он только сказал, кивая на чудотворную икону:

— Молись мученику Трифону, он жилищные дела устраивает. Молебен закажи и всех участников туда впиши. Это и будет твой акт любви к ним.

Я не очень верила в то, что каждый святой «отвечает» за определенные человеческие нужды. А если их перепутать?..

Ну хорошо, молебен так молебен. После литургии отстояла и молебен, просила святого Трифона поскорее и получше квартиру разменять.

Слава Богу, трясти меня перестало. Будущее выглядело уже не так мрачно. Неделя прошла своим чередом.

И вот — исторический звонок.

— Наташа, ну как там у вас? — послышался вкрадчивый голос мадам. — Новости есть?

— Новостей нет. А у вас?

— Мы тут посовещались: Женя, Игорек. И вот что… Вы уж, пожалуйста, как-то там по своим каналам посодействуйте размену.

— По каким каналам? — не поняла я.

— Ну, религиозным. Помолитесь, что ли. Женя особенно вас просит. В память Анны Вячеславны. Разъедемся — и гора с плеч. Но чтобы по-честному. Иначе мы не согласимся.

— Инна Виленовна, даже не сомневайтесь!

Что там у них произошло, осталось неизвестным. Главное выяснилось потом, и в которой уже раз я удивилась мудрому Промыслу Божиему. Но всё по порядку.

Я подошла к тому же священнику и спросила, кому еще молебен заказать. Он благословил: мученику Трифону, святителям Николаю и Спиридону Тримифунтскому.

— А как, всем сразу? — спросила я.

— Приходи каждое воскресенье и молись.

— Благословите.

— Бог благословит, — улыбнулся священник. — Ничего. Прорвемся!

После трех молебнов, как ни странно, страх перед агентствами недвижимости как-то поутих. Я отправилась в одну из контор, которая существует до сих пор — вот уже почти двадцать лет, и озвучила свои условия. Мне сразу же предложили переехать в Марьино, на самую окраину Москвы.

— Нет, — говорю. — Я никуда не уеду от своей церкви.

Ребята из агентства пожали плечами, мол, постараются мне помочь, но ничего не обещают. К огромному удивлению, назавтра мне позвонили и сказали, что есть подходящий вариант. Двухкомнатная квартира на улице Трифоновской.

— Трифоновской? Разве такая есть? Где?

— В десяти минутах ходьбы от вашей Знаменской церкви.

Невероятно. Я не могла поверить. Где-то был подвох.

— А что моим соседям?

— Им однокомнатная квартира в кирпичном доме с балконом. Хороший район. Они согласны.

Нет, все-таки здесь какая-то закавыка, не верила я. Мы пошли смотреть квартиру. Двор подходящий, дом кирпичный… Но сама квартира оказалась в плохом состоянии — снятый после пожара паркет, ободранные стены, грубая перепланировка, разделившая одну смежную комнату на две. Получалась даже трехкомнатная квартира. (Потом, когда мы с мадам уже ударили по рукам, я польстила ей — какая она прозорливица — трехкомнатную квартиру мне напророчила «на мои 57 процентов».)

— Я не могу въехать, тут такой ремонтище надо делать… — расстроилась я. — У меня нет денег.

— Хорошо, — загадочно ответил риелтор. — Завтра мы вам перезвоним.

Назавтра мне сказали, что ремонт будет сделан в течение десяти дней, и я срочно должна переезжать. Срочно! Я сомневалась, потому что все сильно смахивало на сказку. Где-то есть подвох, но я никак не могла понять, где?

— Я не успею за десять дней собраться… И денег на переезд у меня нет, — отговаривалась я.

— Вас перевезут бесплатно. Через десять дней вы должны освободить свои комнаты. Это условие. Соглашайтесь. Вы станете первым человеком в нашей практике, который при переезде улучшил свои жилищные условия, — начал нервничать риелтор. — Почему вы не соглашаетесь?

— Скажите, а у вас всё по-честному? Вы меня не обманываете? — это был глас вопиющего в пустыне. — Я не лишусь своей собственности?

— Да нет же! Почему вы такая недоверчивая?

— Хорошо, согласна, — сказала я с чувством, что прыгаю в пропасть без парашюта.

— Да не переживайте вы так, — облегченно вздохнул риелтор. — Вам просто повезло!

Я вышла из подъезда, вступила на тротуар той улицы, на которой, Бог даст, придется жить… Если, конечно, правда, что повезло. Оглянулась. Через дорогу за забором была большая площадка, заросшая травой, а посреди нее — небольшой, судя по всему, древний храм. Заброшенный и жалкий. Стала спрашивать прохожих, не знают ли, что это за церковь. Никто не знал. Наконец увидела гуляющего старичка. Он-то мне и поведал, что церковь — во имя мученика Трифона, а улица, на которой мы стояли, названа Трифоновской в честь именно этого святого. Невероятно! Так вот кто взял меня под защиту! Больше всего меня тогда удивило, что несмотря на людское пренебрежение его памяти на земле, с небес он все равно помогает нуждающимся!

Я рванула вперед, нагнала риелтора у самого метро, чуть не сбив его с ног. Мобильников еще не было.

— Валера, Валерочка! Пожалуйста, я на Трифоновскую перееду. Только на Трифоновскую.

— Ну, договорились же! — рассердился он. — Беда с вами, верующими!

— С нами победа! — рассмеялась я.

Действительно, ремонт начался. Я каждый день читала акафист мученику Трифону. Молдаване работали не за страх, а за совесть. Паркет уложили и покрыли лаком, поклеили недорогие, но симпатичные обои, окна покрасили, поменяли купленную мной сантехнику. В день переезда к моему старому подъезду подогнали огромную машину, «качки» затащили в нее мои пожитки и аккуратно вытащили их на новом месте.

Я совсем не ожидала узнать о том промыслительном стечении обстоятельств, которые привели к чуду «улучшения жилищных условий при размене». Но и это открылось. После того как все владельцы недвижимости собрались у юриста и оформили сделку, богатый армянин, купивший нашу коммуналку, открыл бутылку шампанского и произнес по-восточному витиеватый тост, в котором поблагодарил всех участников… Мадам, конечно, приняла благодарность исключительно на свой счет.

Армянин пожелал подвезти меня и по дороге не удержался рассказать, сколько разных неприятностей пришлось ему претерпеть, пока он не остановился на нашей коммуналке. Человек заработал много денег, приехал в Москву, чтобы купить своей семье квартиру именно в моем районе, потому что там жили его престарелые родители. Казалось, чего проще? Выбирай вариант, плати деньги и живи на здоровье. Он выбирает первый вариант. Вроде обо всем договорились, начали искать варианты. Но коммуналки — дело тонкое, большие очень трудно расселить. Начинается: одного это не устраивает, другого — то, кто-то вообще передумал и прочая, прочая. Или: все согласны на условия, потом, как правило, люди начинают сатанеть от алчности, мол, богатый армянин, знаем мы таких… и предъявлять немыслимые требования. Договор расторгается, всё начинается сначала. За год он перебрал 57 (опять 57 — счастливое несчастливое число!) вариантов. И на этом числе сломался. В какой-то день они решили, что все — вместе с родителями переезжают в пятикомнатную квартиру на Арбате, хотя по многим причинам это было им неудобно. Армянину остался памятен тот день — 14 февраля. И я запомнила, что мадам позвонила мне с предложением воспользоваться «религиозными каналами» — тоже 14 февраля. А в начале марта бедному богачу позвонили и предложили 58-й — мой вариант.

Машина остановилась около нового моего жилища. Армянин выскочил из машины и, обежав ее, открыл дверцу, подал мне руку и с широкой белозубой улыбкой сказал:

— Знаете, джаник, когда я вошел к вам в комнату и увидел иконы, сердце подсказало, что у нас всё получится! Спасибо, джаник, вся наша семья вам очень благодарна. — Он поцеловал мне руку и, как фокусник, надел на палец тонкой работы золотое колечко. — Нет, нет, не отказывайтесь, всем будет обида.

Только несколько лет спустя я узнала, что 14 февраля — день памяти святого мученика Трифона. Недавно мы отметили двадцатилетие со дня возобновления богослужения в его храме.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.